Чудовище

Я в саду. Повсюду вокруг - кусты роз, их посадил отец. Я каждый день поливаю розы и тихонько с ними разговариваю. На одних кустах цветы желтые с розовым, на других - белые, но мне больше всего нравятся те, что густого алого цвета. С ними я говорю больше всего, и, наверное, поэтому они так здорово растут. Все любят, чтобы с ними поговорили. Я могу поговорить с отцом, а с розами кроме меня никто не поболтает.

Скрип - открывается входная дверь. Я улыбаюсь отцу. От одного вида роз мне становится радостно на душе. И ничего, что сегодня у меня последний день учебы.

Сегодня я наконец-то узнаю, для чего я. От одной мысли об этом голова кружится.

Папа подает мне плащ.

- С сегодняшнего дня ты будешь выходить со двора. Тебя увидят многие, поэтому носи плащ не снимая.

Он набрасывает его мне на плечи и застегивает на шее. Плащ цепляется за винтик, и папа его поправляет.

- Это чтобы люди не увидели крылья и все остальное и не напугались?

- Да.

- А твоего друга напугали крылья или кровь?

Отец усмехается:

- Пожалуй, и то и другое.

- Прости. Я же не знала, что он пришел.

Отец похлопывает меня по плечу.

- Я и сам не знал, что он придет. Ничего, больше незваным не явится. Не тревожься.

- Ура! - Я скачу к живой изгороди. - А что я сегодня буду делать?

Каждый день отец дает мне разные задания. Сначала была полоса препятствий - чтобы проверить мою координацию. Потом тренировки на скорость и точность. Потом - охота. Правда, я никак не пойму, нравится мне охота или нет. Вот кролик понравился, это точно.

- Сегодня? Посмотрим, как ты научилась быть хитрой и незаметной.

- Но это уже было вчера, - говорю я.

Мы идем по тропинке меж кустов.

- Вчера ты перехитрила кролика. А сегодня должна будешь перехитрить людей.

Отец берет меня за плечи.

- Если люди чего-то не понимают, они боятся. Тебя они не поймут. И испугаются, если увидят хвост или крылья, поэтому тебе надо их прятать.

Он поправляет на мне плащ, а я стараюсь держаться прямо.

- Прижми крылья, распластай их по спине, пусть будут как вторая кожа. Хвост прячь под юбками, и смотри, чтобы не выскользнул.

Я оборачиваю хвост вокруг ноги.

- Так?

Отец рассматривает меня с расстояния вытянутой руки.

- Вот именно. Ты быстро схватываешь, милая.

Он снова ступает на тропинку, но я медлю.

- А если кто-то увидит хвост или крылья? Что тогда делать?

В два шага отец оказывается рядом со мной, его руки сжимают мои плечи.

- Делай то, что подскажут инстинкты, а потом беги. Не жди погони, лети прямо сюда. Поняла?

Я никогда еще не видела, чтобы отец так смотрел. Напряженно. Решительно. Вот только что-то в его взгляде напоминает мне пойманного вчера кролика. Но что?

- Поняла.

Хватка ослабевает, и мы идем дальше по тропинке.

- Умница. Я не сомневался.

- А что мне подскажут инстинкты? - робко спрашиваю я. От воспоминания о том, что мой инстинкт сделал вчера с кроликом, мне становится неуютно.

- Не волнуйся. Что будет надо, то и подскажут.

- Так я потому и волнуюсь!

- Послушай, ты же не обычный человек. Некоторые части твоего тела - звериные, они знают, что делать. Жало на хвосте справится с любым, кто будет тебе угрожать, а крылья унесут тебя прочь.

Он ерошит мои темные волосы.

- Ты просто совершенство. Еще бы - это же я тебя создал.

Отец все объясняет легко и просто. Пожалуй, с инстинктами я как-нибудь справлюсь.

Когда мы оказываемся в лесу, отец еще раз осматривает меня, а потом ведет в сторону, куда мы еще ни разу не ходили во время прогулок.

- Куда мы идем? - спрашиваю я.

- К дороге. Посмотрим, сможешь ли ты спрятаться на открытом месте, так, чтобы тебя не заметили идущие мимо.

- А что, мне надо будет много прятаться? - спрашиваю я. Так, глядишь, и узнаю что-нибудь о своем предназначении.

- Да, и больше, чем хотелось бы.

- А просто так ходить там, где люди, мне когда-нибудь будет можно? - спрашиваю я бездумно, но стоит мне произнести эти слова, как сердце мое вздрагивает. Обычная девочка, которой я когда-то была, наверное, этого бы и хотела. Я - не хочу. Мне для счастья нужен только папа и розы.

- Не знаю, Кимера. Сейчас об этом все равно рано говорить. У нас есть более важные дела.

Он показывает на человека на козлах повозки, в которую впряжена невысокая лошадка.

- Урок начинается.

По спине у меня проходит волна жара, снизу вверх, потом обратно, вниз, до самого кончика хвоста. Я справлюсь, что бы отец ни придумал. Он будет мной гордиться.

- Что мне делать?

Отец улыбается.

- Подойди поближе, но так, чтобы не привлечь внимания.

Расстояние между мной и этим человеком с каждым шагом становится все меньше. Я изо всех сил прижимаю хвост к ноге, а крылья - к спине, и не дышу. Начинает кружиться голова. Возчик кивает нам, а потом снова переводит взгляд на дорогу и на лошадь.

Есть! От радости я готова взвиться в воздух, но так недолго напугать возчика. Меня распирает пузырящейся радостью.

- Умница, детка, - говорит отец. - А теперь пойдем по дороге.

- Далеко? - спрашиваю я, щурясь от солнца. Никогда еще не видела так много места без единого куста или дерева. Кажется, будто солнце касается моей кожи даже сквозь туго застегнутый плащ.

- До ворот Брайра и обратно.

По пути нам еще несколько раз встречаются плетущиеся по пыльной дороге упряжки, на козлах - возчики, позади - повозка. Попадается несколько женщин и детей. Люди все разные, кто побольше, кто поменьше, толстые, худые, загорелые, светлокожие, но таких, как я, - разноцветных и вообще разных - среди них нет. Они бесхвостые. Крыльев не видно - крылатые здесь только птицы, кружащие в небе у нас над головой. Ни кошачьих глаз, чтобы видеть в темноте, ни твердой, как сталь, чешуи, ни когтей.

Я совсем на них не похожа.

И не только с виду. Что-то в них еще не так - движутся они не так, как я, вот что. Сутулят костлявые плечи. Кожа у них грязнее моей. Взгляд потухший - не как у нас с отцом.

Я останавливаюсь прямо посреди дороги. Я поняла, что с ними. Они подавлены. Их что-то гнетет.

- Почему они такие невеселые? - спрашиваю я отца.

- Это все из-за колдуна. Он травит поля этих людей и крадет у них детей. Эти люди ничего не могут с ним поделать. Им нужен спаситель. - Отец берет меня за подбородок. - Нужна ты. В прошлой жизни ты любила своих друзей и соседей. И они тебя любили за добрый нрав. Не забывай об этом. Даже если они тебя напугают, станут бранить или полезут в драку.

- Не забуду. Никогда не забуду.

И это правда. Отцовские слова будят во мне всплеск давних воспоминаний. Я не помню имен и лиц, но помню, что я ощущала, и это чувство, готовность поступить так, как будет лучше для города, остается со мной. Я хочу помочь этим людям. Я хочу, чтобы они улыбались солнцу, чтобы выращивали розы и были счастливы. Не в этом ли заключается мое дело?

Если я должна помочь этим людям, я помогу. С радостью.

Впереди поворот. Отец замедляет шаг.

- А теперь посмотрим, как ты справишься в одиночку, - говорит он и ведет меня к небольшой купине деревьев у поворота. - Я немного отдохну здесь, в теньке, а ты, моя милая, жди у поворота. Когда услышишь, что кто-то идет, иди навстречу, так, чтобы вы встретились как раз на повороте.

Я хмурюсь. Зачем это нужно?

- Но ведь из-за деревьев ничего не видно. Меня заметят, только когда я окажусь совсем рядом.

- Вот именно. И тот, кто тебя увидит, очень удивится. А ты должна провести его, чтобы он не догадался, кто ты.

Я по-прежнему ничего не понимаю, но подчиняюсь и отхожу подальше от поворота, туда, где деревья скрывают меня от взглядов с дороги. Я закрываю глаза и прислушиваюсь, отдаюсь на волю своих животных чувств.

В вышине кружит сокол, воздух свистит у него в перьях. Лицо мне ласкает солнечный луч - вот бы снять плащ. Но отец ясно сказал, что плащ снимать нельзя. Где-то позади слышен удаляющийся стук копыт и поскрипывание повозки, с которой мы разминулись немного раньше. Из-за поворота тянет ветерком. Я чую запах корицы и мускуса. Идут двое - мужчина и, кажется, женщина. Торопливые шаги все ближе. Я незаметно выхожу из укрытия, и в тот же миг из-за поворота показывается женщина. Глаза у нее опущены, руки сжимают запахнутый плащ. На меня она не смотрит.

Я хмурюсь. Она похожа на кролика, на шустрого испуганного кролика. Что-то внутри меня подсказывает, что женщина испугана. Надо узнать, что ее напугало. Я ухожу с дороги, хотя отец мне не велел. Узнаю, в чем дело, и тогда вернусь.

За поворотом я вижу молодого мужчину - всего-то. Он совсем не страшный. Я медлю, на случай, если замечу кого-то еще.

Когда я встречаюсь с ним на дороге, мужчина улыбается. От его улыбки у меня бежит холодок по спине. Наверное, из-за глаз, они у него как-то странно блестят. Или из-за того, как он странно двинулся в мою сторону. Идет он вроде бы неспешно, но быстрее, чем кажется, и не успеваю я второй раз вздохнуть, как он уже рядом. Что делать?

Наверное, надо бежать назад, к отцу. Где он? Зачем бросил меня на дороге, с этим странным человеком? Зачем это нужно, я же должна помогать несчастным!

- Привет, милочка, - говорит мужчина. Запах его дыхания - горький и какой-то странный. - Сегодня жарко. Зачем такой красотке плащ? - Неприятная улыбка становится шире, сердце у меня бьется как сумасшедшее. Хочется убежать. - Ну-ка, снимай.

Я мотаю головой.

- Я лучше пойду.

Я поворачиваюсь и иду к лесу, но мужчина хватает меня за руку и разворачивает обратно.

Лишь через пять секунд я осознаю, что мой хвост выскользнул из-под юбки и жало ударило мужчине в грудь. Тело распростерто по земле, улыбки на губах больше нет. Руки у меня трясутся так, что когти того и гляди вылезут сами собой. Как это вышло?

Позади слышны шаги. Я с шипением разворачиваюсь, одновременно припадая к земле.

Это отец. Я встаю, сердце замедляет бешеный бег.

- Я не хотела его жалить, честное слово. Оно само! - твержу я, не поднимая глаз. - Я вообще не понимаю, как это вышло!

Отец обнимает меня. От него пахнет медом. Грудь мою словно сжимает железный обруч.

- Я все сделала неправильно, да?

Отец заставляет меня отступить на шаг и берет мое лицо в свои ладони.

- Ты все сделала просто прекрасно.

Я гляжу на неподвижно лежащего мужчину.

- Правда?

- Да, детка. Этот человек был опасен. Ты ликвидировала угрозу. И вполне эффективно ликвидировала, надо сказать.

Он тоже смотрит на лежащего.

- Как же это так получилось?

- А вот это, моя дорогая, и есть инстинкты.

Интересная штука эти инстинкты. Я с ними наверняка разберусь, и скоро, но неприятно все же знать, что твое тело может действовать по собственной воле. Да, этот человек меня больше не пугает, но мне его жаль. Он же не знал, на что я способна. Если бы знал, то держался бы подальше.

Вот это, наверное, и значит - быть незаметной. Подбираться так, чтобы тебя не заметили, и оставаться неприметной у всех на виду, как я сегодня.

Сердце пронзает боль.

- Давай-ка перетащим его на обочину, - говорит отец.

Я поднимаю голову.

- Зачем?

Отец морщится.

- Если его увидят, пока он не придет в себя, пусть думают, что это просто пьяница. Пока не надо, чтобы люди знали, на что ты способна.

Я беру человека за ноги, отец - за руки, и вместе мы тащим обмякшее тело в тень деревьев. Земля у меня под ногами подрагивает. Опустив человека наземь, я иду обратно к дороге.

По дороге несется пара черных лошадей. Тяжелые копыта ударяют по глине, выбивая облака пыли. За лошадьми летит повозка, сидящий в ней человек судорожно цепляется за вожжи. С треском лопается ремень упряжи, и лошади несутся еще быстрее. Я стою как завороженная, ужас сковывает мне ноги, а лошади все ближе и ближе.

- Ким! - кричит отец и дергает меня в сторону. Сердце уходит в пятки - огромные лошади проносятся мимо. Поднятый ими ветер треплет мой плащ. Отец прижимает меня к себе и держит до тех пор, пока я не перестаю дрожать.

- Запомни, - шепчет он, - если на тебя несется что-то большое, ты должна бежать. Поняла?

- Поняла, - говорю я, но на самом деле ничего не понимаю. - А почему мне инстинкты не подсказали убежать? Почему не сработали?

И правда, я же с места не могла сдвинуться.

- Иногда от неожиданности наши природные инстинкты тоже замирают. Поэтому ты всегда должна следить за тем, что происходит вокруг. Никогда не расслабляйся, ни на минуту.

- Не буду, - обещаю я. Мир за пределами нашего дома устроен так странно, что глядеть нужно в оба. Что ж, буду глядеть.

До нас доносятся приглушенные крики. Я отстраняюсь. Повозка перевернулась, но возницы не видно. Я ничего не успеваю сказать, а отец уже бежит к повозке, бормоча что-то себе под нос. Ноги у меня еще дрожат, но я ковыляю следом. Наверное, беднягу возчика накрыло повозкой. Надо ему помочь.

Отец оказывается у повозки раньше меня и пытается ее поднять. Я тоже берусь за деревянный борт, и вместе мы переворачиваем повозку и ставим ее на колеса. По-моему, она не такая уж тяжелая, но отец совсем запыхался.

Извлеченный на свет возчик издает вздох облегчения.

- Спасибо, спасибо! - благодарит он.

Отец помогает ему подняться.

- Ваши лошади убежали в сторону гор. Пожалуй, в одиночку вам их не поймать. Понадобится помощь.

- Да, разумеется! - Возчика пошатывает. Он снова благодарит отца, а потом ковыляет к городским воротам, придерживая одну руку другой.

Меня охватывает гордость. Отец спас этого человека, а я спасу всех остальных несчастных жителей Брайра.

Рука об руку мы идем по дороге обратно к лесу.

- Он поймает своих лошадей?

Отец смеется:

- Поймает, хотя повозиться придется.

- А я все правильно сделала? - спрашиваю я.

- Да, конечно. Ты превзошла все мои ожидания.

Идти мне становится легко-легко. Отец мной доволен. Что может быть прекраснее?

- Ты мне сегодня расскажешь о предназначении?

Он сжимает мою ладонь и похлопывает по плечу.

- Да, милая. Сегодня вечером ты узнаешь, зачем я тебя создал.

Я улыбаюсь ему так широко, что, кажется, зубами чувствую солнечное тепло.

Наконец-то я готова.

Вечером, когда жаркое съедено, а тарелки - вымыты, отец усаживает меня у камина. Пиппа лежит возле его ног и бдительно следит за каждым моим движением. Подозреваю, что летучая собачонка даже спит вполглаза - боится, как бы я ее не слопала.

Впрочем, зря боится, хоть я ее и дразню. Слишком уж она жилистая, на мой вкус.

До сих пор по вечерам мы с отцом читали у камина волшебные сказки. Но сегодня пухлый старый том остается на полке. Этим вечером меня беспокоят другие вещи. Мое дело. Моя цель.

Я сижу у очага на полу, возле отцовского кресла. Ноги я поджала под себя. Хвост все время норовит дернуться, и сдерживать его мне трудновато. В глазах отца я вижу любовь и восхищение. Он хочет, чтобы я наконец-то занялась тем, для чего была создана.

- Кимера, помнишь, что я тебе рассказывал о колдуне?

- Он убил меня и мать. И у других людей дочерей - тоже.

Отец кивает.

- Он проклял Брайр, наслал на город страшную заразную болезнь. Болезнь эта порождена магией и расползается, словно зараза. Она поражает лишь девочек. Взрослые и мальчики не болеют, они лишь переносчики. Колдун проклянет одного-единственного путника по дороге в город - и болезнь начинает распространяться. В Брайре пришлось ввести карантин для больных. Больше ничего не оставалось.

- А я? - спрашиваю я. - Я могу заболеть?

- Нет, - отвечает отец. - Я сумел обмануть колдуна. Ты не просто девочка. Ты еще и птица, и змея, и кошка. Проклятие тебя не коснется.

Я улыбаюсь. Отец все предусмотрел. Нас никакой колдун не перехитрит.

Отец вздыхает и откидывается на спинку кресла.

- Беда в том, что обычно сестры милосердия боятся идти в больницу, где установлен карантин. Больные девочки угасают день ото дня, но заботиться о них осмеливаются лишь бездетные женщины, а стерегут больницу от колдуна только те мужчины, у которых нет семей. Конечно, колдуну не составляет труда проникнуть в больницу, выкрасть девочку и бросить ее в темницу.

По коже пробегает холодок.

- А меня он тоже держал в темнице?

Отцовское лицо становится мягче.

- Не знаю, милая, - говорит он. - Когда я нашел тебя, все было уже кончено.

- Ты знаешь, где эта темница?

- Знаю. Она спрятана на виду у всего города, совсем как ты на дороге сегодня днем. Вот, я нарисовал карту. - Он вытаскивает из лежащей на столике книги лист бумаги и протягивает мне. - Ты проберешься к девочкам и освободишь их. Ты остановишь колдуна.