1
Откуда приходят они? Из праха. Куда держат путь? К могиле. Кровь ли течет у них в жилах? Нет, то — ночной ветер. Стучит ли мысль в их головах? Нет, то — червь. Кто глаголет их устами? Жаба. Кто смотрит их глазами? Змея. Кто слушает их ушами? Черная бездна.
© Рэй Брэдбери «Надвигается беда»
– Я вам ещё об этом не говорила, но... кажется, я бредила этим днём с самого детства.
– Не сложно было бы догадаться.
Она отвернулась, скрывая смех:
– Да. Каждый год я не спала всю ночь, зарываясь под одеяло с фонариком и книгами. Я читала эти рассказы... они бросали меня в дрожь, заставляли вздрагивать от каждой тени, но я не могла перед ними устоять. Это была моя традиция, ритуал, наполнявший ту мою жизнь определенным смыслом. Мне нужно было за что-то цепляться тогда, понимаете? Мне нужно было...
– А может, ты просто искала дверь?
Она засмеялась громче:
– Скорее уж окно. То, в которое так хотелось выйти.
– Поэтому ты выбрала такую ночь? Тридцать первое октября?
– Вы хотите услышать историю о глупой девочке и смерти?
– Я слушаю всех. А ты здесь, потому что хочешь рассказать. – От слов мужчины по ее рукам побежали мурашки, но губы все равно растянулись в улыбке.
– Да, правда. У нас его не празднуют, знаете ли. Ну, то, что вы называете Днём Всех Святых. До покойников никому нет дела, как, собственно и до живых. Но мне было, всегда было. Когда умер мой любимый кот, проживший недолгую, но счастливую жизнь, я попросила сделать его чучело. Мама была в ужасе. Папа расценил этот жест как «помочь ребенку перебороть страх смерти». Конечно, это было жутко – видеть своего друга как будто бы законсервированным, застрявшим между мирами, с пустыми глазами, за которыми ничего нет. Тогда же я не знала, что и это тоже сыграет свою роль. Но я знала, что мертвые возвращаются. Хотя бы на одну ночь в году. И когда мама с папой умерли в той катастрофе... я просто отправилась за ними. И это был долгий путь.
– Ты пыталась покончить с собой?
– Нет, – она сморщила лоб, будто бы вопрос застал ее врасплох. – Вроде бы. Во всяком случае, этого я не помню. Друзья у меня, знаете ли, изгои и фанатики, но они никогда не были тупыми. Наверное, у меня на лице было написано, что я не жилец. Помню лишь, как падала в черную дыру внутри себя. Смотрела в пустые глаза пустого набитого ватой кота. Законсервированный труп. Я уже не боялась – о нет, мне было так плохо, я злилась так сильно...
– Ты бы сделала с ним все это, если бы он был живым?
Она поморщилась.
– Нет. Надеюсь, что нет. Мне нужно было вылить гнев. Я злилась. Злилась на смерть, на мир, на то, что все... так. Я бросала в чучело вещи. Кричала проклятия. Швыряла его в стену и вопила, забившись в угол комнаты. Я не знала, как жить дальше..
– Но со временем становилось легче?
– Вы слушаете мою исповедь или берете интервью?
Мужчина усмехнулся и опустил взгляд. Он был так красив, что она едва ли не пожирала его глазами.
– Я изучаю.
– О, так вы настоящий исследователь. Ставите опыты на живых?
– Скорее... скорее все не так просто.
Они заговорщически улыбнулись друг другу, встретившись взглядами, но она поспешно отвернулась, когда холодок побежал по спине.
– Так... тебе становилось легче, правда?
– Да. Меня вытаскивали с самого дна, даже когда я этого совсем не хотела. Мне не давали времени на депрессию, и это было важно – иначе у меня бы не осталось сил на то, до чего оставалось чуть меньше года. Я готовилась к осени, по большей части морально. Я не понимала, как именно это должно было произойти, но... но я знала, что что-то будет. Что-то невероятное. Шоу всей моей жизни.
– Ты хотела встретить родителей?
– Конечно, хотела. Но со временем... я просто помешалась на идее той ночи. Она сама по себе стала моим самым большим желанием.
– Но ведь ты была не одинока?
Она сжала губы. Было не понятно: давит она улыбку, злость или слезы. Лицо перекосило сложной, замысловатой гримасой. Сморщился лоб. Она отвернулась.
– Мы были заодно.
– Это они дали тебе такое странное имя?
– Нет, оно было дано мне задолго до нашего с ними знакомства. Да, мы никогда не называли друг друга настоящими, записанными в документах именами, но имя каждого из нас было частью нутра.
– Хочешь чаю?
– А можно?
– Сегодня особенный день, а ты мой гость. Я угощаю.
Она улыбнулась.
– Конечно.
Комната была тускло освещена старыми пыльными керосиновыми лампами, но они наполняли ее приятным желтым светом. В тишине трещал камин. Мужчина в длинной черной сутане бесшумно передвигался по комнате, каждое движение его было безупречным, подобным танцу. Он был молод для священника, но ему шло это традиционное одеяние. И ее тянуло к нему. Не как к мужчине или другу, или единственному существу на земле, способному облегчить ее боль. Ее тянуло к нему невиданными доселе силами жизни и смерти.
– Так почему «Рейн»? – спросил он, и девушка вздрогнула от непривычного звучания своего имени.
– Оно звонкое, словно капли, барабанящие по стеклу. Оно шуршит опавшими листьями, шепчет промозглым ветром. Читали сказку Брэдбери о людях осени? Я была одним из них.
– Они вроде плохие персонажи.
– Моя история тоже не о хорошей девочке.
– Она, конечно же, о смерти.
– Стали бы вы слушать ее в противном случае?
Рейн сделала глоток крепкого ароматного чая и впервые за долгое, долгое время почувствовала, как по телу растекается тепло. Она уже давно совсем ничего не чувствовала.
– Итак, – сказал он. – Вас было пятеро?
– Да. Рейн, Немо, Астра, Хронос и... Данте, – она запнулась на последнем имени и обожгла язык, но эта боль уже ничего для нее не значила.
– Вы ждали и планировали этот день все вместе?
– Да. Мы называли его «Карнавалом Святых». И мы даже подумать не могли о том, чем эта ночь обернется для всех нас.