Королевы тоже ошибаются

Бальный зал, некогда наполненный светом, сейчас затих. Огни всё ещё горят, но свет стал мягче, рассеяннее, будто сам воздух пропитан тишиной. Лепестки роз, разбросанные по мраморному полу, шуршат под шагами. За огромными окнами — ночь, редкие звёзды мерцают на фоне бархатного неба.

Усаги стоит у окна. Белое платье, как лунный свет, обнимает её фигуру. Одна ладонь лежит на слегка округлившемся животе — едва заметный, но для неё он уже целый мир. Глаза её полны слёз, но в них нет отчаяния — только смятение. Сердце бьётся в груди неровно.

Шорох шагов — лёгкий, почти неслышный. Она чувствует его присутствие ещё до того, как оборачивается. Он стоит в нескольких шагах. Его чёрный костюм слабо блестит в полумраке, но лицо освещено лунным светом — такое знакомое, такое родное. Выглядит уставшим, но в глазах — решимость, спокойствие и нечто гораздо сильнее — бесконечная любовь.

— Я... надеялся, что успею раньше...— сказал он мягко, с хрипотцой.

(пауза)

—... прости, что меня не было рядом.

Усаги замирает, оборачивается к нему медленно. Слёзы начинают катиться по её щекам, блестя в свете, как капли утренней росы.

Сейя делает шаг ближе. Он не торопится — словно боится, что она исчезнет, если приблизится слишком быстро. Его голос тихий, как ветер.

— Я чувствовал. Даже сквозь галактики. Между нами всегда была связь — больше, чем просто слова или воспоминания.

Он пронзительно смотрел в глаза, пространство сгущалось между ними...

— Я знал, Усаги. И я вернулся не просто так. Я здесь ради тебя. Ради него. Ради вас обоих.

Он протягивает руку, не касаясь её — ждёт. Усаги медленно кладёт свою ладонь в его. Их пальцы сплетаются, как будто никогда и не расставались.

— Я не злюсь. И не виню. То, что внутри тебя — часть меня. Самое настоящее. И если ты позволишь... я хочу быть рядом. Быть отцом. Заботиться. Защищать. Беру на себя всю ответственность. За каждый шаг, за каждый день. Я не отступлю, Куколка.

Усаги делает шаг вперёд, слёзы текут по её щекам свободно, но губы дрожат в улыбке. Она смотрит на него так, будто не верит, что он перед ней настоящий.

— Ты не представляешь... как долго я мечтала услышать это. Я думала — ты слишком далеко. Я боялась, что потеряла тебя навсегда. — она шепчет, голос срывается. — Я чувствовала вину... за то, что не сказала. Я каждый день просыпалась с этим тяжёлым чувством в груди. Но сейчас... ты здесь. И это как сон.

Сейя притягивает её к себе, бережно, как будто она — невеста ветра. Он гладит её по спине, целует в волосы, и она чувствует — всё напряжение уходит, будто с её души сняли груз.

— Тсс... Ты не одна. Никогда больше. Всё, что случилось — в прошлом. Сейчас есть только ты. И наш малыш. — улыбка засияла на его лице. — И если ты скажешь "да"... мы пройдём это вместе. Шаг за шагом. Я буду рядом, даже если весь мир отвернётся.

Усаги прижимается к нему крепче. Она дрожит, но уже не от страха. А от счастья, которое захлёстывает, как весенний дождь.

— Я так... счастлива... — замирает, уткнувшись в его грудь. — Я даже не думала, что смогу быть такой счастливой после всего...

— Я люблю тебя.

Он крепко обнимает её, а она чувствует, как всё в ней успокаивается. Будущее всё ещё неясное, мир всё ещё может быть жесток, но сейчас — они вместе. И это всё, что имеет значение.

Прошло несколько дней после скандального приёма. Информационные каналы гудели — все обсуждали инцидент, видео распространилось по галактике. Репутация Эндимиона и Кунсайта пошатнулась, но в официальных источниках всё замяли, представив это как «временное недомогание», а сам Эндимион ушёл в «добровольное уединение».

А во дворце все изменилось. Усаги больше не пряталась. Она впервые за долгое время чувствовала, что может дышать полной грудью. Утром она просыпалась от лёгких прикосновений Сейи — он нежно гладил её живот, шептал что-то крохотному существу внутри. Он не говорил много, но каждое слово было с любовью. В его глазах больше не было боли — только преданность.

Сейя стал её опорой.

Он узнал у Луны и девочек всё о здоровье беременных женщин на Земле, и каждый день приносил ей свежие фрукты, варил травяные отвары, читал ей вслух перед сном. Он говорил с ребёнком, называл по-разному — «маленькая звёздочка», «крошечный комочек», «лунная звездочка».

И каждый раз, когда малыш двигался, Усаги с замиранием сердца брала его за руку:

— Чувствуешь? Он тебя узнаёт.

Сейя кивал, не в силах говорить от переполняющих эмоций.

Однажды, ночью, они сидели на балконе. Ветер тихо играл в её волосах, и она держала голову на его плече.

— Я не думала, что смогу быть такой... любимой. Что кто-то будет любить не только меня, но и моего ребёнка, как своего.

— Я не просто люблю вас. Ты — мой дом. А он... он — наша надежда. Ты подарила мне то, о чём я даже не смел мечтать. — поцеловал трепетно свою куколку в висок. — И когда он родится, я буду рядом. В первый вздох. В первый крик. В первый шаг.

Но всё не могло быть просто.

Однажды, спустя недели покоя, во дворце объявился он. Эндимион... Бледный, с глазами, в которых больше не было прежней уверенности. Он стоял в дверях детской комнаты, где Усаги сидела в кресле-качалке, а Сейя читал ей.

— Я пришёл не за местью. Я пришёл понять. — он смотрел на Усаги, делая акцент на ее положении, — Это не мой ребёнок. И всё, что случилось — моя ошибка. Я не удержал тебя. Не услышал тебя. Не защитил. Но я всё равно хочу, чтобы он родился в мире, а не среди слухов, войны и боли.

Усаги не отрывала взгляд от Сейи. Он стоял рядом с ней — спокойно, уверенно. Рядом. Всегда.

— Он будет рождён в мире. Потому что теперь я выбираю не трон, не статус, не правила. Я выбираю любовь. — сказала она спокойно и с силой, а затем взглянула на Сейю, — Я выбираю его.

— Тогда я уйду. Я уступаю... и благословляю. Я потерял тебя не сегодня — я потерял тебя, когда перестал быть тем, кого ты могла любить.

Он ушёл, и с ним ушла последняя тень прошлого.

Месяц спустя.

Всё началось с утра, когда она впервые почувствовала, что устала сильнее обычного. Сейя был рядом — как всегда. Он уже научился угадывать её настроение по оттенку голоса и движениям пальцев. Он не спрашивал: «Ты в порядке?»

Он просто подходил, обнимал сзади, положив ладонь на её живот, и шептал:

— Утро, моя любимая звезда. Что скажешь, сегодня клубника с йогуртом и мятный чай?

И даже если Усаги упрямо морщилась и говорила: «Я не хочу ничего», он всё равно приносил — аккуратно, в деревянном подносе с цветами, с маленькой запиской: «Для девочки, которую я люблю, и для нашей маленькой тайны».

Он готовил еду сам — хотя повара во дворце были в шоке. Он перечитал все справочники, проконсультировался с Луной, Мако, даже научился печь маленькие пирожки с водорослями, потому что однажды Усаги сказала, что в детстве их обожала.

А каждое утро он целовал ее живот.  Ласково, сдержанно, как будто боялся разбудить кого-то.

— Доброе утро, малышка. Папа здесь.

Однажды во время УЗИ, врач-целительница сказала, что будет девочка.

Усаги расплакалась от счастья, а Сейя просто замер, потом взял её за руку, приложил ко лбу и прошептал:

— Чибиуса... Маленькая Луна. Твоя копия. Наш свет.

Когда Усаги уставала, он носил ее на руках. Иногда просто так — из прихоти. Поднимал с подушки и говорил: — На сегодня ты — моя королева. Ни одного шага без почётного транспорта.

Когда её мучили боли в спине – он садился на пол массировал ей ноги. Тихо, с нежностью.

— Ты держишь внутри целую жизнь, Усаги. Я должен поддержать тебя.

Когда ей снились Плохих сны – он гладил её по щеке, по волосам. И шептал: — Всё хорошо. Мы здесь. Всё будет прекрасно.

Они лежали под балдахином, и он рассказывал ей, какой будет их дочь:

— Я думаю, она будет упрямая, как ты... — Усаги фыркнула. — И с глазами, как у меня. Но если честно... если она будет даже на четверть похожа на тебя — я буду самым счастливым человеком в галактике.

Беременность шла уже далеко, живот округлился — мягкий, тёплый, как лунный свет, и Сейя каждый вечер обнимал его, будто в нём было всё его настоящее и будущее. Но вместе с нежностью приходили и первые страхи. Усаги стала чаще уставать. Её спина болела после долгой прогулки, ноги отекали, она почти не спала по ночам.

Однажды ночью она проснулась от боли.

Тихо села, пытаясь не разбудить Сейю. Но он сразу почувствовал.

— Усаги? Что случилось?

— Просто... тянет. Наверное, малыш переворачивается.

— Дай я посмотрю.

Он встал, обернул её пледом, сел на пол перед ней. Осторожно провёл руками по её спине — мягко, чутко.

— Я изучил акупрессуру. Хочешь, попробуем?

— Ты... что, и массаж уже освоил?

— Да я теперь вообще универсален. Только родить не смогу — всё остальное по расписанию.

Он смеялся, но руки его были серьёзны — тёплые, уверенные. Он гладил её спину, разминал плечи, пока она не расслабилась. А потом, уже лёжа рядом, укрывая её с головы до ног:

— Ты храбрая, куколка. Даже когда боишься, всё равно светишься.

Она шептала:

— А если я не справлюсь? А если... что-то пойдёт не так?

Он прижал губы к её виску:

— Тогда я буду рядом. В любой ситуации. В любом конце. Но я верю — всё будет хорошо. Потому что ты — самое сильное, что я знаю.

Девятый месяц – Глубина тишины и ожидание.

В это время всё стало будто в замедленном ритме. Мир замер в ожидании. Усаги двигалась осторожно, плавно, словно сама стала частью природы. Сейя ни на секунду не отходил от неё. Не из страха — из потребности быть рядом. Из любви.

Каждое утро начиналось одинаково:

Он приносил ей завтрак — всегда красиво оформленный, на подносе с цветами, лентами, милыми посланиями вроде:

— «Один день ближе к встрече с нашей Чибиусой».

Он читал ей вслух.

Он пел.

Он ставил руку ей на живот и закрывал глаза, представляя лицо своей дочери.

Он обустроил детскую комнату сам. Стены были светло-розовые с мерцающими звёздами, которые он нарисовал волшебной краской.

Когда Усаги вошла туда впервые, она остановилась на пороге, прижав ладонь к губам.

— Это... это как небесный сон...

Сейя обнял её сзади, прижав руки к её животу.

— Она будет засыпать здесь. Мы будем стоять вот так. И каждый вечер будем говорить ей: «Ты любима».

Но Усаги боялась предстоящих родов.

— Я не готова. Я не знаю, смогу ли я...

Он всегда отвечал одинаково, твёрдо и нежно:

— Ты — лунная воительница, моя любовь. Ты сильнее всех, кого я встречал. А если ты упадёшь — я подхвачу тебя. На любом этапе.

— Ты не уйдёшь?

Он прижал её голову к своей груди:

— Даже если всё в мире исчезнет — я останусь. Я — твой дом.

Однажды ночью Усаги не спала. Сейя понял это по её дыханию. Он приоткрыл глаза, взял её за руку.

— Что такое, зайка?

— Она пинается... сильно. Думаю, ей там тесно.

— Она просто хочет уже быть с нами.

Он лёг рядом, прижал щеку к её животу.

— Эй, принцесса. Подожди ещё чуть-чуть. Мы тебя уже так любим. Мама устала, береги её.

Он поцеловал живот и малыш затих.

Усаги заплакала, укрыв лицо в его шее:

— Я не верю, что такое счастье возможно.

А он шептал:

— Это только начало. Наше начало.

День родов.

Это было ранним утром. В комнате царила тишина — мягкая, тёплая, пропитанная предвкушением. Сквозь полупрозрачные шторы медленно прокрадывался свет. Усаги проснулась от толчка — сильного, неожиданного.

Она сначала не поняла. Просто легла на бок, положив ладонь на живот.

Малышка снова толкнулась. Потом ещё.

И потом... лёгкая, но отчётливая волна боли.

— Сейя...

Он мгновенно оказался рядом. Он спал чутко последние недели, почти не смыкал глаз. Услышал её имя — и уже стоял у кровати, прикоснулся к её щеке.

— Что? Всё хорошо?

— Кажется... началось.

Он поднял её на руки — не потому что она не могла идти, а потому что хотел, чтобы она не сделала ни одного шага без него. Он сам вызвал лучших целителей, подготовил их комнату родов, которую они вместе обустроили. Там было всё: кристаллы, которые отражали музыку, которую Усаги любила, тёплое приглушённое свечение, и даже арома-ткань с запахом луговых трав — чтобы она чувствовала себя в безопасности.

Когда пришли первые схватки — он держал её руку. Он дышал с ней, повторял:

— Дыши вместе со мной, солнце моё. Мы вместе. Я рядом. Всё идёт, как должно.

Она сжимала его пальцы с такой силой, что оставила следы. Но он не отпускал. Ни на секунду.

Когда боли стали сильнее, он стоял позади, подставив плечо, как опору.

Гладил её волосы. Целовал лоб. Шептал на ухо:

— Ты сильная. Ты — лунный свет, Усаги. Ты рождаешь нашу звезду.

Она кричала. Срывалась. Он ни на секунду не отводил взгляд.

Когда ей хотелось сдаться, он сказал:

— Смотри на меня.

(и она смотрела — с болью, слезами, но в этих глазах был смысл)

— За этим — встреча с ней. За этим — её первый крик. Её взгляд. Наша дочь. Ты справишься.

И вот... вдруг всё затихло.

На миг — будто сама вселенная остановилась.

И в этой паузе — первый крик. Высокий, яркий, сильный.

Сейя задрожал. Он закрыл глаза, как будто не мог поверить. Усаги заплакала — от облегчения, от счастья, от любви.

Целительница аккуратно положила малышку ей на грудь. Розовая, крошечная, но уже с густыми волосами и крохотными кулачками, которые сжались, едва коснувшись кожи матери.

Сейя сел рядом. Он не знал, что сказать. Просто смотрел. Как будто перед ним — не ребёнок, а сама вечность.

Он взял ее на руки. Очень медленно, бережно, как будто держал новорождённую галактику.

— Чибиуса... — прошептал он. — Моя девочка. Наша звезда.

Она была тёплая, пахла молоком и чем-то волшебным. Сейя прислонил её к груди, и, казалось, даже не дышал. А потом поцеловал в лоб.

— Привет, крошка. Я твой папа. И я уже люблю тебя больше, чем всё, что когда-либо существовало.

Позже, в комнате, где уже зашёл закат, Усаги лежала на подушках, держа Чибиусу на груди. Она улыбалась — усталая, но по-настоящему счастливая.

Сейя сидел рядом, держал её за руку.

— Ты была невероятной.

— А ты был светом в моей тьме.

— Мы сделали это...

— Да, Сейя. Мы семья.

Он подошёл ближе, обнял их обеих. Его рука легла на их плечи.

И в этой тишине он прошептал:

— Она родилась в любви. Это будет её броня и её крылья.

Дом, они построили свой дом, который спустя время, встретил их мягким светом. Сейя осторожно нёс дочку на руках, будто в его ладонях — само волшебство. Усаги, уставшая, но сияющая, шла рядом, прижавшись к его плечу.

Комната малышки была уже готова — звёздные светильники, колыбель, кресло-качалка. Сейя всё сделал сам. Даже вышивку на пелёнках. Каждая — с крошечной звёздочкой и буквой «Ч».

Когда Чибиусу впервые уложили в колыбель, она фыркнула, недовольно вздохнула и моментально уснула, поджав кулачки. Усаги засмеялась сквозь слёзы:

— Упрямая. Точно я.

— С характером, — добавил Сейя. — Она уже командует.

Когда дом погрузился в темноту...

Усаги, наконец, уснула — измождённая, но в безопасности. Сейя стоял у колыбельки и смотрел. Смотрел, не дыша. Малышка была совсем крошечная. Носик как у Усаги. Волосы чуть темнее. Кожа — тонкая, как лепесток. Он мог часами просто стоять и слушать, как она дышит. И вдруг — мягкий всхлип. Кривится губка. Ещё один звук — уже громче. Плач.

Сейя напрягся. Перехватило в груди.

— Всё хорошо, малыш... я здесь. Папа здесь.

Он поднял её на руки. Осторожно, как будто она могла рассыпаться от неловкого движения. Она чуть дернулась — и моментально прижалась к его груди, тёплой щекой к его коже. Успокоилась.Он сел с ней в кресло-качалку. Начал укачивать. Легонько, в такт дыханию.

— Знаешь, я раньше думал, что знаю, что такое любовь.

(Он чуть усмехнулся.)

— Я думал, что звёзды — это предел. А потом встретил твою маму.

(Он посмотрел в её крошечное лицо.)

— А теперь ты. Ты — самое настоящее. Я не знаю, как это возможно... но я уже не представляю свою жизнь без тебя.

Он прижался щекой к её головке, вдохнул её запах — молочный, нежный, почти сказочный.

— Мне будет страшно, честно. Я не всегда буду знать, что делать. Но я буду рядом.

Всегда.

Он стал петь. Тихо от души. Колыбельную. Мелодия была простая, без слов. Но в ней была вся вселенная. И пока он пел — она смотрела на него. Её крохотные глаза раскрылись — и он поклялся, что в них уже была Луна.

С утра, когда Усаги проснулась и приподнялась на постели, она не сразу поняла, где она. Комната была тёплая, окна приоткрыты, рассветный свет ласково ложился на пол. И тишина. Она встала, босиком подошла к двери, перед предстала картина:

Сейя, в кресле, сидит, чуть ссутулившись. На груди — спит Чибиуса. Он не спал. Просто сидел, закрыв глаза, а одна рука всё ещё слегка раскачивала кресло. На его лице — покой. Любовь. Свет.

Усаги прижала ладонь к губам. Слёзы сами скатились по щекам.

— Спасибо, — шептала она одними губами. — За всё. За неё. За нас.

Она подошла, осторожно поцеловала Сейю в висок.

Он открыл глаза, чуть улыбнулся.

— Доброе утро, мама.

И в эту секунду она поняла:  у неё есть дом. И этот дом – не с тем. Это он. Он их звезда

Пару лет спустя.

Утро. Серебряный рассвет.

Солнце поднялось над городом  — древним и обновлённым. В этот день дворец Серенити наполнился ароматом цветов, звуками арф, и лёгкими шагами гостей, прибывших из разных систем. Даже воздух был особенный — словно дрожал от любви.

Усаги проснулась в комнате, залитой мягким светом. Над ней — тончайший купол из магического стекла, через который видны были не только облака, но и звёзды, еле мерцающие в утреннем небе.

Её подруги — Ами, Рей, Макото и Минако — были рядом. Все в пастельных платьях, каждая — воплощение света. Они помогали ей надеть платье — лёгкое, как воздух, с лунной вуалью и вставками из серебряных нитей, подаренных Кинмоку.

— Ты готова? — шептала Рей, слегка сдерживая слёзы.

— Никогда так не была, — улыбалась Усаги. — Я иду к свету, который сама выбрала.

Ами вручила ей кулон — старую брошь, в которую вплетён крошечный свет Золотого Кристалла.

— От него, — прошептала она. — Он благословил вас. По-настоящему.

Сейя стоял у зеркала, одетый в бело-чёрный наряд — с символом Теннае на груди. Ему помогали Ятен и Таики, которые не помогли поверить счастью своего брата.

— Ну что, наконец-то невеста звёзд станет твоей навсегда? — фыркнула Ятен, проверяя ворот.

— Она всегда была, — тихо ответил Сейя. — Просто теперь — официально.

Он был спокоен, но пальцы его дрожали. Не от страха. От веса любви.

И вдруг...

— Папа! — раздался голос. Чибиуса — в миниатюрном платье с розовыми лентами — подбежала к нему и обняла за ноги.

— Мама уже готова?

— Почти. А ты готова нести кольца?

— Я репетировала с Луной!

Сейя поднял её на руки и прижал к груди.

— Ты — моё счастье. А мама — моё чудо. И сегодня я стану официальным счастливым чудом.

Свадьба проходила на открытой лунной платформе, в окружении живых деревьев, среди которых плыли светящиеся лотосы и пели невидимые птицы. Над ними — звёздное небо. Позади — легкое свечение Серебряного Кристалла.

Гостей было множество. Даже Харука и Мичиру были там, сдержанные, но искренне благословляющие.

И вот... Усаги выходит...

Музыка замирает. Все встают. Она идёт — не как принцесса. Как женщина, которая прошла путь, и теперь выбирает сердцем. Сейя ждёт её, не сводя глаз. Он улыбается, но в глазах — слёзы.

— Ты прекрасна, — шепчет он, когда она берёт его за руки.

— А ты — дом, в котором я могу дышать.

Они произносят клятвы. Не из протокола.

Простые слова:

— Я клянусь быть рядом в каждом твоём дне. В боли, в светах, в бурях и в молчании. Я выбрал тебя. Всегда буду выбирать.

И когда Сейя надел ей кольцо, из центра их соединённых рук поднялось тонкое сияние. Лунный свет и звёздный пульс объединились

Все замерли.

Это была настоящая магия любви.

На свадебном ужине Чибиуса уснула прямо на руках у Рей.

Макото приготовила торт высотой в метр, украшенный мини-фигурками Сейлор Воина и Серинити.

Минако устроила флешмоб с танцем под музыку группы "three lights", воссоединив девушек на сцене — даже Тайки поддался и подпел.

Усаги и Сейя танцевали первый танец под шёпот ветра, лунную мелодию, которую Тайки записал сам.

— Ты счастлива? — шепнул Сейя.

— Даже больше, чем когда-либо мечтала.

— Тогда мир будет в порядке. Ведь ты — его сердце.

Ночью, когда все гости уже разошлись, они остались вдвоём — на балконе, под звёздным куполом. Чибиуса спала в своей комнате. А они просто стояли, держась за руки.

— Мы — муж и жена, — прошептала Усаги. — Звучит, как магия.

— Это и есть магия. Просто настоящая. Без кристаллов и боёв. Только ты и я.

Он прижал лоб к её лбу.

— Добро пожаловать домой, Моя Жена.

В её жизни было многое, но она верила, хранила в себе этот свет надежды. Ведь право на ошибку имеет каждый, даже несмотря на то, в каком положении и статусе  находишься. Все ошибаются. И королевы тоже ошибаются...