ночная бабочка

p.s. [ ** ] — это мысли.

— Алекс, что ты... делаешь?

Алекс замер. Его лицо моментально стало пепельным, кровь отхлынула. Он резко отвёл взгляд, будто словил себя за чем-то преступным.

— Блядь, прости, я всё объясн... — он не успел договорить.

Элиас, не отрывая взгляда, медленно приподнялся, его глаза были ещё слегка затуманены сном, но в них уже читалось: он всё понял. Однако, вместо злости, он лишь мягко коснулся щеки Алекса.

— Тшш, — еле слышно выдохнул Элиас, и прежде чем тот успел окончательно сгореть от стыда, потянулся вперёд и поцеловал его.

И это был не тот поцелуй, который можно ждать после неловкого признания. Он был мягким, тёплым, сдержанным. Вкус губ Элиаса был как вино — сладкий, слегка терпкий. Он не торопился, будто хотел запомнить каждое движение губ Алекса, каждый дрожащий вдох между ними. Его дыхание было спокойным, уверенным. Губы слегка причмокивали, ловя ритм. Алекс замер. А потом — поддался. Его рука скользнула к затылку Элиаса, притягивая ближе, отвечая на поцелуй с неуверенной, но настоящей нежностью. Внутри всё сжалось, защемило, а потом развернулось в лавину эмоций. Поцелуй не прерывался. Даже когда Элиас медленно, почти кошачьей грацией, приподнялся и, не разрывая губ, пересел сверху. Его колени по обе стороны от бёдер Алекса, лёгкое давление веса, но всё так плавно, будто это было естественно — будто именно так они должны были сидеть с самого начала. Алекс затаил дыхание, его руки будто не слушались, скользнули к талии Элиаса. Горячие пальцы на тонкой ткани футболки, под ней чувствовалось напряжение и мягкая линия мышц. Он притянул его ближе, инстинктивно, будто хотел раствориться в этом моменте. Чуть сильнее сжал его, не веря, что это происходит на самом деле. А между ними всё ещё оставался поцелуй — теперь более глубокий, более откровенный. Элиас легко водил языком по его губам, с лёгкой наглой игрой, будто дразнил. И в этом поцелуе не было спешки, не было грубости — только медленный, сладкий контроль и взаимное погружение. Алекс ощущал всё: мягкие ладони Элиаса, лежащие у него на плечах, горячее дыхание, скользящее по щеке. Элиас нарочно сел чуть выше, и этого движения оказалось достаточно, чтобы оба замерли. Через лёгкую ткань штанов, всё стало слишком ощутимым — теперь и Алекс, и Элиас одновременно почувствовали друг друга. Медленный выдох сорвался у Алекса, его пальцы невольно сильнее сжали талию Элиаса. Элиас чуть прикусил нижнюю губу, глядя на него, и только тогда их губы наконец оторвались друг от друга. Несколько секунд — просто тишина, только тяжёлое дыхание и тёплое напряжение, будто воздух между ними стал плотнее. А потом оба улыбнулись. Сначала чуть растерянно, а потом одновременно, будто разделили одну и ту же мысль.

— Хм. Ну, теперь это точно не сон, — усмехнулся Элиас, всё ещё сидя сверху.

— Я... — Алекс отвёл взгляд и тихо фыркнул, — думаю, это я почувствовал первым.

— Ха, в этом мы с тобой почти синхронны. Почти.

Элиас мягко провёл пальцами по его ключице, склонился к его шее, и в его голосе зазвучало что-то лениво-игривое:

— Что ж, я тоже хочу.

Алекс открыл рот, чтобы что-то сказать, но только втянул воздух, когда Элиас начал медленно целовать его шею. Тепло губ, лёгкое посасывание, чуть влажный след — всё это вызывало мурашки, пронзающие позвоночник до самого копчика. Алекс невольно откинул голову назад, обнажая шею ещё больше, будто приглашая продолжить. Элиас не спешил. Он скользнул губами к основанию шеи, выбрав точку пониже — и поставил туда засос. Медленно, с нарастающим нажимом, оставляя метку — будто ставил подпись. При этом его руки, ловкие и уверенные, начали изучать торс Алекса: скользнули под футболку, легко пройдясь по ребрам, груди, задержались на животе. Алекс зашипел от ощущения — от возбуждения. Его пальцы вцепились в бёдра Элиаса, но он не оттолкнул — наоборот, притянул ближе, жадно чувствуя его вес на себе, его тепло, его дыхание у уха.

— Ты же только что спал, — выдохнул Алекс, с трудом выговаривая слова.

— А теперь бодрее некуда, — хмыкнул Элиас и снова оставил поцелуй, на этот раз прямо под челюстью. — Считай, ты меня разбудил.

Футболки оказались на полу почти одновременно — в спешке, в жадном нетерпении ощутить тепло кожи друг друга без лишних преград. Алекс не мог насытиться — он жадно поцеловал Элиаса в грудь, осторожно обхватывая губами сосок, посасывая, пока его рука мягко и одновременно настойчиво играла с другим. Элиас выгнулся, запрокидывая голову и шумно выдыхая, пальцы вцепились в волосы Алекса.

~ Мх… Алекс.

Голос его звучал как молитва. В тот момент, будто очнувшись от транса, Алекс поднял голову и ловко подхватив Элиаса, уложил его на диван. Теперь он был сверху, взгляд хищный, полный власти, но руки — нежные, внимательные. Его губы оставляли следы по всей груди, ниже, ниже… пока он не добрался до живота, обрисовывая мышцы поцелуями, в которых уже не было прежней осторожности.

Пальцы уже скользнули к краю штанов, когда —

Дзззззз. Телефон. Резкий, мерзкий, совершенно неуместный звук. Как гвоздь по стеклу.

Алекс резко остановился, замирая в миллиметре от пуговицы штанов.

— Тц… — прошипел он, сжав зубы.

Элиас тоже раскрыл глаза, тяжело дыша, и посмотрел на него снизу, с явным раздражением и таким же возбуждённым румянцем.

— Серьёзно?

Алекс потянулся к телефону и взглянув на экран, выдохнул:

— Лукааас!

— Возьми, — тихо сказал Элиас, всё ещё лёжа под ним. — Это может быть важно, особенно в такую ночь.

— Алло?

— Ну чё, малой, где фотка засоса? Мне аж интересно, — голос Лукаса был весёлым, довольным, совсем неуместным.

Алекс замер. Элиас тоже. Он услышал.

Тишина была настолько плотной, что казалось — в ней можно утонуть. Элиас, всё ещё тяжело дыша, нахмурил брови, губы его дрогнули, но затем резко сжались. Он медленно приподнялся на локтях, глядя в упор на Алекса.

Его взгляд кричал: «Алекс, скажи что это не то, о чём я думаю. »

— Ну? Я надеюсь, ты не разбудил его и не спалился? — продолжал Лукас, смеясь.

— Я перезвоню, — резко оборвал Алекс, отключая вызов. Телефон полетел куда-то в подушки.

Он тут же вновь склонился к Элиасу, жадно целуя его, словно хотел стереть услышанное, но губы едва прикоснулись — Элиас мягко, но твёрдо оттолкнул его за плечи.

— Стой.

— А? Что-то не так? — спросил Алекс, растерянно глядя на него.

— Всё не так. Твой друг… о чём он вообще?

— Разве это важно? — быстро ответил Алекс, снова тянувшись к нему.

Но Элиас уже встал. Он уже стоял рядом с диваном, полураздетый, с красными щеками — но теперь не от страсти. Он смотрел на Алекса с обидой, будто даже с болью.

— Зачем? Просто скажи, зачем?

— Элиас, что ты несёшь? Всё же нормально. — Алекс попытался сохранить спокойствие.

— То есть это всё просто желание? Очередная тупая игра?

— Ты всё слышал? — наконец понял он.

— Идиот. Я что, по-твоему, глухой?

— Желанием было только засос. Всё остальное уже не игра. Это то, чего я сам захотел, понимаешь?

— Не понимаю! Сначала я приезжаю, потому что твои друзья пошутили, а теперь ты тоже… хотел трахнуть меня ради прикола?! — голос Элиаса задрожал от обиды, но в нём уже слышалась злость.

Алекс встал. Внутри него бурлила злость. Почему он не слушает? Почему всё усложняет?

— Блядь, в чём проблема? Ты же и так шлюха! — срывается он.

И тишина.

Такая… страшная.

Элиас медленно опустил глаза. В его взгляде — сначала удивление, потом боль. Губы дрогнули, слёзы защипали глаза. Он не шелохнулся, только прошептал:

— Сука… прости. Я не это хотел сказать, — тут же бросился Алекс, уже с сожалением. — Подожди, я не так…

Но Элиас отшатнулся, стиснув зубы. Он чувствовал, как внутри всё ломается. Он правда поверил, что всё по-настоящему. Что Алекс — другой. Что с ним он не «шлюха», не «услуга», не «сделка». Ему показалось что Алекс — тот, кто держал его ладонями, как хрупкий фарфор. Кто смотрел на него иначе. Кто заставил сердце сжаться от новой эмоции, наконец через столько времени.

И вот — эти слова. Такие же, как у всех. Только от него — они больнее.

— Элиас, пожалуйста, — начал Алекс, делая шаг.

Шлёп.

Пощёчина. Резкая. Звонкая. Опрокидывающая тишину.

— Не надо было строить из себя всё это. Зачем весь вечер? Зачем эти взгляды, прикосновения? Почему ты просто не перешёл к делу сразу, если я для тебя "просто шлюха" ?

— Я сказал это на эмоциях, — тихо, почти умоляюще.

— Да пошёл ты нахуй, Алекс, — срывающимся голосом ответил Элиас. Он отвернулся и быстро начал одеваться.

Он торопливо вышел, хлопнув дверью, и в ту же секунду тишина снова накрыла комнату. Алекс остался один, оглушённый, с пустыми руками. И только одно никак не уходило из головы: он видел, как блеснули слёзы на щеках Элиаса, когда тот стоял в дверях.

*Он что, правда плакал?*

***

Элиас вышел на улицу, будто вылетел из запертого пространства, где воздух стал слишком тяжёлым. Дверь захлопнулась за его спиной с холодным щелчком, и он замер, не зная, куда идти. Он сделал несколько шагов, но ноги подкашивались. Где-то внутри разрасталась пустота. Слова, сказанные тем голосом, застряли в голове, как заноза: "Шлюха" нет, ему не было больно именно от этих слов. Такое он слышит часто. Но это напомнило ему то, как он пришел к этому. Он никогда не хотел быть таким. Он пришел к этому через насилие, из за безвыходности.

Он опустил взгляд на дрожащие руки, как будто на них было что-то, чего не видят другие. Как будто следы боли можно было стереть. Он свернул в ближайший переулок, где не было людей. Там было темно и сыро, и в этом мраке он позволил себе осесть на землю, прислониться к холодной кирпичной стене. Губы дрожали. Дыхание сбивалось. Грудь сдавливало изнутри — так, что невозможно было вдохнуть.

***

Он вспомнил маму. Слабую, бледную, лежащую в больнице, когда ему было шестнадцать. Отец ушёл ещё в детстве, родственники один за другим отвернулись. Остались только они двое — он и она, такие уставшие и такие упрямые.

"Мам, слышишь? Я обещаю тебе. Я найду деньги. Ты поправишься. Просто подожди немного, ладно? Пожалуйста."

Он тогда не плакал. Тогда он был уверен, что сможет. Он уговорил своего лучшего друга Уилла поехать с ним в столицу, обещал, что всё наладится. Они работали кем только могли: официантами, курьерами, грузчиками. Пахали дни и ночи, ели то, что удавалось достать, жили в дешёвом уголке, который в итоге и потеряли, когда их ограбили. Их выгнали — и тогда казалось, что дно уже достигнуто.

Но потом появился он. Молодой человек. Красивый, взрослый, уверенный. Элиас влюбился. Он был его спасением. Надеждой. Семьёй. Домом. Он дарил тепло и безопасность, обещал, что поможет, если Элиас будет рядом. И Элиас остался. Потому что верил. Всё шло как по маслу, будто сам ангел хранитель ходил рядом. Они начали встречаться. А потом начались приказы. Угрозы. Ревность. Ссоры. Крики. Манипуляции. Удары. И наконец — одна поездка, после которой всё изменилось.

У молодого человека Элиаса был бордель. Туда приезжали самые влиятельные, богатые люди и выбирали себе кого хотят. Молодые парни, девушки, которые пришли туда из за денег, в итоге уезжали вместе с гостями, которые покупали их. Но молодой человек пообещал Элиасу что с ним такого не случится. Он уговаривал Элиаса что тот будет всего лишь работать, всего лишь танцевать, всего лишь отдаваться на время, и то на очень большие деньги.

"Ты же знаешь, малыш, я не люблю, когда ты меня не слушаешь."

"Я не хочу… пожалуйста. Я боюсь."

"А ты деньги на лечение собрал? Нет? Тогда иди. Не заставляй повторять."

Он тогда не умер. Но часть его души осталась там — среди этих тяжёлых взглядов, в холодных руках чужих людей, на простынях, которые больше никогда не были просто тканью.

Теперь прошло два года. Хоть и Элиас и его друг оборвали все связи с этим психопатом и убежали от него.  Но ведь Элиас всё ещё здесь. И всё ещё не выбрался из этого кошмара.

Он сжал колени, прижал их к груди, будто хотел стать меньше. Исчезнуть. Быть невидимым. Слёзы текли по щекам, и он не вытирал их. Зачем? Всё равно никто не увидит.

"Я не выбирал это. Я просто хотел, чтобы мама жила." — прошептал он в темноту.

Он вернулся через год в свой родной, маленький город. Год боли. Год ужаса, мерзкой работы, бессонных ночей, шрамов на теле и душе. Он сбежал. И выжил. И всё же смог — собрал нужную сумму. Он держал её крепко, будто от этих купюр зависела жизнь. Ведь она и зависела. Он верил. Он должен был успеть. Больница всё та же. Холодные стены, запах антисептика, стерильная белизна, в которой — надежда. Он врывается внутрь, весь продрогший, дрожащий. Сумка с деньгами сжимается пальцами до боли.

— Я... — голос срывается. — Я к своей маме. Она здесь. Вот. Я… я деньги принёс.

Врачи переглядываются. Один подходит, с растерянным и усталым лицом.

— Мне жаль… но ваша мама скончалась еще три месяца назад.

Пауза. Тишина. Время замирает.

— Скажите, что вы шутите, — почти шепчет Элиас. Губы дрожат. Глаза блестят. — Скажите, что это просто глупая шутка. Сейчас она выйдет. Она… она ждала меня. Я ей обещал. Я…

Он не верит. Он не может. Сейчас она обнимет его. Скажет, что всё хорошо. Что он успел. Что она гордится им, несмотря ни на что. Ну же, ну хоть кто-нибудь…?

Но вместо этого — снова голос врача. Ровный. Спокойный. Жестокий в своей правде.

— Всё, что осталось после неё, мы передали вашему отцу.

— Кому? — переспросил он, не сразу поняв. — Извините, кому?

— Вашему отцу. Он приехал за день до её смерти.

Онемение. Мир перестаёт быть реальным. Всё вокруг — как под водой. Звук глухой, расплывчатый. Он не чувствует тела. Только сердце — будто упало, разбилось, разлетелось на осколки.

Вот он. Настоящий конец.

Столько страха, боли. Столько времени в котором он потерял себя, отдал всё человеческое, чтобы спасти. Чтобы быть хорошим сыном. Чтобы спасти единственного родного человека. И всё напрасно. Он стал грязным. Его использовали, топтали, ломали. А ради чего?
Он опустился на скамью в коридоре. В руках — деньги. Такие тяжёлые. Такие бессмысленные.

Глаза пусты. Мальчик, что когда-то мечтал спасти свою маму, больше не верил в спасение.

***

Поэтому и этой ночью он позволил себе быть не бабочкой, не улыбкой, не красивой обёрткой. А просто мальчиком, который однажды очень сильно испугался — и до сих пор не знает, как выбраться из этой темноты.

———

я аж сам рад что раскрыл историю Элиаса.

в тгк раньше сообщаю о проде: lun_amour

• как вам глава?

[2217 слов.]