3
Уже целых пять минут заставляю себя открыть глаза, вспоминая детали вчерашней вечеринки, но шум в голове настойчиво заглушает мысли. Будто я во время перерыва стою посреди школьного коридора и пытаюсь выучить стих.
Видимо, обещание Амелии напоить меня всё же сбылось. Ничего не помню. В прямом, чёрт возьми, смысле этого слова. Возмущенно стону и, переворачиваясь, натягиваю на голову одеяло. Очень мягкое одеяло. Очень мягкое одеяло, которого точно не было дома, когда я была там в последний раз.
Чьи-то губы нежно касаются шеи, посылая электрические импульсы по всему телу. Очень хороший способ, если хочешь протрезветь. Нужно запомнить. Глаза открываются на автомате, я резко сажусь. Не одна. Это последнее, чего я ожидала от вчерашней тусовки.
— Чёрт, ты что, решила взлететь?
Этот хриплый ото сна голос так же незнаком мне, как и одеяло, которое, чёрт подери, является единственным, что прикрывает мое тело. О не-е-ет. Медленно оборачиваюсь, прижимая к груди воздушную ткань. Светлые, почти полностью выгоревшие на солнце волосы прикрывают часть лица, которая не спрятана в подушке. Одежды на нем столько же, сколько и на мне. Нисколько.
К горлу подступает приступ тошноты. Тяжело сказать, причиной послужил выпитый мною алкоголь, или же ситуация, в которой я оказалась. Внутренности сворачиваются в клубок, который всё ближе подталкивает меня к тому, чтобы поблевать прямо на бедное одеяло.
— Милая, если ты желаешь продолжить то, что начала ночью, то я только за.
В эту секунду в голове проносится миллион мыслей. Все они пытаются сложиться в логическое объяснение происходящему, но, видимо, удача покинула меня ещё вчера. Чувствую, как хмурится лоб. Скорее всего, это кошмар, который мне снится в пьяном бреду. Другого быть не может.
Темно зеленые глаза прожигают во мне дыру, а мерзкая ухмылка даёт понять, в каком я дерьме. Сомневаюсь, что личный сон отважился бы загнать мое подсознание в столь неловкую ситуацию.
— Я помню, насколько тебе отвратительно дышать со мной одним воздухом, но ещё секунда и мне придется делать тебе искусственное дыхание.
— Ты... что ты сделал со мной?
Оглядываю незнакомую комнату в поисках одежды и путей отступления, но дыхание, опалившее мою щеку, вынуждает вновь обратить внимание на Егора. Того самого мерзопакостнейшего человека, в постели которого я не должна была оказаться даже предложи мне кто-то мировое господство.
— Лучше я напомню, что ты сделала со мной, — слегка склонившись, шепчет он. — Никогда не думал, что такая малышка может быть столь ненасытной.
Его голос, словно дуновение знойного ветра, опаляет кожу. Егор оставляет короткий поцелуй на моем плече, после чего его губы растягиваются в ленивой ухмылке. Желудок подпрыгивает в непрошенном сальто.
— Мой рост метр семьдесят, какая я к черту малышка? — шиплю, отпихивая его подальше. То, что он почти два метра в высоту, вовсе не значит, что проблема во мне. — Я ничего не помню. Только последний подонок воспользовался бы моим недееспособным состоянием, чтобы переспать.
Мы застываем друг напротив друга, не желая уступать. Чёрт. Было бы легче, если бы он был похож на тролля. Тогда бы мысли не скатывались с гнева на то, насколько он красив. Я бы даже сказала, пугающе красив.
Одеяло пока что почти полностью прикрывает его тело, но не нужно быть слишком умной, чтобы понимать, что оно так же идеально, как и лицо. Светлые волосы в сексуальном беспорядке обрамляют точеное мужское лицо, а припухшие губы кричат о том, что, возможно, он не врёт о сегодняшней ночи.
— Милая, ты не представляешь, насколько было трудно сдерживать себя, особенно, когда ты полезла своими проворными ручёнками в мои штаны.
Егор невинно поднимает руки, показывая, что не виноват, а я безуспешно пытаюсь воскресить в памяти хоть одно мгновение из вчерашней ночи. Штаны. Мои руки в его штанах. Не помню. Надежду о том, что мы не переспали, убивает лёгкая тяжесть между ног. Чёрт. Чёрт. Чёрт!
— Мы?..
— О-оо да, — мычит Егор, весело подмигивая, и откидывается на подушки.
— Я и так это поняла, идиот! Я собиралась спросить, хватило ли тебе ума подумать о предохранении, потому что я была немного не в состоянии! Но ты ведь не заметил, да?!
— Не волнуйся, у меня всегда найдутся презервативы под рукой, — фыркает он, скрещивая руки на груди.
На смену торжественному выражению на его лице наконец приходит слабая озадаченность. Конечно, ведь девушки после ночи с его величеством, скорее всего, кланяются со слезами на глазах. Вот это облом.
Стянув с Егора одеяло, иду искать одежду. Квартира представляет собой просторную студию, исполненную в чисто мужском минималистическом стиле. Стены кобальтового цвета придают помещению той же холодности, что прячется в глазах владельца. Панорамные окна выходят с видом прямо на Пасифик Бич, позволяя понять, куда меня занесло этой ночью. Рядом с кухонным островком стоит слишком маленький шкаф, а рядом с ним слишком большая книжная полка. Неужели он умеет читать? Скорее всего, это литература об искусстве унижения людей.
Во всей этой пустоте особо выделяется кровать, в которой, к слову говоря, по-прежнему лежит Егор, даже не подумав прикрыться. Часть мозга, которая не выделяется особым здравомыслием, оценивает весь вид полностью и самую малость жалеет, что я ничегошеньки не помню.
— Жаль, что это единственное, чем ты можешь похвастаться, — собираю свои вещи и шагаю к двери, находящейся рядом с входной.
Даже не сомневаюсь, что Егор прекрасно понимает, что похвастаться ему есть чем. Проклятье. Тело ноет так, будто я была чёртовой девственницей, которую этот парень истаскал по всей квартире. Но я-то не была. Неужели тело так быстро отвыкает от того, чего не было лишь полтора года?
В ванной комнате царит тот же минимализм, что и во всей квартире. Такое впечатление, что он только вчера сюда вселился. Пара бутылочек с гелями, зубная щётка и что-то в коробочке для укладки волос. Почему я не удивлена. На удивление, в большом зеркале созерцаю слегка покрасневшие следы от укуса на груди. Сексуальный маньяк. До таких отметин у меня с Алексом не доходило. Как я могла всё это забыть?! Пока натягивала нижнее бельё, взгляд упал на мусорную корзинку в углу.
— Три презерватива?! Три!
Чёрт, конечно у меня всё будет болеть! Я же всё равно что пробежала марафон. Не помню, когда в последний раз мое тело переживало столь интенсивную тренировку.
Это точно не может быть правдой. Егор незаметно подкрадывается сзади и обхватывает мою талию руками, достаточно крепко прижимая к себе. Хвала Господу, к моим ногам прижимается хлопковая ткань, а то бы он точно остался без своего достоинства.
— Я же говорил, ты была ненасытной, — хрипит он мне в ухо, а его большие ладони начинают медленно спускаться по животу.
Тревога! Внутри разливается непрошенное тепло, от его шепота по коже бегут мурашки. В голове начинают сверкать картинки. Очень непристойные, горячие картинки. Воспоминания? Или же тело таким образом требует продолжения?
В любом случае, пока его руки не последовали ниже дозволенного, наступаю на его пальцы. Егор, чертыхнувшись, начинает прыгать на одной ноге, а я быстро покидаю ванную. Кроссовки валяются прямо у входа, ожидая, когда мы наконец уберемся отсюда.
— Эй, знаешь, вчера ночью ты была более дружелюбной, — раздражённо изрекает он, опираясь на стену. Разглядывает меня.
— Послушай, Егор, — вкладываю в эти два слова столько колкости, сколько могу, — моя вчерашняя позиция совсем не изменилась. Ты обозвал мою подругу шлюхой, чуть не ударил меня, и я по-прежнему считаю тебя пустоголовым идиотом, который подпитывает свое эго путем издевательств над слабыми. Изменилось лишь то, что теперь я считаю тебя ещё и больным извращенцем, который использует пьяных девушек в своих целях.
Произношу всё это на одном дыхании и радуюсь, что мой голос ни разу не дрогнул. Валя, да ты просто огонь! На шее парня опасно вздуваются жилы, в то время как лицо не выражает и половины того негодования, которое потрескивает в воздухе. Стоит отдать должное — сейчас он действительно отдает все силы, чтобы сдержать себя. И выглядит ещё более устрашающе.
— Выметайся из моего дома, — наконец шипит Егор, указывая на дверь.
— Как раз этим я сейчас и занимаюсь.
Распахиваю дверь, которая оказывается незапертой, и бегу к лестнице. Когда я успела так насолить вселенной?
Понадобился целый час, чтобы попасть домой и еще столько же, чтобы принять душ. Два раза. Сидя на кухне с чашкой крепкого кофе, пытаюсь вытянуть из ноутбука хоть какую-то информацию о Егоре. После нескольких неудавшихся попыток хочется закричать. Двадцать первый век на дворе! Какого черта?
Вычислить кто он такой с помощью страничек Давида, того самого парня, который его оттаскивал, не удаётся. Может, Егор просто на пару дней приехал к кому-то? Почему тогда живет не у них дома, а в квартире? Телефон на столе начинает вибрировать, и даже не глядя, я уже знаю, кто это. Делаю глоток кофе и угукаю.
— Слава Богу! Куда ты подевалась?! Почему не отвечала на звонки? — звонкий голос заполняет собой весь мой череп, и в висках разливается тупая боль.
— Ами, я была немного не в состоянии...
— Это я и так поняла, — резко перебивает она, — по твоему вчерашнему сообщению, в каждом слове которого присутствует ошибка, я прекрасно поняла, в каком ты состоянии.
Там было сообщение? Я даже этого не помню.
— С тобой всё в порядке? Где ты была? Мы с девочками обыскали весь пляж, но ты будто испарилась. Тебя не украли? Не изнасиловали?
На последнем слове буквально давлюсь кофе и начинаю кашлять. Невесело смеюсь.
— Так, детка, не заходи слишком далеко в своих догадках. Со мной всё чудесно, немного болит голова, благодаря тебе.
И ещё кое-что болит, благодаря частично ей и совсем не частично тому придурку.
— Валя, я ведь не знала толком, что в тех стаканчиках. Если б знала, ты бы выпила намного меньше. Как, по-твоему, Шарлотта добиралась домой? На моем дружеском плече. Верно.
— Если эта муть подкосила одну из крепчайших пьянчужек мира сего, то ты ещё вчера ночью должна была обзвонить все морги в поисках моего остывшего трупа. И ты ещё называешь себя моей подругой?
— Аврора, к слову говоря, предлагала позвонить её крёстной в больницу, а ещё твоей матери, но я её отговорила.
— Спасибо, всё же ты неплохой друг, хоть и безответственный.
В трубке воцарилась тишина, будто Ами над чем-то задумалась. Десять секунд спустя на том конце провода звучит покашливание.
— Ты так и не сказала, где твоя тушка провалялась целых двенадцать часов после хорошей такой пьянки.
— Вечером расскажу, мы же идём на вечер кино в парк?
— Безусловно, сегодня будут показывать какую-то мыльную чепуху, всё как любит Тим.
И Шарлотта. Я даже представляю, как Ами сейчас закатывает глаза. Она-то в восторге от чего-то кровавого.
— Тогда до вечера.
— Всё мне расскажешь.
— Безусловно.
Никогда не расскажу об этом ни одной живой душе.