Глава 23. Страсть
Боль была слишком яркой, чтобы продолжать лежать неподвижно. Хотелось встать, согнуться пополам и отрезать бедро, чтобы только не чувствовать, как агония сжигает тело изнутри, заставляя дрожать и молить всех известных и неизвестных Богов о пощаде. Перед глазами вставали яркие картинки: фиолетовые пятна, капли воды, почему-то говорящие, чьи-то противные голоса, которые утверждали, что человеческие легкие могут воскресить мертвеца и вылечить бесплодие.
Запах. Было в нем что-то, что заставляло одновременно морщиться и выгибаться от желания коснуться данного источника аромата, но всякий раз сильные теплые руки укладывали ее на место, гладя по мокрым волосам и возвращая в относительно спокойное состояние.
Фурия чувствовала, что множество глаз смотрят на нее, оценивая состояние умирающей, вынося вердикт, что до следующего дня она не доживет. И сама Халле это знала. Сердце медленно качало кровь, то и дело останавливаясь. Болевой шок после того, как Серый дракон проткнул ее бедро насквозь и порвал ей все мышцы и артерии с венами - заставило ее мозг немедленно отключиться. Его глаза, с теплым красным огоньком в мягкой карамельной окантовке - она запомнила. И это было самое приятное и красивое воспоминание из всего, что было в ее жизни.
Очередной глоток горькой жидкости, которую влили ей в рот. На языке появилось странное послевкусие, напоминавшее корицу с говяжьим языком. Чужие холодные руки с длинными кривыми пальцами ковырялись в ране. Боль была уже настолько знакомым ощущением, что сил терзаться в белой горячке не было, и только присутствие чего-то родного, настолько близкого к душе, заставляло быть здесь.
Эти же руки расчесывали ее волосы, нашептывая колыбельную из далекого детства, когда Эстелла еще любила ее, не притворяясь. Фурия мысленно шептала продолжать, голос вторил ее желаниям, дотрагиваясь до больного сердца, которое впервые за несколько минут сделало первый удар.
Теплые объятия и мягкая кожа. Красно-янтарные глаза. Коготь, протыкающий бедро насквозь. Страх за собственную глупую жизнь.
Но здесь и сейчас были лишь эти большие руки, родной голос и биение израненного сердца. Фурия Халле чувствовала себя дома, окруженная любовью и заботой.
***
- Фурия, милая моя, - бархатный голос с нотками нежности и пошлости погладил уши своим звучанием, заставляя проснуться после болезненных воспоминаний.
Халле медленно открывала глаза. Солнечный свет сквозь плотные кофейные занавески не слепил, как это было на Востоке, где каждый луч хочет обжечь тебя. В ноге присутствовала слабая пульсация, но боли не было и не хотелось встать в порыве желания отрезать себе нижнюю конечность. Ее волосы трогали те же руки, что и во сне, но теперь они замерли. Все тело наполнилось негой и желанием остаться в таком состоянии навсегда.
- Думаю, пора вставать. За эти дни ты достаточно выспалась, чтобы как следует отблагодарить меня в постели, - теперь же этот голос, который был для нее все это время родным, открылся с другой стороны.
Окончательно проснувшись, Фурия взглянула вверх. Зрачки расширились от удивления и смущения.
Красивое мужское лицо нависало над ней, а она, как поняла намного позже, лежала у него на коленях, прикрытая лишь краем белого покрывала. Широкие черные брови, как две прямые линии, придавали глазам особый шарм. Их цвет она запомнила. Красно-оранжевые, но перед тем как отключиться, она сравнила их с карамелью, которую никогда не ела, лишь видела на одном из прилавков. Мягкие губы изогнулись в кривой улыбке, а хищный блеск в глазах и сексуальный подтекст в словах заставляли сердце учащенно биться. Щеки Фурии покраснели, хотя это могло быть и от прошедшей лихорадки.
- Ты спала целую неделю, Кинч и Ксу утверждали, что ты умрешь, но человек довольно упрямое существо, которое хочет выжить даже в ураган, при условии, если его желание велико. - Одной рукой он гладил ее по щеке, от чего мурашки бегали по голой коже. Кантил в человеческом обличье наклонился к ней и его горячее дыхание свежего ветра после дождя охладило ее пылающие щеки. - Я же утверждал обратное. Ты единственная из всех, кто добровольно присягнул Югу на верность и вечное рабство. Разве я мог отказать тебе и отдать Богине Смерти?
Другая рука начала исследовать ее голое тело под одеялом, касаясь худых грудей, от чего соски предательски затвердели, а в паху против воли появилось жгучее желание принять Кантила полностью и без остатка. Ей впервые в жизни хотелось мужчину без ведомой на то причины. Разум кричал ей, что надо бежать, а предательское сердце, убаюканное его колыбельной, разгоняло кровь во всех участках тела.
- Все эти дни я находился подле тебя, напевая песню из детства, как ты и просила. Взамен ты отблагодаришь меня.
Кантил переместился и навис над ней. Фурия отметила, что у него длинные черные волосы, отливающие шоколадом, но в его облике ощущалось нечто звериное, не свойственное человеку. Даже похоть, отдающая в нос мускатным орехом и одурманивающая разум, заставляла отдаться в полное подчинение. Сильные пальцы запутались в ее волосах, Фурии хотелось одной частичкой души убежать, прекратить эти запретные ласки, но другая мечтала завладеть им, подчинить себе и сотворить все, что только можно.
Они слились в едином поцелуе. Фурия никогда не целовалась, ей было страшно отдаться какому-либо мужчине, зная, что ее просто используют как вещь, но здесь и сейчас, рядом с Кантилом, она не ощущала себя игрушкой для плотских утех. Наоборот, он доказывал ей движением своего языка, что она женщина, заслуживающая хотя бы на мгновение, стать счастливой и желанной. Из нежного поцелуй перерос в страстный, Кантил слегка покусывал ее губы, как бы дразня. Его руки исследовали все ее тело, оставляя теплые воспоминания.
Фурия в ответ прижалась к нему, поддаваясь вперед, запуская пальцы в его густые волосы. Все это казалось неправильным, ведь только несколько минут назад она проснулась после длительного лечения, хотя могла умереть.
Но, Боги! В его руках она оживала, вся ее женственность, до этого покоящаяся глубоко внутри, кричала от любви, даже если это были лишь крохи иллюзии. Она никогда не была любима, никогда по-настоящему не была желанна. Голос Кантила, ставший для нее родным, а его губы, исследовавшие ее шею и грудь - слишком сладки. Фурия выгнула спину от горячего желания, Кантил уловил исходящий от нее запах и улыбнулся. Глаза загорелись.
В тот же миг его красный халат полетел в сторону. Халле увидела его голый торс, украшенный шрамами и ранами, следы от женских ногтей, от чего странная ревность захватила на короткий миг. Ей было не важно, сколько женщин у него было. Ей хотелось подарить ему не горячий секс, а слияние чувств без обязательств.
Фурия полностью потеряла голову.
Кантил наклонился к ее животу и начал ласкать его языком, оставляя влажный след. Густые черные волосы следовали за ним, пока его голова не оказалась между ее бедер. Он в последний раз улыбнулся ей и поцеловал болезненную точку на ее теле.
Стон сорвался с ее губ, желание было слишком велико.
Они были вместе здесь и сейчас. Они не знали друг друга до этого, но что-то их связывало, будто крепкая нить из серебра и стали, которую даже время не смогло разорвать. Фурия в его руках раскрывалась, словно цветок жасмина после сильной бури, буквально оживая после стольких лет унижений, страданий и мучений. Халле знала, что Судьба уготовила ей другой путь, помнила, что велела ей Лина Сан, но предательская нега и тело Кантила не позволили вернуться в прошлое.
Он любил её так, как никто и никогда не полюбит её. Фурия знала это, чувствовала.
Кантил ласкал её языком, сам не до конца понимая, почему его так сильно тянет к ней. Все эти дни он ни шагу не отходил от неё, хотя, как и многие мужчины, мог просто взять это хрупкое тело и сотворить с ним всё, что угодно. Он мог разорвать её на куски, как сделал это с Ашей, Лили и другими девушками.
Мог убить её там на месте до конца, но её до боли знакомые глаза заставили его остановиться. Касаясь кожи Халле, такой мягкой и загорелой, он не мог себя остановить.
Вдоволь доставив ей наслаждение, он с придыханием смотрел на её потное тело, следил за каждым вздохом грудной клетки и маленькими грудями, чьи соски были как маленькие бутоны.
В жадном поцелуе он припал к ней и его руки ласкали её волосы.
- Я хочу больше, но ты ведь...
Фурия прошептала ему прямо в губы:
- Да, у меня никогда никого не было.
- Тогда доверься мне, я не сделаю тебе больно, моя фарилэ.
Фурия целовала этого мужчину и ей не было страшно. Он обладал тем, чего никогда не было у других, и она не понимала, что это. Каждым движением Кантил доказывал ей, что она женщина, что она желанна и прекрасна. Это не была страсть между двумя людьми в порыве чувств.
Нечто большее, нечто восхитительное. То, что не поддаётся описанию. Его поцелуи залечивали каждую царапину, рану и душевную травму.
Здесь и сейчас существовал лишь Кантил, спасший её от самой себя.
Хякки осталась болезненным воспоминанием, запрятанным далеко в пустоте сердца.
