Глава 2
На севере говорят: третий сын - счастливчик. Это он отправляется в дальние страны и видит, как происходят чудеса. Третий сын короля Олафа Ястребиный Нос ускакал в битву верхом на северном ветре и вернулся с победой, нагруженный золотом и женатый на заморской принцессе. В сказках третьего сына называют "ясеневым пареньком" или, по-норвежски, Аскеладденом. И ума, и удачи ему ровно не занимать.
В надежде вдохновить собственного третьего сына на покорение подобных высот Фрида назвала мальчика Аскеладденом. Жена дровосека мечтала однажды переехать во дворец, выстроенный ее собственным "ясеневым пареньком" на золото, найденное в дупле старого дуба. Затем сыночек вызволит из беды заколдованную принцессу и поселит ее у себя во дворце вместе со своей обожаемой маменькой.
Однако Аскеладден Ярлсон совсем не походил на героя сказок и легенд, и это понимали все, кроме его матери. Он предпочитал пить крепкое горное пиво и всячески увиливать от работы, стараясь жить за счет собственной изворотливости. А еще он предпочитал сочных крестьянских дочек ледяным принцессам, - так говорил он юной ласси, подмигивая и пихая ее локтем в бок.
В тот вечер Ханс Петер пересел на скамью и уступил ласси местечко поближе к очагу. Обычно он сидел там ради яркого света, да и бросать стружку в огонь так сподручнее, а вот тепло ему не требовалось. Казалось, холод не пронизывал его до костей, как остальных членов семьи. Ханс Петер утверждал, будто побывал в месте, где холоднее, чем в аду, и с тех пор разучился мёрзнуть.
- Вот, ласси, - сказал старший брат, показывая кусок дерева. - Это что?
К двенадцати годам сестренка уже узнавала многие странные символы.
- "Олень", - бойко ответила девочка. - Только маме не показывай: она очень рассердится.
Ханс Петер подмигнул ей, причём куда дружелюбнее, чем Аскель:
- Не волнуйся. Не успеешь ты наморщить свой хорошенький носик, как эта деревяшка превратится в ложку с обвитой цветами ручкой.
Тут дверь их маленькой хижины распахнулась, и внутрь влетел пятнадцатилетний Эйнар. Второпях он оставил дверь открытой настежь, впустив в дом ветер и снег. Юноша застыл посреди общей комнаты, упершись руками в колени и пытаясь отдышаться.
Остальные члены семьи, кто был дома, уставились на него. Лишь через несколько мгновений шестнадцатилетняя Катла метнулась закрыт дверь. Едва заперев тяжелую створку на засов, она повернулась к Эйнару.
- В... в... в де... деревне, - выдохнул он. - Йенс Педерсон говорит, он его видел.
- Кого видел? - спросил Аскель из-за угла, где ничищал свои изношенные сапоги.
- Упаси меня святые угодники от полоумных детей, - пробормотала себе под нос Фрида и плотнее закуталась в потрепанную шаль.
Она снова принялась за вязание, не обращая внимания на Эйнара.
- Бе... бе... бе... - заикался Эйнар.
- Бе-бе-бе, - передразнил его Аскель и вернулся к натиранию сапог.
- Белого оленя, - выпалил наконец Эйнар, и вся семья застыла в изумлении.
Сказок про белого оленя ходило столько же, сколько историй про везучих третьих сыновей. Все знали: если поймать белого оленя, можно попросить один подарок. А какие чудесные дары приносил белый олень! Сказочное приданое для дочек бедных рыбаков, мешки золота, новые дома, горшки, всегда полные до краев вкуснейшей едой, семимильные сапоги, золотые корабли... и еще множество замечательных вещей.
Все повскакали на ноги, разинув рты. Все, кроме Ханса Петера. Старший Ярлсон только покачал головой и вернулся к резьбе. Аскеладден пересек комнату двумя большими шагами и, схватив Эйнара за плечи, тряхнул младшего брата:
- Ты уверен? Видели белого оленя?
Эйнар кивнул, снова лишившись дара речи.
- Где?
- К... к востоку, за выгоном Карла Хенриксона. У трех водопадов.
Аскель выпустил брата и схватил недочищенные сапоги. Сунув в них ноги, он натянул одну из висевших у двери залатанных парок ( Парка - длинная тёплая куртка с капюшоном). Затем снял со стены лыжи с палками.
- Не жди меня к ночи, мама, - весело бросил он и вышел в снежную замять.
Другие дети, до тех пор не промолвившие ни слова, вдруг разом засуетились, собираясь следом за ним. Все, кроме Ханса Петера и ласси. Фрида ничего не говорила, пока средние дети делили между собой тёплую одежду и лыжи и по одному выходили на холод. Когда за последним закрылась дверь, она недовольно повернулась к оставшимся, старшему и младшей.
- Ваши братья и сёстры решительно настроены добыть семье состояние, но вы, я вижу, не таковы, - рявкнула она, протопала к очагу и взяла ложку, которой Катла мешала суп.
- Малышка слишком юна, чтобы гоняться по бурелому за лунными бликами, - ответил Ханс Петер. - Да и негоже безымянному ребенку бродить по лесам.
- А у тебя какая отговорка, у здорового-то мужика? Сидишь целыми днями у огня, как старуха, грея свои ленивые кости!
- Ласси слишком мала, а я слишком стар, - мягко ответил Ханс Петер. Я отправился в погоню за лунным светом на борту "Морского дракона" и до сих пор об этом жалею.
Маленкая ласси переводила взгляд с ворчливой матери на брата с печальными глазами и не знала, как поступить. Ей-то, наверное, можно остаться. Как сказал Ханс Петер, она слишком маленькая, чтобы торчать на холоде, да и ночь близко. Но как же здорово было бы поймать белого оленя и попросить его сделать Ханса Петера снова счастливым!
- Я тоже иду, - заявила она и поднялась со своего места у огня. Её немного пробирала дрожь от страха: вдруг какой-нибудь тролль встретится? Но тогда, решила ласси, она просто назовётся Аннифрид, именем своей сестрицы.
- Что? - поразился Ханс Петер. Он бросил кусок дерева, который резал и взял сестру за руки. - Маленькая моя ласси, это не дело.
- Всё со мной будет в порядке, - возразила девочка, изображая уверенность, какой вовсе не чувствовала.
- Парок не осталось, - заметил Ханс Петер.
- Возьму одеяло, - ответила ласси, подумав.
Она твёрдо решила поймать этого оленя ради Ханса Петера, и ничто не могло ее остановить.
- Ты замёрзнешь до смерти! - взвизгнула мать. - Если хотела надеть парку, нужно было шевелиться. Иди помешивай суп, мне надо чулки штопать.
- Нет. - Ласси вскинула голову. - Я найду белого оленя.
- Тогда надень мою парку.
Ханс Петер поднялся наверх, и ласси услышала, как он роется в своём морском сундуке. Он редко его открывал, и петли недовольно скрипели. Ханс Петер спустился по лесенке и подал сестрёнке парку и сапоги:
- В этом не замёрзнешь. И не потеряешься.
- Ой, я не могу! - Она схватилась за щёки, пораженная красотой протянутой ей одежды.
Сапоги и парка были отделаны тончайшим белейшим мехом, какой ей только приходилось видеть. Верхний слой из мягкого войлока, белого, как первый снег, был покрыт орнаментом из кроваво-красных и лазурно-голубых лент. Угловатые линии вышивки напоминали узоры, которые вырезал Ханс Петер, но ни один из знаков не показался ласси знакомым.
- Можешь и наденешь, - возразил старший брат, протягивая ей одежду. - Сапоги тебе велики, разумеется, но если влезешь в них не снимая своих, то вполне сойдет. Привяжешь снегоступы и можешь ходить как медведь. А парка укроет тебя от носа до кормы, что нелишне в такой холод.
- Эти вещи слишком хороши для нее, проворчала мать, блестящими глазами обшаривая швы и оценивая качество работы. - Мы могли бы выручить за них у следующего торговца кругленькую сумму, это точно. - Она скрестила руки на груди. - Почему ты раньше не говорил, что у тебя есть такие вещи на продажу? А тут семья в нужде бьётся!
- Я не отдам их ни за любовь, ни за деньги, - отозвался Ханс Петер.
В глазах у него появился тот же мертвый свет, какой был, когда он только-только вернулся домой, - свет, который лишь теперь начал тускнеть.
- Но... - начала Фрида.
- Я не отдам их ни за любовь, ни за деньги, - повторил ее первенец. - Я заработал их кровью и расстанусь с ними, только когда смерть заберет меня, не раньше. Сегодня ласси наденет их, а потом они отправятся обратно в сундук!
Не желая перепираться с братом, пребывавшим в таком странном, яростном настроении, ласси влезла в предложенную одежду. Парка с лихвой закрывала колени, доходя до края голенищ. С её собственными истёртыми башмаками внутри сапоги сели как раз, но длинные рукава парки пришлось подвернуть.
- Мне никогда еще не было так тепло, - удивленно произнесла девочка.
Она и не знала, каково это - чувствовать всем телом, как тебя окутывает тепло. Обычно его ощущаешь только щеками и руками, сидя близко к огню.
Брать поднял ей капюшон, заправил внутрь волосы и завязал тесёмки, чтобы капюшон не свалился.
- Если будет на то Божья воля, однажды тебе станет так тепло навсегда, - сказал он ей сиплым от чувств голосом.
Затем придержал рукава, пока она натягивала варежки, и ласси отправилась на поиски белого оленя.