Part 24
Оказалось, что мы шли в аптеку — через двор Глеб срезал путь. Я вообще не поняла, что мы там забыли. Зато увидела, как он пялится на витрину с тем, что мама всегда интеллигентно называла «взрослые штучки». В детстве я сначала не понимала, что это такое, а потом повзрослела и как поняла...
— Ты что покупать вздумал? — прошипела я. Да что же он за человек-то такой..
— Сейчас увидишь.
— Сам же сказал — ничего такого у нас не будет!
В приливе эмоций я стукнула его по плечу.
— А у нас и не будет — отозвался кудрявый с усмешкой.
— Даже брать не вздумай ничего отсюда, — мотнула я головой на витрину со «взрослыми штучками». Он почему-то заулыбался. А стоящий за нами в очереди мужчина заржал.
— Вредная у тебя девчонка, парень.
— Да у вас, у мужиков, все мысли об одном, — встряла какая-то пожилая женщина. — Молодец, девочка. Рано вам еще по-взрослому дружить.
Я покраснела.
— Я вообще никак с ним не хочу дружить.
— Даяна, куда ты смотришь? — странным голосом спросил Глеб.
— А ты? — фыркнула я.
— Я-то смотрю на пластыри. А вот ты куда — непонятно.
И правда — чуть дальше на полке лежали пластыри. Я смутилась так, что, кажется, теперь, побелела.
Видя, как мое лицо быстро меняет окрас, Викторов довольно заулыбался.
— А ты забавная, — сказал он. Подошла наша очередь, и он купил бактерицидный пластырь.
Отведя меня в сторону, парень сказал сказал:
— Сними кофту и...
— А больше ничего не снять?! — взвилась я.
— ...и закатай рукав, — закончил он.
Кажется, теперь я позеленела. Да что же такое?! Что за дурацкая реакция?..
— Что?
— Ты глуховата? У тебя царапины, заклеить нужно.
Что за вечер потрясений.. На меня напало такое смущение, что я несколько секунд даже пошевелиться не могла — просто смотрела на Глеба огромными глазами, не понимая, мне послышалось или как?.. И только после того, как он тоном терпеливого мученика повторил, сняла толстовку и закатала рукав свитера, обнажая царапины.
Дождь взял мою руку в свою, осмотрел взглядом профессионального врача-травматолога и покачал головой. А потом аккуратно стал заклеивать пластырем самые глубокие из царапин. Пальцы его были на удивление нежными, а движения — плавными. Будто бы передо мной был не самый опасный тип в школе, а милый парень. Настолько милый, что хотелось дотронуться до его темных кудрявых волос. Почему он такой милый, когда молчит?
Пока Глеб клеил пластыри я даже дышать боялась — казалось, только я сделаю вдох и выдох, как иллюзия рассеется. Магия спадет. И я окажусь возле университета, лежащая на земле перед Лебедевой и ее сворой.
— Ты принципиально не дышишь со мной одним воздухом? — вдруг спросил парень, продолжая осматривать мою руку. — Или ты вампир?
— Что? — вздрогнула я. Вот же идиот несчастный, заметил.
— Дыши, — насмешливо посоветовал Глеб. — Или ты хочешь, чтобы я тебе искусственное дыхание сделал методом «рот в рот»?
Я раздраженно выдохнула и пробурчала:
— Дурак.
— Ее лечат, а она возникает. Благодарность — она такая, да? — хмыкнул парень, а я вдруг не выдержала и коснулась его волос. Они оказались жесткими, а желание запустить в них пальцы усилилось в несколько раз. Не понимая, что делаю, я погладила Викторова по волосам. Он отстранился от меня и посмотрел, как на ненормальную.
— Руки вытираешь?
— Нет, конечно. Просто убрала листик. — Я сама испугалась своего жеста и спрятала ладонь за спину, сжав ее в кулак.
— Странная ты.
— Не страннее тебя.
Мы замолчали. Я почему-то даже дышать боялась.
— Готово, одевайся, — велел парень, закончив работу. Я осмотрела руку, на которую было налеплено несколько пластырей и поблагодарила его.
— У тебя еще коленка разбита, — заметил он. — Давай я...
Представив, что он будет касаться моих ног, я смутилась еще сильнее, хотя куда еще, и сама не знала.
— Нет, не нужно, спасибо! Я сама дома наклею пластырь, — скороговоркой ответила я, и кудрявый сунул мне в карман куртки оставшийся пластырь.
Мы вышли из аптеки, и он спросил:
— Откуда царапины на руке? Ты получила их не сейчас. Они не свежие.
— На лестнице в универе упала, — отмахнулась я.
— Сама упала? Или помогли?
— А какая теперь разница?
— Большая, — прищурил глаза парень, и что-то мне в его глазах показалось странным... Не таким, как у всех. Но я не поняла, что, потому что Глеб в очередной раз выдал то, что меня потрясло:
— Никто не имеет права трогать мою девушку. Скажи, кто это сделал, и я с ним разберусь. Поняла?
— Ты говоришь таким тоном, будто я действительно твоя девушка, — меня почему-то разобрал нервный смех, парень криво улыбнулся.
— Я ведь должен достоверно играть свою роль, Дая. Если сам Викторов не будет защищать свою подругу, что о нем скажут? Что слабак? Я не собираюсь быть слабаком в глазах этой кучки придурков, которые возомнили себя царями уника.
— Поверь, тебя и так никто слабым не считает! — горячо заверила его я.
Татуированный самодовольно усмехнулся.
— Знаю. Но напомнить лишний раз лишним не будет Так, раз ты моя собственность, сейчас пойдем...
Куда он там хотел пойти, я так и не узнала. Поняла вдруг, что опаздываю домой. И опаздываю дико! У отчим случится экзистенциальный кризис, когда он поймет, что я ослушалась его. Да и мама расстроится.
Вытащив телефон, я едва не взвыла — батарея села, а я и не заметила.
— Сколько время? — нервно спросила я у Глеба
— Половина девятого.
Сердце провалилось в пятки. Я опаздывала домой на целый час!
Забывшись, я недобро выругалась. Глеб посмотрел на меня с удивлением. Неужели думал, что я таких слов не знаю?
— Ты чего, Остапенко? — спросил он.
— Мне срочно нужно домой!
— Нет. Я же сказал — ты будешь делать все, что я хочу. А сейчас я хочу, чтобы ты пошла со мной.
— Не могу! Понимаешь, я опаздываю домой! Мама с отчимом меня прибьют! — В моем голосе, наверное, было столько отчаяния, что Дождь вздохнул.
— Хорошо. На первый раз отпускаю тебя. Но потом ты будешь делать все, что я тебе говорю.
— Отлично, — улыбнулась я и помахала ему рукой, готовая бежать к дому изо всех сил. — Пока! Спасибо тебе за все!
— Я с тобой, — неожиданно решил Глеб. — Вместе домой пойдем. Опаздываешь-то сильно?
— На час.
— Тогда не пойдем, а побежим. Погнали!
Парень схватил меня за руку, и мы действительно помчались вперед по мокрой дороге. Надо сказать, это была плохая идея. Ибо бегал Викторов еще быстрее, чем ходил. Иногда он останавливался, давал мне возможность отдышаться и тащил дальше окольными путями по дворам.
В какой-то момент мы остановились перед высоким забором, за которым светили фонари, отчего листья деревьев казались желтыми.
— Это что? — недоверчиво спросила я, уперевшись руками в колени и пытаясь перевести дух после пробежки. Давно я так не бегала...
— Детский сад, — невозмутимо ответил Глеб.— Нужно перелезть. Сократим путь.
Я перевела на него веселый взгляд.
— Думаешь, я перелезу?
— Не думаю, а уверен. Я помогу. Давай!
Мгновение — он схватил меня и подсадил. Даже не успев пискнуть, я цепко ухватилась за верхний край забора и залезла на него. А вот перелезть и спрыгнуть не смогла. Будто в ступор вошла.
— Давай, слезай. Ну или прыгай, — услышала я внизу голос Глеба.
— Не могу, — ответила я дрожащим голосом, вцепившись в забор. — Я боюсь упасть, Викторов.
— Это нечто, — сам себе сказал он.
Татуированный легко перемахнул через забор, оказался рядом со мной и протянул ко мне руки.
— Слезай! Давай, не бойся. Я поймаю.
Что-то мне слабо верилось, что он будет меня ловить. Но как-то же слезать нужно! Не до утра же мне тут сидеть... Я почувствовала себя кошкой, которая забралась на дерево и не знала, как слезть. Видимо, мне остается только жалобно мяукать.
— Это еще что такое? — услышала я суровый голос. Вдалеке замаячила мужская фигура. Сторож! Сейчас он нас поймает и... Что он сделает, даже думать не хотелось.
— Ну же, давай! — прошипел Глеб.
— Я вас сейчас поймаю, дебилы малолетние! И такое устрою! — заорал сторож. — Опять бухать на детских качелях решили? Не позволю!
Не знаю, как это произошло. Возможно, во мне были гены мешка с картошкой. А возможно, это был самый несчастливый день в этом году. Я все-таки справилась со страхом и перекинула ногу через забор. Руки заскользили по мокрому железу, и я рухнула. Прямо на Глеба.
Он успел схватить меня и прижать к себе, а сам упал на спину, не дав мне расшибиться. Я лежала на нем, вцепившись в широкие плечи, а сторож, не переставая орать, бежал в нашу сторону.
— Ты просто ходячее несчастье, — потрясенно прошептал он, почему-то обнимая меня. Я оторвала щеку от его груди и заглянула в лицо. Странно, но сейчас, в полутьме, когда на него падали отсветы фонарей, оно показалось мне добрым. И нежным, что ли. А может быть, я просто окончательно сошла с ума.
— Что разлеглась?! — рявкнул Глеб, и флер моментально развеялся. — Вставай, бежим!
Мы поднялись, он опять схватил меня за руку и поволок в сторону. Сторож — пожилой мужчина — передвигался гораздо медленнее, чем мы, зато орал так, что уши закладывало. Под его вопли и обещания вызвать полицию, мы пересекали детский сад и снова преодолели забор. Сделать это получилось быстро — то ли потому, что забор тут был ниже, то ли потому, что адреналин хлестал по венам. Мы помчались вперед, во двор, и детский сад остался далеко позади.
Когда мы ворвались во двор, что находился между нашими домами, я уже едва перебирала ногами — так сильно устала. Зато Викторов держался молодцом, словно и не бегал вовсе.
— Иди, — сказал он, кивнув на мой подъезд. — И помни — завтра ты делаешь все, что я захочу. Так что не планируй ничего.
— У меня репетитор завтра, — вспомнила я.
— Меня не касается, — отрезал кудрявый и, не прощаясь, направился к своему дому.
Ну что такое! То становится милым, то начинает вести себя, как идиот. Вздохнув, я помчалась домой, на ходу придумывая отмазки.