Ханна
Меня и всех моих сокамерников выстроили в коридоре. Я понял что в коридоре приглушен свет, значит нас разбудили до официального подъема, видимо для того, чтобы сдать кровь. Я наконец буду осмотрен нормально, мне надоело просить у медсестер обезболивающее чтобы справится с головной болью. Вся камера была приведена в лазарет и был приказ встать в очередь, начинают с крови, пока никто не покормлен.
Кровь берут из вены, три ампулы, интересно, зачем так много? Что они там хотят найти? Я вновь взялся за голову, это уже на уровне рефлекса. Подошла моя очередь и я сел на стул и задрал рукав своей робы:
- Поработайте кулачком – попросили меня.
Мои сокамерники были на других стадиях, кому – то уже делали кардиограмму, кому – то уколы. Я почувствовал иглу в своем теле, но даже не сжался от нее, как это было еще месяц назад. Меня теперь ни чем не проймешь. Мне дали вату и сказали держать ее не меньше десяти минут, после чего я пересел к терапевту:
- Жалобы есть?
- Голова болит – ответил я. Болит голова, почти не сплю, являюсь жертвой постоянного насилия.
Терапевт проверил реакцию моих зрачков и встал чтобы проверить мою голову.
- Обезболивающее принимаете?
- Да.
- Повреждений нет- дает итог терапевт – Наружных.
Юнги знает как бить аккуратно, не удивительно. Мне назначают томографию, а значит завтра меня отвезут в ближайшую клинику с такой возможностью. Терапевт что – то пишет в моей карте и просит меня встать и поднять рубашку.
Он начал слушать меня, несколько раз я задерживал дыхание. По приказу я повернулся к нему спиной, несколько секунд я наблюдал как проходит медосмотр у моих сокамерников. Мне даже не интересно на что они жалуются. Мне бы хотелось чтобы год закончился и я наконец избавился от них.
- Легкие в порядке – говорит врач.
Я вновь сажусь на стул и он осматривает мое горло и уши, приказывает поднять второй рукав робы и осматривает руки, которые покрыты сигаретными ожогами, после чего замечает один из них на шее:
- Как долго вам обрабатывали раны? – спрашивает он.
- Достаточно, я в порядке – заверяю я. С этими следами я смирился. Они теперь мое напоминание. Терапевт осмотрел мои руки, нанес на них какую-то охлаждающую мазь и отпустил меня, я прошел на кардиограмму. Сейчас она покажет им всю боль моего сердца и они будут удивляться почему я до сих пор жив.
- Лежите спокойно – произнесла медсестра.
О каком спокойствии речь? Теперь спокойно я буду лежать только в гробу, но к сожалению похоронить меня будет некому. Я даже не дышал, чтобы обеспечить своему телу нужное «спокойствие». С меня сняли оборудование, после чего я попросил обезболивающее и мне была выдана моя дневная норма. Меня осмотрел стоматолог, спросил меня про жалобы и сказал что мои зубы в нормальном состоянии, я лишь ответил что они меня не беспокоят. Стоматолог был последним врачом на этом осмотре, я вышел из лазарета и отправился на завтрак, радуясь тому что после него не нужно идти в прачечную – в день медицинского осмотра у заключенных выходной. Проверяют десять камер за день. На осмотр одной камеры уходит от часу времени.
Я вошел в столовую и встал в общую очередь. Людей было не много, я слышал перешептывания, как оказалось те, кто на осмотре сегодня могут позвонить домой. А есть ли в этом смысл для меня? Я получил еду и сел за стол. Непривычно такое малое количество народу. Я ел медленно, моя голова все еще болела несмотря на то, что я выпил таблетки. Завтра утром меня отвезут на томографию, интересно, что найдут в моем черепе? Или это просто из-за того что я почти не сплю? На воле сон будет еще хуже.
Я приостановился и осмотревшись понял что столовая начала заполняться людьми. Мой спокойный завтрак закончился, как только за мой стол села вся моя камера. Аппетит пропал, но у меня не было желания получить подзатыльник, поэтому я продолжал есть, к тому же организму нужны были силы на восстановление от кровопотери – этим я себя и уговаривал.
Юнги дал мне сигарету, но сейчас не время тратить ее. Доев, я вышел из столовой:
- Я сначала позвоню – сказал я, после чего направился в библиотеку. В библиотеке я взял лист бумаги, карандаш и конверт, положил их в карман, поблагодарил библиотекаря и решил все же попытать счастье в звонке. В переговорной я набрал номер мамы, она подняла трубку после третьего гудка:
- Алло, кто это? – спросила она. Конечно, я ведь звоню с незнакомого номера, почему я удивляюсь холодному тону?
- Мама, это я – ответил я и после моих слов ее тон стал ледяным.
- У меня больше нет сына – произнесла она и повесила трубку, я начал просто слушать гудки.
Вот и пригодилась сигарета, ею я постараюсь успокоить оставшиеся нервы. Ничего не изменилось и никогда не изменится, у нее больше нет сына, потому что ее сыном был хороший и воспитанный мальчик, а на суде она увидела его полную противоположность и отказалась от него. Из левого глаза появилась первая слеза и я быстро вытер ее, после чего покинул переговорную.
Я вышел во внутренний двор. Достав из кармана сигарету я сел на скамью и прикурил. Из глаз вновь полились слезы. Я остался один. Абсолютно один в этом мире. Мои родители озвучили свою позицию, и я сам сделал так, что бы моя жена ушла к другому. Я сделал первую затяжку, вместе с дымом выпущенным из легких, из моих глаз полились слезы. Плевать мне на то что нужно скрывать эмоции, пусть об этом заботятся те, кого ждут за пределами этих стен. Ханна. Фундамент моего карточного домика который я собственноручно снес. О чем я напишу ей на этот раз? Она знает меня лучше меся самого. Я докурил сигарету, потушил окурок и вернулся в камеру, где достал из кармана робы бумагу и стал писать Ханне письмо, надеясь на то, что мистер Ли даст ей прочесть его. в то же время чувствовал что эти надежды напрасны. Она ведь недавно родила, она не должна волноваться. Но я должен был ей это сказать, поэтому я начал писать слова, которые кричали у меня в голове:
« Ханна. Я очень надеюсь что твой отец когда -нибудь отдаст тебе это письмо. Мне все еще жаль, что не знаю твоего нового адреса, хотя возможно это и к лучшему, ведь знай я его, то заваливал тебя безответными письмами. Не отвечай и на это письмо, я знаю что этого недостоин. Надеюсь ты счастлива сейчас и Сын Хен является тем мужем которого ты заслужила. Прости меня, прости меня пожалуйста, я понимаю что сделал тебе очень больно. За время в тюрьме я переосмыслил многие вещи, жаль что это переосмысление не вернет мне тебя. я знаю что вряд ли когда либо еще увижу тебя, но хочу чтобы ты знала, тебя мне никто никогда не заменит. Свое обручальное кольцо с твоим именем, выйдя из тюрьмы я надену вновь и не сниму его никогда. Потому что буду любить тебя вечно. Пожалуйста, прости меня».
Написав его, я запечатал его в конверт, написал адресата и выйдя из камеры вновь пошел в библиотеку, в которой есть ящик для отправки писем. Я поблагодарил библиотекаря вновь и вернул ему ручку, после чего вернулся в камеру. Слезы хлынули новым потоком и я больше не хотел казаться сильным человеком, я дал им волю, уткнувшись лицом в подушку. Сегодня я окончательно сломался. В камеру вошли все мои сокамерники судя по звукам и мне все равно где они все были до этого. Они увидели меня плачущим и начали смеяться, но смех быстро прекратился. Я понял что их остановил Юнги, ведь никто не имеет права насмехаться над его зверьком.
- Пак – произнес он, я поднял голову с третьего раза, Юнги протянул мне пластиковый стакан до верху наполненный виски. Как он пронес алкоголь в камеру? Я молча взял стакан и в три глотка прикончил его, после чего вновь уткнулся лицом в подушку.
- Еще? – спросил он.
- Нет – ответил я, звук глушился подушкой. Бесполезно, сколько не пей, мою боль не заглушить.
Они больше не обращали на меня внимания, звуки моих рыданий заглушались их разговорами. Я идиот. Я все потерял. Все уничтожил. А мог бы сейчас наслаждаться счастливой жизнью с любимой женщиной и возможно отцовством. Но я сам уничтожил ее любовь. Блять! Да я действительно заслужил чтобы это наказание было вечным. Я зарыдал с новой силой. Но мои рыдания не слышал никто, у меня больше не было сил на крик.