Глава 13
Я провалялась с температурой все выходные и еще два последних учебных дня. Софья Николаевна лечила меня теми же средствами, что и отца. Папа, к тому времени уже выздоровев, пару раз заглядывал в комнату и сокрушался, как же так он мог меня заразить. Ворчал, что визу до сих пор не сделали, а ему на днях уже нужно улетать в Милан. Там он проведет весь июнь. Про Катерину отец почему-то при мне больше не говорил. А сама я, разумеется, о брюнетке не спрашивала. Хотя слышала, как отец в своей комнате болтает с ней по телефону. Что ж, видимо, папа понял, что я воинственно отношусь к его пассии. После спасения от тех отмороженных мужиков из бара, расстались мы с Катериной сухо и нелепо под тусклым фонарем.
Хорошо, что оценки за год уже выставили. Остался только концерт, на котором мне все-таки предстояло исполнить роль Маленького принца. Леля, навернувшись со стремянки, сломала правую руку. Зато все-таки побывала в объятиях могучего Пирожкова, который тащил ее из актового зала. Вся в слезах, она счастливо прижималась щекой к объекту своего обожания. Позже Ирка написала, что Лелина бабушка устроила в гимназии жуткий скандал и решила увезти Селезневу в деревню на все лето. Мол, там ей будет безопаснее, чем в лагере. А если бы все это произошло в конце одиннадцатого класса? Как бы Леля Селезнева писала экзамены и поступала в университет? И если под носом Лидии Андреевны происходят такие безобразия, то бабуля боится представить, что ее внучку поджидает в летней школе, где дети наверняка остаются без должного присмотра. Как итог: еще один минус из моего списка.
Все эти дни, пока я валялась дома с температурой, думала над случившемся в актовом зале. Даня в тот же день осмотрел место происшествия и рассказал Ире, что у стремянки были раскручены болты. И, если честно, в ту минуту, когда Ира поведала мне об этом по телефону, я испытала настоящий ужас. Кто-то раскрутил их нарочно? Теперь уже совершенно точно нельзя было пускать это дело на самотек. От глупых угроз и звонков Соболь перешла к действиям. Только воевать с Оксаной пока не было никаких сил. Насморк и больное горло портили весь боевой настрой.
На четвертый день, когда температура спала, я почувствовала себя заново родившейся. Софья Николаевна была на даче, и я слонялась по пустой квартире, пялилась в окно, пересмотрела «Ривердейл», а когда ближе к вечеру ко мне явилась Ирка, настроение улучшилось в разы. Третьякова принесла с собой в квартиру сладкие запахи ежевичных духов и теплого лимонного кекса.
— Хотела пораньше к тебе забежать, но мама с кексом задержала, – чмокая меня в щеку, сказала Ира. – Ой, надеюсь, ты больше не заразная? – подруга отпрянула от меня. – Это самый отстойный отстой в жизни – заболеть перед летними каникулами.
— Не знаю, – честно сказала я. – Но чувствую себя, как огурчик.
— Пошли, чай попьем, огурчик!
Ирка сбросила кеды и по-хозяйски прошла на нашу кухню. Сама поставила чайник. Что-то проверила в телефоне и уселась за стол.
— Как Селезнева? – спросила я, по-прежнему чувствуя свою вину, будто лично поломала стремянку.
— Как-как? На больничном! – Ирка снова взглянула на экран смартфона. – В гимназию больше не приходила. Зато сбылась ее мечта – наш Мясной Пирог на руках потаскал!
— Да уж, мечта, – вздохнула я.
И снова это скверное чувство, будто я нарочно подставила Лелю. Хотя мне, на самом деле, меньше всего на свете хотелось вместо нее распластаться на сцене, навернувшись со стремянки.
— Теперь мне все-таки придется играть Маленького принца, – проворчала я, разливая нам с Иркой чай.
— Твой отец придет на спектакль?
Я, не оборачиваясь к подруге, рассмеялась.
— Шутишь? Он спросит: «Спектакль? Какой спектакль? Ты что, уже играешь в театре?» Я ему отвечу: «Нет, папочка! Это школьный спектакль!» А он: «Школьный? Вера, в каком ты классе? Сколько тебе лет?»
Ирка, забавно хрюкнув, тоже рассмеялась.
— Похоже получилось! Ну нет, Верочка, ты все-таки иногда прячь свой сарказм. Хотя теперь я понимаю, почему вы раньше с Винни дружили. Как два колючих, фыркающих ежа.
— Ой, только про него не напоминай, пожалуйста!
Я поставила перед Иркой чашку горячего чая, разрезала теплый лимонный кекс.
— Пропитался? – деловито осведомилась Третьякова.
— Слюнки текут! Сегодня как раз первый день, как ко мне вернулся аппетит.
За нашим ужином Ирка продолжала то и дело проверять телефон и молча жевать кекс. Наконец, я не выдержала и задала вопрос, который мучил меня все эти четыре дня:
— Как будем мстить Соболь?
Третьякова тут же встрепенулась:
— Ты все-таки решилась?
— Не могу же я это просто так оставить! Только не знаю, что делать. Жаловаться – не метод. Да и кому? Папе все равно, а директрисе... Как-то обломно, что ли. Со стремянкой точно не понятно. Специально это или она изначально неисправна была?
Ирка задумчиво нахмурила лоб, а потом выдала:
— Кажется, надо не Соболь проучить, а Амелию.
— Амелию? – удивилась я.
— Ну да. Вчера Лидия Андреевна к нам в класс заходила. Знаешь, кто едет вместо Селезневой в лагерь?
— Циглер?
— Бинго! Видела бы ты, с какой довольной физиономией ко мне обернулась Амелия. Захотелось ее за волосы прям на уроке оттаскать!
— Ну, вообще-то все логично, – вздохнула я. – Я же тебе говорила, что Лидия еще в тот раз кандидатуру Амелии предлагала, у нее ведь второе место на олимпиаде по физике.
— Вот видишь! Кому еще это было выгодно? А ты помнишь это ее: «Что ж посмотрим, кто поедет»? – продолжила нагнетать Ира.
— Думаешь, угроза?
— Ну, конечно же! В конце концов, это она отвечала за декорации и реквизит. И я уверена, что стремянка была нарочно испорчена.
Ирка принялась сосредоточенно жевать кекс.
— Добиваться своей цели такими страшными методами. Кошмар! – прожевав, снова возмутилась подруга. – И я, кстати, знаю, какую свинью мы можем Циглер подложить.
— Ну?
За окном пасмурно, над городом зависли мрачные серые тучи. Еще днем все окна были в кривых дорожках от дождя.
— Я от девчонок слышала, что Амелия больше всего на свете боится свою бабку.
— Это которая настоящая ведьма? – уточнила я.
— А фиг знает, кто она на самом деле. Но так говорят. Пойдем к ее бабке и попросим, чтоб приструнила внучку, а? Повлияла на нее как-нибудь. Что ж она невинных людей калечит?
— А если это не Амелия? – засомневалась я.
— Тогда напрямую спросим у Циглер: ты или не ты?
Вообще-то, наверное, давно нужно было так поступить...
— А если это она, но скажет: «Нет, это не я! Идите вы, тупые куклы...» Будто ты ее не знаешь.
— Что ты придумываешь проблемы на ровном месте? – возмутилась Ирка, уже поднимаясь из-за стола. – Там на месте разберемся. Идем!
— Как? Сейчас? – ахнула я, снова поглядывая в окно. – Уже смеркаться начинает.
— Нет, а что тянуть? Ждать, пока она тебя со свету белого сживет?
— А ты знаешь ее адрес? – все-таки последовала я за Иркой, которая уже выскочила в коридор.
— Ага, специально разведала. Да тут недалеко. Пройти всего пять домов. В начале Мира.
— А-а. Погоди, я хоть переоденусь!
После четырех дней заточения выглядела я хуже некуда. Но решила, что наряжаться для Циглер – много чести. Тем более, Третьякова сказала, что тут недалеко. Сменила пижамные шорты на джинсы, надела толстовку, бейсболку на голову натянула. Ирка осмотрела меня с ног до головы и кивнула:
— Сойдет!
Во дворе уже сгустились сумерки. В окнах домов зажглись огни. Ветер раскачивал старые тополи.
— Зачем мы тащимся к Циглер на ночь глядя? – со скепсисом поинтересовалась я, когда мы вышли на оживленную улицу.
— Я ж тебе сказала о своих планах.
— А если ее бабка-ведьма проклянет нас?
— Ну что за глупости? – беспечно засмеялась Ирка. Будто это не она до этого меня запугивала.
Всю дорогу Третьякова то и дело доставала телефон, но уведомлений, судя по всему, так и не было. Ирка только вздыхала и мне ничего не рассказывала. Я косилась на подругу, но не спрашивала, в чем дело. Все ясно. Сообщение от Вадика своего ненаглядного ждет.
Когда мы дошли до дома Циглер, на улице совсем стемнело. Меня всю дорогу не покидало странное чувство, будто кто-то идет за нами по пятам. Скорее всего, это были просто мои выдумки, но после поста в «Подслушано» у меня развилась настоящая мания преследования. Ведь кто-то видел меня на улице вместе с Катериной. Кто-то сохранял старые фотографии, знал о разводе моих родителей...
— На каком этаже она живет? – спросила я, оглядывая горящие окна старой четырехэтажки.
— Вроде на первом, – ответила Ира.
— Вроде? – возмутилась я.
— Ты же знаешь, у меня плохая память на имена, адреса... – Ирка беспечно махнула рукой. – На месте разберемся!
Это третьяковское семейное «потом разберемся» порой меня просто выбивало из колеи.
— Ира, мы уже на месте! – проворчала я, следуя за подругой.
Ирка первой забежала в подъезд. Темно, лампочка не горит. Мы тут же встали как вкопанные.
— Ну? – шепнула я.
— Что «ну»? – Ира включила фонарик на телефоне. Я тоже пошарила в кармане толстовки в поисках своего смартфона и тут же обнаружила, что оставила его дома.
Пахло чем-то прокисшим, а откуда-то сверху доносилась приглушенная оркестровая музыка. Тут же впотьмах мое воображение нарисовало, что где-то здесь снимает жилье Воланд со своей свитой.
— Мне не по себе, – призналась я. – Пойдем домой?
— Столько тащились и домой? – рассердилась Ира, подсвечивая ступени.
Остановилась у одной из дверей и направила свет фонаря на номер квартиры. Цифра тринадцать.
— Ну, конечно, – выдохнула я.
— Вроде эта, – снова негромко проговорила Третьякова.
— Ира, ты хоть в чем-то в этой жизни уверена? – рассердилась я.
Но Ирка вместо ответа на мой вопрос только принюхалась.
— Чем так воняет? Капустой какой-то...
А затем нажала на кнопку звонка. У меня от пронзительного звона и страха даже уши заложило. Дверь тут же с лязгом распахнулась, будто за ней только и поджидали, когда мы позвоним. В квартире тоже было темно. Видимо, на этаже выбило пробки. Иркин фонарь осветил лицо хозяйки – старухи с крючковатым носом. А главное – на ее голове не было ни единого волоска. От неожиданности я, стоя на краю ступеньки, чуть с нее не навернулась. Судя по тому, как дрогнул луч фонаря, подруга тоже перетрухнула.
— Кого вам? – спросила бабка скрипучим голосом.
— Вашу внучку, – проблеяла Третьякова.
— Моей внучки больше нет, – отрезала лысая бабка. У меня даже мурашки пробежали по спине. – Она выбрала тьму, а не свет.
— А? Чего? – растерялась Ира.
Я дернула Третьякову за рукав.
— Ир, пошли, она какая-то сумасшедшая.
Но Ира, откашлявшись, все-таки снова спросила:
— Амелии нет дома?
— Амелюшка? – Голос странной бабки вдруг стал ласковым. – Она в соседней квартире.
И пожилая женщина тут же закрыла дверь перед нашими носами.
— Ты что-нибудь понимаешь? – повернулась ко мне Ирка.
— Может, ты квартиры перепутала? – предположила я.
— Может. Но на роль ведьмы эта бабка подходит как нельзя лучше. Я бы от такой бабули тоже сбежала не то что в лагерь, а на край света.
Затем Ира подошла к следующей квартире. Здесь дверь, в отличие от двух соседних, была старой, деревянной и без номера. Такой ее и поставили несколько десятков лет назад, когда этот дом построили.
— Думаешь, тут живет Циглер? – усомнилась я.
— Ничему не удивлюсь, – проворчала Ира, освещая дверь. – Ой, смотри, открыто!
— Третьякова, пошли скорее домой! – взмолилась я.
Но Ирка уже толкнула дверь, и от страшного скрипа петель мое сердце опустилось в пятки. Я словно приросла к земле, когда Третьякова нырнула в темную квартиру.
— Ира, выходи оттуда!
— Сейчас-сейчас!
Раздался грохот, свет фонаря дрогнул, а затем и совсем погас. Я думала, что от страха умру на месте, но все-таки бросилась в странную квартиру на помощь подруге. В темноте едва не наступила на Ирку.
— Ай-яй, тихонько, я тут! – простонала Третьякова.
Я присела на корточки и принялась шарить руками.
— Ты где? Что случилось? Блин, включи опять фонарь!
— На меня упало что-то большое!
Внезапно дверь за нами громко захлопнулась.
Я тут же вскочила и понеслась к выходу. По пути запнулась о что-то (судя по бряку звонка – о велосипед) и тоже рухнула на пол у самого порога.
— Блин!
— Ты в порядке? Значит, на меня упал чей-то велик.
Снова поднялась на ноги, потянула на себя дверную ручку – закрыто.
— Ир, нас заперли!
— Ну дела! Кому это надо?
Почему-то я снова подумала о том липком гадком чувстве, будто кто-то следует за нами по пятам. Но еще больше нагнетать ситуацию не хотелось.
— Вставай же! – поторопила я Ирку.
Третьякова снова зажгла фонарь на телефоне и обвела слепящим лучом помещение. Мы находились в прихожей нежилой квартиры. Прошли в одну из комнат и обнаружили там сваленную в углу старую мебель, еще несколько велосипедов и детскую коляску с картонными коробками.