Часть 7.1
Шада делает мне знак, чтобы я не отставала. Слева от нас встают отец и он. Я чувствую, как волнуется толпа позади нас. Часть меня ощущает удивительный прилив сил. Но другая часть — у меня никак не получается с ней справиться — готова на все, чтобы в эту же секунду превратиться в маленькую серую мышку. Сжав кулаки, заставляю себя смотреть вперед.
Настала очередь судье Абдо взять слово:
— Суд рассматривает дело девочки, выданной замуж без ее согласия. После подписания брачного договора она была против ее воли увезена в провинцию Хадджа. Там Нуджуд подвергалась сексуальному насилию со стороны мужа, несмотря на то что еще не достигла половой зрелости и была слишком маленькой для подобных действий. Более того, он не только насиловал ее, но также избивал и оскорблял. И сегодня эта девочка пришла сюда, чтобы требовать развода...
Настал тот великий момент, которого я так ждала. Момент, когда восторжествует справедливость и виновные понесут наказание. Совсем как в школе, когда учительница ставила нас в угол... Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы я выиграла, чтобы это чудовище согласилось на развод!
Мохаммед аль-Гхази несколько раз стучит по столу маленьким деревянным молоточком.
— А теперь послушай меня, — обратился он к отвратительному существу, которое я ненавижу больше всего на свете. — Два месяца назад ты взял в жены эту девочку. Ты принуждал ее к сексуальным отношениям и избивал, это так?
Чудовище моргает, осмысливая слова судьи, потом отвечает:
— Нет, это неправда! Она и ее отец были согласны на брак.
Я правильно расслышала? Да как... как у него совести хватило? Ну и врун! Ненавижу его!
— Ты вступал с ней в сексуальные отношения? Ты спал с ней или нет? — повторяет свой вопрос аль-Гхази.
В комнате воцаряется звенящая тишина.
— Нет!
— Ты избивал ее?
— Нет... я никогда не был с ней жесток.
Я судорожно цепляюсь за юбку Шады. Как Фаез может быть настолько уверен в себе, как он может стоять тут и криво усмехаться, выставляя напоказ свои желтые зубы? Так спокойно врать? Ну уж нет, не позволю. Нужно и мне кое-что сказать.
— Он лжет!
Судья царапает на листке несколько слов. Потом поворачивается к моему отцу:
— Вы были согласны с замужеством своей дочери?
— Да.
— Сколько ей лет?
— Тринадцать.
Тринадцать? Никто не говорил, что мне тринадцать лет! Я думала, что мне девять, максимум десять! Я переплетаю пальцы, чтобы успокоиться, и слушаю, что говорит отец.
— Я выдал Нуджуд замуж, потому что боялся за нее, — объясняет он. — Потому что боялся...
Его глаза налиты кровью. Боялся? Боялся чего?
— Я согласился на этот брак, потому что боялся, что ее постигнет судьба старших сестер... — продолжает папа, поднимая руки к небу и потрясая кулаками. — Один мужчина уже забрал у меня двух дочерей! Он похитил их честь. Этого достаточно. Теперь он сидит в тюрьме.
Я не понимаю, о чем говорит отец. Расплывчатые, сумбурные ответы... Что он хочет сказать? И вопросы, которые задает судья, становятся все более и более непонятными. В десять лет трудно разобраться в юридической тарабарщине. Слова сыплются, сыплются, сыплются. Сначала тихие, спокойные, потом жесткие, похожие на камни, которые швыряют в стену — и они с треском разбиваются. Мало-помалу темп разговора ускоряется. Голоса становятся громче. Обвиняемые явно не собираются сдаваться так просто. Обстановка в зале накаляется, толпа бурлит. Сердце бьется все сильнее и сильнее. И тут муж что-то говорит Мохаммеду аль-Гхази — не могу разобрать его слов, — и судья снова несколько раз стучит молотком по столу.
— По просьбе мужа заседание продолжится при закрытых дверях, — объявляет он.
Нас переводят в другую комнату, где нет репортеров и посторонних зрителей. Вдали от толпы я чувствую себя гораздо спокойнее. В конце концов, моя история слишком личная, чтобы выставлять ее напоказ. Но и здесь судья продолжает задавать вопросы:
— Господин Фаез Али Тхамер, вы подтвердили факт заключения брака?
Мое сердце замирает.
— Да, — отвечает он. — Но я был очень нежен с Нуджуд... И осторожен... Я не бил ее.
От его ответа я вспыхиваю, перед глазами проносятся все издевательства и страдания, которые пришлось пережить по вине этого чудовища. «Что значит не бил? А синяки на руках, а слезы, пролитые от боли? Пора действовать, Нуджуд!» — просыпается мой внутренний голос. Меня всю колотит от злости.
— Это неправда!
Все взгляды устремляются на меня. Я сама поражаюсь этому внезапному порыву, однако не могу сдержать свои эмоции.
С этого момента процесс начинает двигаться куда быстрее. Фаез чернеет от злости. Кричит, что отец предал его и соврал по поводу моего возраста. Aba не остается в стороне. Говорит, что муж пообещал не притрагиваться ко мне, пока я не вырасту. И тут чудовище заявляет, что согласится на развод при одном условии — отец возместит ему плату за невесту! Aba отвечает, что никогда не видел этих денег. Можно подумать, что мы на рынке, а не в суде! Сколько? Когда? Кто говорит правду? Кто лжет? Кто-то предлагает заплатить ему пятьдесят тысяч риалов[34] и покончить со всем этим. Я не понимаю, что происходит. Когда же все это кончится? Пусть меня наконец оставят в покое... Хватит раздоров между взрослыми, от которых страдают дети. Довольно!
* * *
После длительных обсуждений судья выносит окончательное решение — и спасает меня.
— С настоящего момента брак объявляется расторгнутым! — сказал он.
Расторгнутым! До сих пор не верю в это. Меня переполняет неудержимое желание бегать по комнате и кричать от счастья! Я так рада, что не обращаю внимания на следующее заявление судьи: мой отец и этот монстр будут отпущены на свободу. Их даже не заставят заплатить штраф или подписать обещание хорошо себя вести!
Сейчас я просто хочу всласть насладиться долгожданной свободой. Выхожу из комнаты, куда перенесли заседание, и обнаруживаю, что толпа все еще на месте. Более того, люди взбудоражены еще сильнее, чем прежде!
— Скажите что-нибудь для наших телезрителей! — кричит репортер, проталкиваясь ко мне с микрофоном.
Все вокруг толпятся, пихаются, даже аплодируют. На меня со всех сторон обрушивается шквал «Mabrouk!». А позади кто-то бормочет, что я точно самая юная разведенная в мире.
Потом приходит очередь подарков. Растроганный этой историей незнакомец протягивает мне пачку денег — там сто пятьдесят тысяч риалов! Он говорит, что представляет спонсора из Саудовской Аравии. В жизни не держала в руках столько денег...
— Эта девочка — настоящая героиня! Она заслуживает награды! — заявляет мужчина.
Другой говорит что-то о женщине из Ирака, которая хочет подарить мне золотые украшения. Вокруг без конца щелкают камеры. Журналисты обступают меня плотной толпой. Но вдруг за их спинами появляется один из братьев моего отца — он встает и кричит Шаде:
— Вы очернили репутацию нашего рода! Запятнали честь нашей семьи!
Шада поворачивается ко мне.
— Не слушай его, он говорит глупости, — шепчет она.
А потом берет за руку и тянет за собой. Не нужно бояться своего дядю — я же выиграла, в конце концов! Выиграла! Теперь я разведена! Никогда больше не выйду ни за кого замуж. Как странно и удивительно приятно вновь ощущать забытую легкость — слова судьи мгновенно вернули меня в детство...
— Khaleh Шада!
— Да, Нуджуд?
— Я хочу новые игрушки! Хочу есть шоколадные конфеты и пирожные!
Вместо ответа моя защитница широко улыбается.