Глава 3. Черта. 18+
Её колени упираются в мягкий диван, она сидит на нём верхом, лицом к нему, в этом чёрном белье и с глазами, в которых уже нет ни намёка на шутку.
Егор проводит ладонью вдоль её спины, будто изучает, запоминает. Он не торопится. Никогда не торопится, когда хочет чего-то по-настоящему. А сейчас он хочет её.
— Ты дрожишь, Лиз, — шепчет он, чуть касаясь губами её щеки.
— Глупость, — отвечает она так же тихо, но дыхание сбивается.
— Нет. Не глупость. Это... ты.
Он касается её бёдер, слегка сжимает пальцами, будто проверяя, позволено ли ему больше. И она не отстраняется. Только смотрит в его глаза, будто ищет в них то же, что происходит с ней самой.
— Знаешь, что ты сделала, когда согласилась на эту игру? — его голос чуть хрипнет. Она молчит. — Ты сожгла все мосты.
Он поднимает ладонь к её щеке, большим пальцем проводит по губам. Лиза замирает, взгляд дрожит.
— И я не собираюсь тебя отпускать обратно.
Он целует её. Сначала — мягко, осторожно, будто пробует. Но она сама делает шаг навстречу. Губы вгрызаются в его, горячие, голодные, настоящие. Она тянется к его волосам, хватается за футболку, которую до этого не хотела с него срывать — теперь ей всё равно. Теперь — нужно.
Он переворачивает их, укладывая её под себя. Лиза чувствует вес его тела, жар кожи, руки, которые уже не спрашивают. Они знают. Они требуют.
И он шепчет ей на ухо, между поцелуями:
— Хочешь остановиться — скажи. Только один раз, Лиз.
— Не говори со мной сейчас, — отвечает она, прижимаясь к нему сильнее. — Просто... продолжай.
Он замирает. Не потому что не хочет — наоборот. Но потому что понимает: теперь важна каждая секунда. Каждое её дыхание. Каждый взгляд.
Егор смотрит ей в глаза. Его ладони скользят по её талии, затем ниже — по бёдрам, внутренней стороне. Он чувствует, как она вздрагивает от каждого прикосновения. Не от страха. От ожидания.
— Лиз, — он шепчет её имя, будто заклинание. — Я хочу, чтобы ты запомнила не игру. А себя. Вот здесь.
Он целует её снова, но теперь — не губы. Он опускается ниже. Его поцелуи — медленные, тёплые, чуть влажные, как прикосновения дождя по коже в знойный день. От шеи к ключице. Ниже. Он не торопится. Он будто рисует на ней дорогу — туда, где границы исчезают.
Её пальцы вцепляются в ткань дивана. Губы приоткрыты, глаза закрыты. Она не говорит ни слова — но её тело кричит.
Он целует её живот, гладит её бока, слушает каждый вздох.
— Всё хорошо? — тихо спрашивает он, прерываясь.
Она только кивает, не в силах найти слова.
Он мягко разводит её бёдра, касается внутренней стороны — не сразу, а сначала просто обнимая, словно спрашивая разрешение, прежде чем двинуться дальше. И только когда она выгибается навстречу — он продолжает.
Он опускается ниже. Его язык — осторожен. Как будто пробует вкус долгожданного вина. Он изучает её. Медленно. С любовью. Не торопясь. Как будто у них — вся ночь. А может, и вся жизнь.
Он чувствует, как она напрягается, сжимается, а потом — распадается в его руках, плавится. Он не отрывается. Он слышит, как меняется её дыхание, как сердце бьётся сильнее, как пальцы ищут что-то в воздухе.
Он делает это не чтобы доказать, что может. А потому что хочет, чтобы она запомнила: никто ещё не прикасался к ней вот так. Так бережно. Так точно. Так — по-настоящему.
И когда она вскрикивает, теряясь в ощущениях — он просто держит её. Крепко. Надёжно. Как будто именно для этого и был рядом все эти годы.