Несокрушимая сталь. ᵇᵉˡˡᵃᵐʸ ᵇˡᵃᵏᵉ ᶠᶠ

Дисклеймер. Я буду крайне благодарна, если вы оставите небольшой отзыв. Мне очень важно знать, нравится ли вам эта история, или, быть может, нужно что-то добавить/исправить.

Так же вы можете перейти на мой тик-ток аккаунт, где ознакомитесь поближе с Беллами/Аспид. KINGSLAYER366_ - ник в тик токе.

Спасибо за то, что читаете меня!

Темно.

Сон тянется, как туман — густой, вязкий, пахнущий железом и чем-то еще... чем-то забытым.

Аспид идёт по коридору. Босиком. Пальцы ощущают холодный металл пола. Она знает это место — заброшенный отсек, тот, где время остановилось ещё до её рождения. Где они были вынуждены прятаться всю ее жизнь. Откуда не было выхода.

Отец. Он должен быть здесь.

В уголке разума — странное знание: он должен быть, но каждый раз, когда она поворачивает за очередной угол, вместо него — пустота. Тень. След. Эхо.

И снова тьма.

— Отец? — она зовёт почти шёпотом, голос дрожит, будто сама боится, что разбудит что-то чужое.

Ответа нет. Только скрежет вентиляции. Скрип трубы. И... шаги.

Она идёт на звук.

И вот — он. Он поворачивается.

Живой. Настоящий. И такой, каким она его помнит — усталый, с заломленным воротом, с жесткими чертами лица и глазами, в которых всегда скрывалось что-то большее, чем он мог сказать.

— Где ты был? — голос звучит сдавленно. Ей больно, потому что она знает — он уходил за пределы отсека. Она начала понимать это не так давно, но он все время отшучивался. И она не могла понять, почему он не признавался в этом.

— Прости, Аспид, — говорит он. — Я не мог тебе рассказать.

— Почему ты всё время исчезаешь?

Он хочет что-то сказать, уже делает шаг к ней... но не успевает.

Дверь с грохотом распахивается. Свет бьёт в глаза, и всё мгновенно становится чужим. Холодным. Настоящим. В отсек врываются люди в форме. Они хватают её.

— Отец! — она вырывается, кричит, тянет руки к нему.

— Прости, — повторяет он. Не шевелится. Только смотрит. И в этом взгляде — вся его боль. И слабость. И то, что он её отпускает. Позволяет им забрать её.

Она кричит. Срывая голос. Кричит от боли, от страха, от предательства.

И просыпается.

Грудная клетка — словно распята. Пот на лбу. В горле — крик, которого она так и не издала. В ушах всё ещё грохочет голос отца. Но здесь не темно, так, как в отсеке. Лунный свет проникает сквозь двери челнока.

Она не там. Она на земле.

Ее глаза быстро привыкают к темноте. Один из немногих плюсов ее нахождения в том месте, где единственным источником света были керосиновые лампы. Аспид переворачивается на спину, понимая, что уснуть этой ночью вряд ли получится. Обычно, просыпаясь от кошмаров, она отвлекалась разговорами с отцом, когда он еще не исчезал каждой ночью.

Тут же, очевидно, поговорить было не с кем.

Считать до ста было самым нудным, но эффективным занятием, когда тебе нужно сосредоточиться на чем-то. Самое главное — контроль. Мысли, чувства, все в стороне, когда голова пуста — засыпается намного легче.

Где-то посреди ночи челнок заполнили непонятные шорохи. Аспид открывает глаза. Не двигается. Только прислушивается.

Может быть, кому-то не спится?

— Тише, вы разбудите всех остальных.

Беллами.

Она напрягается. Чёрт. Что это сейчас было?

Из темноты выныривает движение. Её глаза уже привыкли к мраку, и она различает — тащат кого-то. Фигура сопротивляется, дергается, но её держат четыре другие фигуры, пока еще одна стоит у выхода из челнока. Если одним из них был Беллами, то Аспид была почти уверена в том, кто в очередной раз стал жертвой неуемного лидера.

Конечно же, гребанный, мать его, Уэллс.

Идти туда ей не следовало.

И это было совсем не ее дело, кто и почему решил вместе с Беллами выйти посреди ночи из челнока. Но ноги сами понесли ее вслед за ними, тихими и осторожными шагами, так, чтобы никто не услышал. Не догадался, что за ними следует мрачная тень. И довольно любопытная.

Быть может, она и вернулась бы назад, только громкий вскрик Уэллса в полной ночной тишине заставил ее последовать за ними дальше, в глубь леса.

Что они собираются с ним делать?

— Ты заслужил это. — прозвучал чей-то знакомый голос и Аспид различила в нем Мерфи. Конечно, кого же еще, как не его, Блейку записывать себе в товарищи. Такой же идиот, как и он сам.

Аспид ступает осторожно, минуя каждую ветку, которая могла бы издать противный звук и обнародовать ее, следящую за ними. Вряд ли Беллами обрадуется, узнав об этом. Она прячется за широкое дерево, чьи ветви скрывали ее от лунного света, который сейчас был так некстати. Потому что она была слишком близко к ним. И шанс, что кто-нибудь из этой шайки случайно увидит ее, все же был.

Они заговорили, но из-за ветра и дождя, который все еще продолжал идти, некоторые слова не долетали до слуха Аспид. Облегчение тут же разжало тиски ужаса на ее груди. Ведь если она не слышит их, то и они не слышали ее.

Но когда желание узнать, о чем они говорят, взяло вверх, Аспид зачем-то полезла вперед, прячась за деревом поближе.

— Держите его крепче, — сквозь зубы шипит один из парней, пыхтя от сопротивления Уэллса.

— Да отвали ты! — тот вырывается, но без шансов. Его запирают в импровизированно круге и тот остается стоять на коленях, пока остальные парни усмехаются над ним.

— Расслабься, принц, — доносится от Мерфи.

— Иди к черту, — шипит Уэллс.

Один небольшой прыжок вправо, и она могла бы сполна отплатить Мерфи за то, что он сделал с ее плечом. Она могла бы взять камень, ударить его по голове, так, чтобы он больше никогда не поднялся. И не портил жизнь другим людям. Но свою жизнь Аспид оценила выше мести, и поэтому держала свои мысли при себе.

Если они убьют его, то она будет свидетелем. Не все поверят, но в доверие Кларк она точно сможет втереться. Если они убьют его, то облегчает ей работу.

А если нет, то... Ей просто было интересно посмотреть за тем, что на этот раз придумал Блейк.

— Может, просто избавимся от него, а? Уроним с обрыва. Скажем, пошёл за ягодами и не вернулся. Кто поверит ему, а кто — нам? — мерзкий голос Мерфи вновь подначивает остальных на убийство.

Беллами смотрит на него с тем самым взглядом, от которого даже самый тупой поймёт: ещё одно слово — и останется без зубов.

— Мы не убиваем своих, — говорит он тихо, но в этом спокойствии сквозит сталь. — Я же сказал, что мы просто снимем с него браслет. На Ковчеге подумают, что он умер. А на земле он все равно долго не проживет.

— Зачем вы это делаете? — отчаянно кричит Уэллс.

— Мы? — Аспид была готова поклясться, что брови Блейка в этот момент взлетели вверх. — Каждый делает то, что хочет, Уэллс. И к слову, вопросы здесь задаю я.

В ночной тишине вдруг раздался звук затвора пистолета. Это точно был он. Аспид знала, какой звук издает снятие предохранителя с оружия. Еще один из бесконечных уроков отца.

Так вот значит что. Все это время у него был припрятан пистолет. Странно, что он забыл упомянуть об этом, когда изъял у Аспид такое опасное оружие, как два ножа.

Неосторожный шаг влево. И ветки предательски захрустели под подошвой ботинок. Аспид жмурит глаза и прячется обратно, прижимаясь к дереву так сильно, будто бы она могла слиться с ним воедино. И прикидывает в мыслях, как далеко она сможет убежать, прежде чем ее поймают с поличным. Ее желудок сжался, а внутренности как будто перевернулись. Она уже не видела их лиц и не могла сказать, направляются ли они к ней, или же они не восприняли этот звук как подозрительный.

— Прости, что так получилось. — доносится тихий голос Беллами, адресованный Уэллсу.

Аспид напрягается, ожидая оглушительного выстрела. Но его не было. Вместо этого, чье-то громкое: "Любой ценой снимите его браслет" и дальнейшая возня, сопровождаемая мольбой Уэллса не делать этого, и его же попытках вразумить тех, для кого было уже слишком поздно.

Можно выдохнуть. Они не заметили ее.

Аспид не двигала ни одним мускулом, даже когда ноги стали сводить судорогой из-за неудобного положения. Считала в уме до пятисот, чтобы хоть как-то занять себя и свои мысли. И лишь когда голоса на поляне стихли, Аспид аккуратно отходит вглубь леса, прячась за кронами низких деревьев. Теперь надо как-то вернуться обратно в лагерь.

Тихое шелестение листьев возле нее заставило сердце уйти в пятки.

Или все-таки заметили?

Тень бросилась на нее, не давая возможности опомниться. С ее уст сорвался сдавленный вскрик, когда ее резким рывком притиснули к дереву, и чей-то локоть оказался на ее горле, перекрывая дыхание.

— Не вздумай кричать, — прошипел он, и в этом неизменно грубом тоне она с точностью до ста распознала Беллами Блейка.

— Ты не настолько страшный, чтобы я кричала при виде тебя.

Ужин подан. Сегодня в меню как всегда острое блюдо, приготовлено с изысканным презрением и подано под соусом из сарказма.

Беллами резко втягивает воздух, будто пытается охладить бушующее внутри пламя. Его рука дрожит, не от страха — от адреналина, от ярости, которую он сдерживает из последних сил. Пальцы по инерции сжимают её плечо чуть крепче, чем нужно. Он понимает это и тут же ослабляет хватку, отступая на полшага, но не отводя взгляда.

— Гребанная психопатка. Что ты здесь делаешь, Джордан?

Глаза её сверкают. Насмешливые, как всегда. Но он видит, как быстро у неё колотится пульс. Она боится. Или нет — черт его знает, может, она просто вечно на взводе.

— А на что это похоже? — усмехнувшись, отвечает Аспид. — Очевидно, я решила прогуляться посреди ночи по темному лесу, в челноке, знаешь ли, дышать нечем из-за скопления людей.

— Ты не умеешь врать, Джордан. — шипит он, сжав зубы.

"Еще как умею."

— А я и не пытаюсь. Ты ведь знаешь, что я все видела, не так ли? И к чему эти игры?

Беллами смотрит на неё, будто вот-вот взорвётся. Челюсть сжата, в висках стучит кровь. Всё, чего он хотел — тихо избавиться об браслета Уэллса. Без свидетелей. Без её саркастичного голоса, который въедается в мозг, как заноза.

— Неужели? Все видела? — повторяет он холодно, будто проверяя, правильно ли услышал.

Он делает шаг ближе, почти нависая над ней, и в этот момент лес будто затихает. Только дыхание. Только злость. Только напряжение, тянущееся между ними, как проволока.

— И что, побежишь рассказывать всем остальным об этом? Спешу огорчить, здесь всем плевать на Уэллса.

— Я не собираюсь никому ничего рассказывать.

Он посмотрел на нее так, словно пытался просверлить взглядом насквозь, и от этого в кожу головы будто втыкались ледяные иголки.

— Интересно, — мягко сказал он. — Почему нет?

Он склоняет голову набок, изучая ее лицо так, будто бы впервые увидел какую-то аномалию.

Аспид дернулась, как от удара, а потом — будто не выдержав — запрокинула голову и расхохоталась. Смех вырвался резко, хрипло, как будто пробрался из самых глубин, где прятались усталость, злость и обида. И это вызвало искренне недоумение у Беллами Блейка.

— Да потому что мне плевать, что ты с ним делал. Мне просто было интересно узнать, сможешь ли ты сделать это сам? — она вцепилась в него таким же пристальным взглядом. — И как оказалось, нет.

Беллами смотрит на неё, словно она — заноза, застрявшая под кожей, и чем больше он пытается её вытащить, тем глубже она лезет.

— Очень смешно, Джордан, — он усмехается, но в этой усмешке нет ни капли веселья. — Я мог бы сделать это на виду у всех. Но иногда нужно делегировать свои обязанности.

Аспид складывает руки на груди, одаривая его презрительным взглядом.

— По-моему, это ты смешон.

— Почему бы тебе не сделать пару шагов вперед и не проверить это?

В его глазах вспыхнуло любопытство, но в следующую секунду оно исчезло, замаскированное насмешливым безразличием.

Он бросает вызов? Кто она такая, чтобы не принять его.

Так акула приближается: играючи, едва виляя хвостом и взрезая воду плавниками. Вообще-то, она не должна была этого делать. Не должна была подходить к нему так близко. Но Аспид идёт к нему — медленно, как шторм, который только с виду кажется далёким. Плечи расправлены, шаги мягкие, точные, почти кошачьи.

Она останавливается на расстоянии вытянутой руки. Наклоняет голову чуть вбок, прищуривается.

— Знаешь, что интересно, Блейк?

— И что же? — уголок его рта растянулся в насмешливой ухмылке.

К черту этого Беллами Блейка.

Её рука вдруг двигается. Не резкий рывок, нет. Это плавное, выверенное движение. Правая рука скользит вдоль его бока, пальцы прижимаются к ткани джинсов. Лёгкое надавливание — и она чувствует его. Холод металла. Пистолет, спрятанный сзади, между поясом и телом.

— Вот это, мать твою.

И прежде, чем он успевает ответить — даже вздохнуть, она цепляет рукоятку и выдёргивает пистолет. Металл блестит в её руке. Она сразу перехватывает его правильно, уверенно, будто держит это оружие с рождения. Поднимает ствол — и нацеливает на него, прямо в центр груди.

— И что ты скажешь теперь, м? Да мои два ножа просто игрушки, по сравнению с тем, что ты припрятал в тайне от всех, Блейк.

Беллами чуть вздрагивает — непроизвольно. Он не ожидал. Он просчитался. А Аспид вовремя словила его слабость.

— Но я им никого не застрелил. — Блейк смеётся под её злость, под проведённые ею параллели. Он не подавал никаких признаков уязвимости внешне, но внутри него клокотал самый настоящий шторм.

Сдержанная ярость, уязвлённая гордость и капля... чёрт возьми, неуместного восхищения.

Он должен был просчитать её.

Он должен был держать дистанцию.

Но вот она — ближе, чем нужно, опаснее, чем хотелось бы, и красивая так, что это становится отдельной угрозой.

— Пока не застрелил. — поправляет она его, увереннее сжимая оружие в своей руке. Она не должна позволить ему выбить пистолет. — И откуда он у тебя?

— Не твое дело, Джордан. — Беллами шипит сквозь зубы, ядовито.

Она крепче сжимает челюсти, но не успевает высказать своё возмущение — хлёсткое, злое, уверенное, когда Блейк добавляет:

— Хочешь застрелить меня?

Она усмехается, чуть дернув уголком губ. Не отводит пистолет. Будто она раздумывает — нажать или нет. Пульс у неё бьёт в горле, он это видит. Чувствует, даже стоя так близко. И он делает шаг в ее сторону.

— Нет, нет, нет. — скалится она, дергая пистолетом. Беллами не поднимает руки в примирительном жесте, не поднимает и белого флага, но на всякий случай отходит обратно. — Вопросы здесь задаю я. Ведь у меня в руках пистолет.

Она в точности повторяет им же сказанную фразу, адресованную Уэллсу.

Смотрит на него снизу вверх, но взглядом давит так, будто он теперь тот, кто в ловушке. У неё дрожит губа — не от страха, от злости. Или от адреналина. Или от того странного удовольствия, когда баланс сил резко меняется. В её пользу.

— Так что, где ты его взял? Неужели стащил у охраны? Или тебе его дали просто так, за старые заслуги на работе?

Беллами вновь смотрит на неё. Скалится. Или улыбается? Оттенков много, и Аспид не успеть собрать всю коллекцию. Дурное предчувствие танцует когтями на плечах.

— Тебе и правда интересно? Или тебя задевает то, что я не выдал инвентарный список на первом свидании?

— Это был бы самый странный флирт в моей жизни.

— Учитывая, что ты держишь меня под прицелом, я даже не уверен — это угроза или приглашение.

— Заткнись, ясно. — раздраженно отвечает Аспид. Еще чуть-чуть и она потеряет над собой контроль. Не убьет его, нет. Она не сможет навредить ему. Это была просто попытка защитить себя от него. Но в конечном итоге она оказывается тщетной и смехотворной. Для него.

Он резко делает шаг вперёд. Пистолет упирается ему в грудь. Он не отводит взгляда. Она не отступает ни на миллиметр.

— Думаешь, если держишь оружие, ты контролируешь ситуацию? — Беллами на секунду замирает, смотрит ей прямо в глаза. — Ты не контролируешь ни чёрта. Даже себя.

Аспид сглатывает, отворачивается от нелепости фразы, потому что Блейк вдруг нежданно-негаданно, совершенно обескураживающе её видит.

— Ты такая же, как я.

Аспид замирает.

— Что? — и почти смеётся, хотя внутри царапает, впивается призрачная догадка.

— Ты тоже ломаешься, когда никто не видит. Тоже прячешь боль за оскалом. Тоже боишься привязаться.

Аспид качает головой.

— Ты не знаешь меня.

— Больше, чем тебе хотелось бы.

Он всё ещё стоит близко. Слишком близко. Его слова повисли в воздухе, как проклятие, от которого не сбежать. А она... она просто смотрит на него, и в её глазах — буря. Не ярость, не обида. Что-то хуже. Что-то глубже.

Рука Аспид дрожит. Она резко разворачивает пистолет рукоятью вперёд — и со всей злостью бьёт им ему в грудь. Глухой звук металла о ткань. Почти как удар кулаком в сердце.

— Никогда не смей говорить мне, что я угроза. Что я опасна и все в этом духе. — ее грудь вздымается от бешеного дыхания, а голос срывается на шипение. — Потому что у тебя самого хранится хренова туча секретов, которые ты прячешь от всех. И поверь, ты не хочешь, чтобы о них кто-то узнал.

Ее глаза опасно щурятся и смотрят куда-то глубоко внутри него.

— Но если о них узнаю я, то узнают и все. Так что поздравляю, теперь мы оба можем шантажировать друг-друга этим.

И она отступает. Не просто уходит назад — она отрывает себя от него, будто каждый шаг — через стекло. В её лице — боль, злость, разочарование. В себе. В нём. В этом чертовом мире. Но она не может удержать себя о того, чтобы не развернуться. И бросить еще одну фразу, после которой расстояние между ними станет попросту непреодолимым.

— И еще. Больше не смей приближаться ко мне, Блейк. Я серьезно. Просто не подходи ко мне.

Она поворачивается и уходит. Быстро. Не оборачиваясь. Потому что если обернётся — то или убьёт, или останется. А оба варианта — смертельны для них обоих. А Беллами остается стоять. Все так же прижимает пистолет, небрежно брошенный ею, будто всё ещё чувствует в нём её гнев, её тепло, её боль. Слова Аспид звенели в голове, как отголоски выстрела, которого не было.

Беллами Блейк думает о том, что нужно было держаться от нее подальше. С первого взгляда.

Ни вопросов, ни разговоров, ни этих долгих, слишком честных взглядов. Не обращать никакого внимания. И сейчас бы он не думал о ней. Он бы не думал о том, как дрожали её пальцы, когда она вручала ему оружие, будто отдавала кусок себя.

Не думал бы о том, как голос у неё сорвался на последнем слове.

Не думал бы — о ней.

Чертова Аспид Джордан.