Теперь это будет преследовать меня
Твою мать! Почему это случилось со мной? Почему? Почему? Почему? Как я дошел до такого? Поздно сокрушаться, Чимин, теперь все кончено. И твоя жизнь и твоя карьера. Любимой женщины тебе не видать и любимой работы тоже. Меня сажают в машину. Сажают как преступника. Все что я вижу теперь – это злые и непонимающие взгляды своих коллег. Вы не верите, что я такой? Что ж, я тоже в это не верю. Я не могу объяснить причины своего поведения – это самое страшное.
Я знаю куда меня везут - в мой же полицейский участок. Но теперь туда меня везут на допрос. Я не знаю, как я буду смотреть в глаза коллегам, когда мы будем по разные стороны. Дорогу до участка я проехал с закрытыми глазами. Как только машина остановилась я с готовностью вышел из нее, хотя в моей прошлой жизни я пассажиров вытаскивал. Сейчас же я покинул салон и покорно опустил глаза, меня повели в мою же допросную. Как же цикличен этот мир, мои деяния вернулись мне двойной карой – наказанием и позором.
В наручниках меня усадили за стол, и оставили одного – стандартная практика, я даже догадываюсь о чем они сейчас говорят. Я видел вторую машину садился Сын Хен, значит он здесь представляет интересы моей жены. Жены. Ханна мне больше не жена, уже завтра она будет свободна, уже сегодня она носит не моего ребенка. Прости меня родная, я не ценил тебя и теперь мы по разные стороны баррикад. Я- преступник, ты- жертва. Я лишь смотрю на свои закованные руки и жду допроса мне больше нечего не остается. Она не будет ждать меня. Меня никто не будет ждать. В ближайшие сутки произойдет то чего я боялся – меня со скандалом уволят из органов. Но это моя вина, вины Ханны здесь нет никакой. И в том, что она больше не моя – тоже.
Я знаю, я знаю что всегда буду любить ее, но ее любви я больше не испытаю. Мы всегда держали преступников наедине с собой долгое время чтобы посмотреть на их поведение, но сейчас я неподвижен, потому что, мне уже все равно. Дверь в допросную открывается и в них входит Сын Хен. Неожиданно. Я думал, что сначала меня допросят мои коллеги, я не ожидал и не хотел видеть его!
- Здравствуйте, я адвокат по бракоразводным процессам Чхве Сын Хен –произносит он садясь напротив меня – Я представляю интересы вашей жены Ли Ханны.
Серьезно? Ты представляешься мне? Ты называешь ее девичью фамилию? Ты издеваешься? Она пока Пак!
- Ты прикалываешься? – серьезно спрашиваю я, откидываясь на спинку стула.
- Я должен был официально представиться, Чимин – переходит на неформальный тон Сын Хен.
- А что ты не представился как любовник моей жены?
- Я ее муж без двух суток – глядя на меня холодными глазами, говорит Сын Хен.
Твою мать! То есть они поженятся уже послезавтра? Сразу после нашего с ней развода? Всё. Теперь я окончательно потерял ее, а вместе с ней и себя.
- Поздравляю! – злостно, стиснув зубы почти до скрежета стиснув зубы, произношу я.
- Но сейчас я её адвокат, Чимин – с этими словами он раскладывает передо мной содержимое папки с которой прошел в эти двери – Все медицинские заключения.
«Все медицинские заключения» равно « Все задокументированные раны», мне оставалось лишь смотреть на бумагу и слушать что говорит Сын Хен. Он заставил меня вспомнить, вспомнить абсолютно все. Каждое ее увечье.
Он описывал каждое из них и в его голосе не было злорадства, в его голосе была боль как и в его глазах. Ему было больно за нее и я его прекрасно понимал. Он не смотрел на меня, а я смотрел лишь на фотографии изуродованных частей её тела, он знал что мои глаза не посмеют отвернуться, что мой взгляд будет прикован к данным фотографиям.
«Я поцеловал каждый такой след» - что ж Сын Хен, я дал тебе много мест для поцелуев на ее теле, но не благодари меня.
Он показал мне ее шрам, ее шрам на бедре в первоначальном виде. Мне потребовалось время, много времени. Я никогда не видел этот шрам на бедре в первоначальном виде, только в зашитом. Впервые за два с лишним года я увидел его в его полном «великолепии». Я понял, что это фото сделала Ханна сидя с порезом на лестнице и успокаивая меня пока я паниковал и просил прощения.
Неужели она уже тогда решила уйти от меня? Тогда почему пробыла со мной так долго? Я такой мудак! Она не лгала когда говорила что любила меня больше всего на свете и боготворила меня. А я ее мучил. А я делал ей больно.
Я впервые увидел таким, когда шрам был таковым на теле Ханны я на него не смотрел, но сейчас мне бежать некуда. Я разглядел каждый рубец, я впервые за долгое время вспомнил все обстоятельства. Он был таким глубоким, неровным и рваным будто я целенаправленно резал ее, хотя это было не так, вернее я думал, что это было не так, но сейчас с высоты своего опыта я вижу, что я ничем не лучше тех людей что я сажал в тюрьму, мне действительно только туда и дорога.
Я видел струю крови, сочившуюся из этой раны. Какой убийственно красной она была, какой страшной оказалась, а Ханна успокаивала меня, говорила «это всего лишь порез, все хорошо». Нет малыш, все плохо, в этих словах ты прятала такую боль, которую я никогда не пожелаю испытать. Прости меня. Я не заметил. Я не заметил, как на эту фотографию упала моя слеза, но это заметил Сын Хен и начал вслух читать медицинское заключение. Рваная рана, размер лезвия ножа, количество наложенных швов. Я все это время избегал этой информации, все что вижу я – это четкое изображение неприкрытой жестокости к любимой жене. Этот шрам, Ханна не могла ходить несколько дней из-за него, она передвигалась на моих руках, я посмотрел на свои руки и не почувствовал ничего кроме отвращения к себе. Все сгорело и ничего не подлежит восстановлению. Я видел только швы на шраме, сейчас же я увидел все и это «все» ознаменовало мой конец.
Сын Хен закончил читать медицинское заключение по шраму на бедре и посмотрел на меня.
- Мне нечего сказать – произнес я, все еще смотря на шрам, затем отдал это фото Сын Хену и вновь опустил глаза. Мне нечего сказать, мои действия говорят сами за себя.
- Ты понимаешь, что натворил?
- Да – отвечаю я, сглатывая ком в горле. Я буду расплачиваться за это вечно!
- Ты понимаешь, каково ей? - его голос неспокоен, потому что ему тоже больно за нее.
- Да.
- А ты делал только хуже!
- Да – вновь отвечаю я, это все что я могу сейчас отвечать, отрицать обвинения бессмысленно. Я виновен. И я начал понимать почему первый допрос ведет он - чтобы я был в курсе, чтобы я, наконец открыл глаза и ясным взором взглянул на шрамы на ее сердце. Шрамы, которые сам ей нанес. Теперь моим коллегам будет легче допрашивать меня и предъявлять обвинения, потому что я ничего не смогу отрицать, я бы и так ничего не отрицал.
- Что я наделал! – выговариваю я, Сын Хен делает вид что не слышит моих слов. Он молча забирает материалы, прощается со мной, напоминая о том, что завтра Ханна освободится от меня и выходит из допросной вновь оставляя меня одного. Мне остается лишь ждать моих коллег. Я закрываю глаза и вижу заплаканное лицо Ханны и понимаю, что этот образ теперь будет преследовать меня.