Глава 18
Три дня пролетели стремительно. Большую часть времени ласси проводила в отцовской комнате, держа Ярла за здоровую руку и разговаривая с ним. Она «придумывала» истории о существах под названием фавны, саламандры и селки, населяющих фантастический дворец изо льда. Пересказывала книги, прочитанные в дворцовой библиотеке. Наплела, будто взялась самостоятельно осваивать новый язык, но, когда отец спросил какой, торопливо ответила: «Французский». Незачем ему знать, что его младшенькая учит тролльский.
Ласси послала Эйнара в ближайшую книжную лавку купить пачку модных романов, и они с Тордис по очереди читали Ярлу. Сестры уходили, только когда сиделка меняла отцу повязки или купала его, но даже такая разлука была мучительна для ласси.
На следующий день после ее приезда Ханс Петер запряг оленей и вернулся в их старый домик. Все умоляли его остаться, но он отказывался. Отговаривался делами («Ха!» — фыркнула на это Фрида) и тем, что Йорунн с ума сойдет от беспокойства.
— Жаль, я не привезла свою книжечку, а то мы могли бы ей написать, — сказала ласси, гладя беломордую оленуху по носу, пока Ханс Петер грузил в фургон узелок со своей одеждой и большой тюк с едой. — Тогда ты мог бы остаться.
— Я бы все равно не остался, — раздраженно ответил он.
— Мне надо с тобой поговорить, — настойчиво сказала ласси.
Она твердила об этом последние полтора дня. Ей не терпелось поговорить с братом наедине и расспросить его про ледяной дворец и заклятие.
— Нет, не надо, — отрезал Ханс Петер. Затем вздохнул и опустился на козлы. — Ладно, дорогая моя маленькая ласси, слушай хорошенько. Ты права: я был там. Я видел великую снежную равнину и дворец изо льда. Я знаю фавна Эразма и саламандр, которые готовят такую вкусную еду. Но я также знаю хозяйку этого дома и знаю, насколько велика ее власть над теми, кто в нем обитает. Вот почему я говорю тебе: будь осторожна, выжди свой год и вернись домой.
— Но вдруг мне удастся...
— Будь осторожна. Выжди свой год. Вернись домой, — повторил он, подобрал вожжи и отпустил тормоз переднего левого колеса. — Можешь пока оставить себе парку, но я бы хотел получить ее обратно, когда ты вернешься.
Ханс Петер тряхнул вожжами и свистнул, и ласси поспешила убраться с дороги. Олени сорвались с места. Доехав до конца улицы, брат быстро обернулся и помахал. Его волосы блеснули на солнце белизной, и от этого он показался глубоким стариком.
— Ну и ну! — Фрида спустилась по ступенькам и сердито уставилась вслед фургону. — Уехал, а? И даже до свидания матери не сказал. И брату, гостеприимством которого воспользовался, тоже.
От сварливого голоса матери у ласси заныли зубы.
— Ты же знаешь, Ханс Петер не любит прощаний. И Аскель тоже. Обоим было бы просто неловко.
Мать только фыркнула:
— Пойду внутрь. Зябко на улице.
Слишком скоро визит подошел к концу, и вот уже настало утро последнего дня. Вечером Аскель обещал отвезти ласси за город, чтобы она могла встретиться с исбьорном в сумерках, но сейчас Ярл дремал, а остальные разошлись, поэтому девушка начала укладывать ранец. Хорошенькое голубое платье она снимать не торопилась, но достала штаны, свитер и парку, чтобы переодеться позже.
В дверь постучали.
— Пика? Это я. — Тордис просунула голову в комнату. — Не терпится ехать?
Ласси взяла щетку и улыбнулась сестре:
— Нет. Просто не хочу тратить последний час с папой на сборы.
— А задержаться никак?
Ласси состроила гримаску:
— Я обещала отправиться в обратный путь сегодня. Чем дольше я задержусь, тем дольше продлится год.
Тордис уставилась на нее:
— Что ты имеешь в виду?
— Я должна прожить с медведем год и один день. Поскольку я потратила пять дней здесь, мне придется задержаться во дворце исбьорна на пять дней дольше.
— А там на самом деле... все... в порядке?
Ласси рассмеялась.
— Я живу во дворце с гигантским белым медведем, — напомнила она сестре. — Все настолько в порядке, насколько это возможно. — Она покачала головой, хихикая, и продолжила сборы. — И будет облегчением убраться подальше от маменьки, — пробормотала она себе под нос.
— Знаешь, мама теперь гораздо счастливее, — сказала Тордис.
— Не сомневаюсь. Но счастье, похоже, лишь добавило ей любопытства, — отозвалась ласси. — Она всю неделю подглядывала да лезла с расспросами: «А что ты ешь? А сколько слуг в замке? А придворные у медведя есть?» — произнесла она высоким визгливым голосом, подражая Фриде.
Настала очередь Тордис смеяться.
— Точь-в-точь наша матушка. Но тебе вроде бы нечего скрывать, — заметила сестра.
Ласси опустила глаза, и сестра взглянула на нее пристальнее:
— Или есть?
— Н-нет.
Тордис обошла кровать и обняла младшую за плечи.
— Что тревожит тебя, сестренка?
— Ничего, — ответила ласси, складывая и перекладывая сорочку.
Даже для ее собственного уха это слово прозвучало откровенной ложью.
— Ничего?
— Просто... — Ласси внезапно замолчала.
— Просто что?
Два голоса сражались в голове у ласси. Один, принадлежащий белому медведю, предупреждал ее не выдавать никаких «тайн». Второй голос, ее собственный, едва не плакал от одиночества, когда сестра обняла ее. Ласси наслаждалась обществом исбьорна, но между ним и любым человеческим существом, особенно одной из сестер, лежала пропасть.
— Просто... — Она все еще колебалась, не зная, как начать. — Ладно, только маме с папой не говори, но каждую ночь кто-то ложится ко мне в постель, — выпалила она на одном дыхании.
— Кто-то ложится к тебе в постель? Кто? — Тордис свела брови на переносице.
— Не знаю, — пожала плечами ласси. — Ночью мне никак не удается найти свечу. Кровать огромная, и... кто-то просто ложится на другую сторону и засыпает. А наутро — никого.
— Кто-то?
— Или что-то. Я не вижу...
Тордис в ужасе схватилась за горло:
— Оно хоть человеческое?
— Думаю, да.
— Откуда ты знаешь?
Ласси покраснела.
— Я ощупала ему голову, — прошептала она.
— Это мужчина? — Глаза Тордис сузились.
Ласси не пришлось говорить. Пылающие щеки сказали все.
— Незнакомый мужчина лежит рядом с тобой каждую ночь? Бедное дитя! — Тордис поцокала языком. — Знаешь, на самом деле вовсе не обязательно, что это мужчина, даже если на ощупь...
Ласси отстранилась, чтобы лучше видеть лицо Тордис.
— Я тебя не понимаю...
— Дворец-то заколдованный, — напомнила сестра. — Этот... мужчина... который делит с тобой постель, тоже наверняка заколдован. Например, ужасный тролль притворяется человеком, чтобы внушить тебе ложное чувство безопасности.
— Мне так не кажется.
Ласси говорила правду. Было нечто очень... постоянное и обыденное в ее ночном госте. По сравнению с минотавром в кухне он выглядел почти скучным.
— А если этот неведомо кто играет с тобой в некую игру? Постепенно убеждает тебя в своей невинности, пока ты вообще не позабудешь о его присутствии?
— Но какой в этом прок?
— Живя в такой глухомани, как наша, всякого наслушаешься — жуткое дело, — сказала Тордис с мрачной уверенностью. — Ты не знаешь, на какие пакости способна эта тварь.
— Но я не чувствую угрозы, — возразила ласси.
Сестра только головой покачала:
— Неважно. Тебе надо взглянуть на это существо при ярком свете, чтобы убедиться, что это не какое-то ужасное чудовище.
— Но говорю же тебе: ночью даже свечки не найти, а камин гаснет.
Тордис пожевала губами, затем подошла к канделябру на комоде. Ласси не зажигала у себя свечи, потому что они были сделаны матерью, с добавкой трав, от которых она чихала. Сестра вынула из кармана передника ножницы и отрезала у свечи верхушку. Она протянула ласси этот кусочек свечи вместе с коробком спичек, вынутым из другого кармана.
— Возьми это и посмотри на чудовище, с которым делишь постель, — посоветовала ей Тордис. — Наш священник говорит, что свеча, отлитая в христианском доме, способна развеять любой морок. Это единственный способ убедиться, что ты в безопасности.
— А если нет? — Ласси почувствовала, как по спине пополз холодок.
— Поступай, как сочтешь нужным: запирайся на ночь или беги из дворца и возвращайся домой. — Тордис сунула коробок и свечку в руки сестренке. — Носи их всегда при себе. Обещай мне.
— Хорошо, — сказала ласси, скорее чтобы успокоить Тордис, чем соглашаясь с ней.
На глазах у сестры она спрятала оба предмета за корсаж платья. От трав в свече у нее защекотало в носу и зачесалось там, где свечка соприкасалась с кожей. Девушка тайком вытерла руки об одну из сорочек, которую упаковывала.
— Я только схожу посмотрю, не проснулся ли папа. — Она бочком обошла кровать, начиная жалеть, что вообще раскрыла рот.
Последние драгоценные часы с отцом ласси провела в тревоге. Она не могла сосредоточиться на романе, который они торопились дочитать, да и кожа на груди чесалась все сильнее, по мере того как воск нагревался от тепла ее тела. Когда настала пора прощаться с родными, она была злая, уставшая и покрылась сыпью.
— Вернуться бы уже во дворец, там хоть ванну принять можно, — проворчала она Ролло, пока они ждали в маленькой рощице за городом.
Аскель и Торст привезли ее туда, но она заставила их тотчас уехать, понимая, что исбьорн при братьях не покажется.
— Ты пришла, — сказал он, выходя из-за деревьев, словно вызванный ее мыслями.
Несмотря на сыпь и плохое настроение, у нее внутри все затрепетало от радости при виде медведя и по лицу расползлась широченная улыбка.
— Конечно. Я же дала слово!
Ласси без приглашения вскарабкалась ему на спину и ударила его пятками по ребрам, словно коня:
— Поехали.
Она потерла грудь, мечтая, чтобы зуд прекратился.
Медведь пророкотал что-то, то ли смеясь, то ли жалуясь, и сорвался с места. Ролло помчался следом, вывалив язык от предвкушения. Они направлялись домой.