глава 25
Ава
Через пару часов пальцы моих ног утрачивают пурпурный оттенок, а в доме восхитительно пахнет индейкой, картофелем и всеми остальными блюдами, которые только можно найти на праздничном ужине.
Несколько минут назад Энн выгнала нас с Грейси из кухни, после того как мы закончили мять картофельное пюре, и с тех пор мы сидим в гостиной с парнями.
Пальцы Оукли рисуют медленные круги на моей руке, а Грейси нервно постукивает пальцами по бедру. Она пытается не смотреть на Тайлера, сидящего в кресле в другом конце комнаты, но с треском проваливается. Каждый раз, когда я отрываюсь от идущего по телевизору фильма «Эльф», она смотрит на него с растущим влечением во взгляде.
Потянувшись, я тыкаю в ее бедро. Она резко поворачивается ко мне и поднимает брови. Я показываю глазами на Тайлера.
Я наклоняюсь насколько могу, не привлекая внимания Оукли, и шепчу:
– Прекращай пялиться.
Ее щеки заливает румянец.
– Хорошо, – шепчет она в ответ.
Последнее, что нам нужно сегодня вечером, это чтобы Оукли избил Тайлера, потому что его сестра влюблена в него. Не говоря уже о том, что парень Грейси, Джейкоб, должен прийти с минуты на минуту.
Вот так неловкость.
– Я ревную к тому, что у тебя с моей сестрой уже есть секреты. Почему у нас нет секретов, о которых знаем только мы? – шепчет Оукли мне в волосы.
Его дыхание скользит по моей шее, вызывая дрожь.
– Мы всегда можем что-нибудь придумать.
Он целует мою макушку.
– Я бы хотел.
– О чем вы там шепчетесь? Я чувствую себя лишней. – Грейси цокает языком.
– Это секрет, – говорит ей Оукли, и я чувствую, как он улыбается в мои волосы.
– Ну конечно, – рычит Грейси.
– Кажется, я слышу еще одного гостя! – восклицает Энн, врываясь в гостиную.
Поверх платья, в которое она, должно быть, совсем недавно переоделась, повязан фартук с надписью «Лучшая мама в мире». Он идеально ей подходит.
Я широко улыбаюсь.
– Прекрасно выглядите, Энн.
На ней черное шелковое платье с красивыми желтыми маргаритками длиной чуть выше щиколоток.
– О, не надо мне льстить. Ты мне уже нравишься, – усмехается она.
В парадную дверь стучат четыре раза, и Энн спешит к ней. В дом врывается порыв ветра, когда она открывает дверь и впускает нового человека.
– Что за метель. Безумное дерьмо, – произносит низкий голос, словно его хозяин проглотил гравий.
– Она взялась из ниоткуда! Я рада, что ты хорошо добрался, – вздыхает Энн.
– Ради вашей индейки, Энн, я проехал бы через торнадо.
– Ох, хватит лести, Андре. У тебя будет куча остатков и без того, чтобы ты целовал мою задницу.
– Да я бы никогда. Это все правда.
Оукли еще раз целует меня в макушку, прежде чем встать и направиться к вновь прибывшему. Я не вижу этого парня, пока Энн не бормочет что-то об индейке и не выходит из комнаты, открывая вид на двух друзей.
– Очень рад, что ты выбрался.
Оукли пихает друга кулаком и притягивает к себе, чтобы быстро, но крепко обнять.
Андре где-то на дюйм или два ниже Оукли и оправдывает ажиотаж по поводу внешнего вида. От него разит бабником, что неудивительно, судя по тому, что я слышала.
За последние несколько месяцев Оукли мало рассказывал об Андре, но, похоже, в прошлом тот был ему хорошим другом, и мне этого достаточно.
– Ты меня слышал. Я пришел ради Энн.
Двое парней смеются и поворачиваются к остальным. Оукли показывает на меня, и я улыбаюсь.
– Ава, этот подлиза – Андре. Андре, это моя девушка Ава.
Андре медленно оглядывает меня с ног до головы и ухмыляется.
– Ты забыл упомянуть, что она чертовски горячая штучка, бро.
– Не называй мою девушку горячей штучкой, – рычит Оукли.
– Фу, Андре. – Грейси изображает рвотные позывы.
Андре посылает ей воздушный поцелуй.
– Счастливого Рождества, Грейви.
Тайлер давится воздухом, привлекая всеобщее внимание.
– Как подливка? Это ужасно.
– Малявке нравится. Верно, Грейси?
Лицо Грейси пылает. Мне ее жаль.
– Я тебя ненавижу.
– Как скажешь, – поет Андре, прежде чем снова повернуться ко мне, не пытаясь скрыть своей симпатии. – Знаешь, Ава, если ты когда-нибудь…
– Нет, – набычивается Оукли.
Грудь Андре вздрагивает от беззвучного смеха.
– Что «нет»?
– Не произноси это, если не хочешь, чтобы твоя задница оказалась в снегу. Не дразни Аву.
Оукли возвращается ко мне и, нежно потянув за руку, придвигает меня к своему боку. Он перебирает пальцы моей правой руки, а я прижимаю другую к его пояснице и тереблю петли на его джинсах.
Андре выглядит искренне шокированным проявлением привязанности. С другой стороны, остальные, похоже, не удивлены. Оукли не выпускает меня из рук с тех пор, как мы с Тайлером приехали сюда.
– Проклятие. Похоже, ты все-таки нашел ту самую. И кто же расскажет об этом всем фанаткам? Я уже видел некоторые комментарии к фотографиям, где вы играете в пиво-понг, и даже я после такого почувствовал бы себя изрядно раскритикованным.
Молчание.
Тишина такая, что я начинаю волноваться, что все услышат, как мой желудок падает вниз. У меня такое ощущение, что я возьму пример с Грейси и проблююсь, на этот раз по-настоящему.
Я не заходила в соцсети с той ночи, когда нас с Оукли сфотографировали вместе на вечеринке и выложили в интернет. В то время комментариев было не так много, но поскольку я ничего не подозревала, каждый из них глубоко задевал мои слабые места.
Я никогда не придавала особого значения мнению других людей, поэтому мне легко далось решение закрыть свои профили и по возможности не проверять их. Но услышать, как один из ближайших друзей Оукли поднимает эту тему, все равно что провести наждачкой по затянутой корочкой ране.
Эти фотографии – старые новости; я думала, что про них уже все забыли.
– Андре, – рявкает Оукли.
Его пальцы сжимаются сильнее, но я не могу понять, то ли это для того, чтобы успокоиться, то ли для того, чтобы поддержать меня. В любом случае я легко отвечаю на пожатие.
– На твоем месте я бы остановился, – ворчит Тайлер.
Андре усмехается и пытается защищаться.
– Я не придурок, ребята. Мне просто интересно.
– Этим людям больше нечего делать. Их мнения ничего не значат и проистекают из зависти. Оукли ни разу не приводил домой девушку, и этим для меня все сказано. Хватит драматизировать, – выговаривает Грейси Андре.
От ее слов внутри разливается тепло. Мои губы изгибаются в улыбке.
– Спасибо, – говорю я ей одними губами.
Она кивает и так же беззвучно отвечает:
– Пожалуйста.
После чего увеличивает громкость телевизора, разбавляя тишину голосом Уилла Феррелла.
Моя симпатия к младшей сестре Оукли возрастает в десятки раз. Я никогда не ладила с людьми моложе меня, но рада, что она исключение.
Когда все начинают возвращаться к своим мыслям, Оукли отпускает мою руку и подходит к Андре. Мышцы его спины напряжены, а уголки губ направлены вниз, а не вверх, как обычно.
Он разговаривает со своим лучшим другом тихим, холодным голосом, и я едва различаю слова.
– Считай, что это твоя единственная поблажка. Еще раз заговоришь с Авой или со мной про эту чушь и проведешь остаток сезона без передних зубов. Даже с учетом, что ты мой лучший друг.
* * *
– Это было восхитительно, Энн. Гарантирую, если бы моя мама была здесь, то пришла бы в восторг от вашей карамелизированной моркови, – говорю я, когда мы заканчиваем есть.
Мой живот пытается расстегнуть пуговицу на джинсах, как бы я ни старалась втягивать его. Рука Оукли согревает мое колено под столом, а сам он продолжает разговор о хоккее с Тайлером.
Неловкое напряжение, возникшее раньше, рассеялось, как только мы начали накладывать еду в тарелки. Наконец-то я снова могу дышать.
– Спасибо, дорогая. – Глаза Энн светятся от счастья. – Поможешь мне с посудой?
Я с готовностью киваю и начинаю собирать тарелки, хихикая, когда Оукли щипает меня за задницу, пока я забираю его тарелку. Как только вся посуда собрана, мы приступаем к мытью. Энн наполняет раковину теплой мыльной водой, и легкий гул наполняет мирное пространство, когда я начинаю загружать посудомоечную машину.
– Я так рада, что ты смогла приехать сегодня, – говорит Энн.
– Я рада быть здесь. Вы потрясающий повар.
Я ставлю стеклянную миску на верхнюю полку.
– Приму за комплимент из уст дочери двух профессиональных поваров.
Мы обе смеемся, а она начинает отмывать блюдо от подливы.
– Я уверена, что мама с радостью поделится рецептами. Если бы она могла, то целыми днями говорила бы о еде.
– Что ж, я бы с радостью ей позволила.
Я кладу в посудомоечную машину две вилки.
– Я могла бы дать ей ваш номер, если хотите. Если нет, то это совершенно нормально. Вам необязательно разговаривать с шеф-поваром о своей готовке – у вас правда потрясающе получается. Ладно, что-то я много болтаю.
Я вспотела? Почему я вдруг так нервничаю?
На мое плечо ложится теплая рука, а Энн тихо смеется.
– Тебе не нужно нервничать из-за меня, дорогая. Ты могла бы войти в мою дверь с третьим глазом или пастельно-зеленой кожей, и я бы все равно обожала тебя просто потому, что ты делаешь моего сына счастливым и он любит тебя.
От ее слов я замираю, превращаясь в неподвижную статую.
– Тебя это удивляет? – спрашивает Энн.
– Мы еще не говорили этого друг другу, – хриплю я.
– Все нормально. Вы оба молоды. Это придет со временем.
– Вы так уверенно говорите.
Она задумчиво хмыкает.
– Я хорошо знаю своего сына, Ава. Он ни за что не привел бы тебя на встречу со мной, если бы не видел совместного будущего. А как он смотрит на тебя, когда думает, что никто не видит? Он не может спрятать от меня эти чувства.
Ее слова проникают глубоко и пугают меня гораздо больше, чем я хочу признать.
– Можно вопрос? – выпаливаю я.
Энн поворачивается ко мне с нежной улыбкой и вытаскивает руки из раковины, вытирая их кухонным полотенцем.
– Всегда, дорогая.
– Вы когда-нибудь беспокоитесь о том времени, когда он уедет?
Она подносит уже сухую руку к шее и зажимает в кулаке висящий на цепочке медальон.
– Конечно. Но я знаю, что он всегда будет рядом, когда будет нужен нам. Оукли заботился о нас с Грейси с тех пор, как скончался его отец. Ему нужен этот шанс жить дальше.
У меня перехватывает дыхание, и Энн ругается себе под нос. Я уверена, что выгляжу как маньячка, когда таращусь на нее, приоткрыв губы от удивления. Меня пронзает внезапная боль, и мне хочется подбежать к своему парню и обнять его.
– Есть ли шанс, что ты это уже знаешь и я не ляпнула, не подумав? – спрашивает Энн, морщась. Я просто качаю головой. – Вот блин.
– Все нормально. Не могу притвориться, что никогда не задавалась вопросом, почему Оукли никогда не говорит об отце. – Или почему он не проводит Рождество с ними. – Вы не знали.
– Прошу, иди поговори с ним, а я закончу с посудой. Не хочу быть тем, кто расскажет тебе что-то раньше него. – Энн всхлипывает и бросается к рулону бумажных полотенец на столешнице. Оторвав одно, она прячет лицо и снова шмыгает носом. – О господи. Вот я даю.
Что-то заставляет меня обойти ее и крепко обнять крошечную, немного согбенную женщину. Она позволяет мне держать ее несколько секунд, прежде чем ответить тем же и намочить угол моей футболки слезами, которых я, к счастью, не вижу.
– Скажи ему, что мне жаль, что я выпалила все это до того, как он успел тебе рассказать. Пожалуйста, Ава.
– Конечно.
Она всхлипывает в последний раз и отходит. Если бы не легкое покраснение вокруг глаз, вы никогда не догадаетесь, что она плакала.
– Спасибо. За это, но еще за то, что ты есть. Я понимаю, почему Оукли влюбился в тебя.
Искренность в ее глазах немного ошеломляет. К счастью, она просто еще раз улыбается мне и снова поворачивается к раковине, возобновляя мытье.
Я набираюсь решимости и иду обратно в столовую, где лицом к лицу встречаюсь с единственным человеком, оставшимся за столом.
Я даже не пытаюсь притвориться, что не узнала только что про его отца. Оукли смотрит на меня с болью в глазах, говорящей о том, что он все слышал.