Часть 19
***
Дазай больше всего на свете хотел исправить ситуацию и стать похожим на своего двойника, чтобы никому и в голову не смогло прийти, что это не он. Поэтому Осаму встретился с частным детективом, натянув на себя толстовку с глубоким капюшоном, чтобы лица нельзя было рассмотреть, и попросил его выяснить всю возможную информацию о самом себе.
— Меня интересуют даже мельчайшие подробности жизни этого человека, — говорил Дазай детективу. — Всё, с самого его рождения и до этого дня. Цена не имеет значения. Заплачу любую сумму.
Детектив потребовал аванс и вскоре попрощался с Осаму, а тот вернулся в порт и раздобыл видеозаписи с камер наблюдения в порту, сделанные до той попытки суицида. Также он отыскал записи пыток пленников, которые вёл Дазай, они находились в кабинете Огая, и попасть туда в отсутствие босса оказалось непросто, но Осаму удалось незаметно спереть запасной ключ, когда Мори отвлёкся на телефонный звонок. Позже, прежде чем проникнуть в кабинет, Осаму отключил камеры на этаже, а точнее, зациклил видео на них в пределах определённого промежутка времени, чтобы они его не засекли. Для этого ему пришлось проявить смекалку. Включив пожарную сигнализацию на том этаже, где находилась комната видеонаблюдения, Дазай дождался, пока она опустеет и, войдя внутрь, сделал то, что необходимо, после чего как ни в чём не бывало отправился в кабинет босса. Осаму понимал кое-что во взломах, так как учился на программиста, поэтому он легко взломал пароль на ноутбуке Огая при помощи специальной программы и, отыскав нужные видео файлы, скачал их на флешку и покинул кабинет босса. Как он узнал о них? Чуя упоминал, что все пытки пленников записываются скрытыми камерами, о которых не многим известно. Ну а о том, что видеозаписи находятся в кабинете босса, и сам догадался, ведь это, по сути, был компромат на высокопоставленных членов мафии, и он не мог храниться в открытом доступе.
Неделями изучая эти записи, поведение Дазая, его манеру речи, то, как он вёл себя в пыточной с пленниками и развязывал языки, Осаму многое понял о своём двойнике. И пришёл к выводу, что настоящий Дазай, который был из этого мира, являлся довольно сильным физически и морально устойчивым. Он вёл себя уверенно и бесстрашно в любой ситуации и никого, и ничего в этом мире не боялся. А ещё он был довольно жесток и, кажется, страдания других людей доставляли ему удовольствие. И теперь Осаму необходимо было стать таким же, как его двойник. Дазай легко перенял от него манеру речи и поведение, хорошо изучив видео из повседневной жизни правой руки босса Портовой Мафии на работе. Но вот с убийствами и пытками было сложнее. Хотя ведь он уже убил человека однажды, ту женщину, которая могла манипулировать временем. А через полтора месяца после того случая, Осаму пришлось снова убить, а прежде пытать одного из пленников.
Босс дал ему задание выбить информацию из него, а затем ликвидировать лично.
Чуя к тому времени уже поправился после пулевого ранения почти полностью, и он пошёл в пыточную с Дазаем в тот день. Заметив, что любовник медлит, Чуя тяжело вздохнул и решил приняться за дело сам, сломав пленнику несколько костей гравитацией.
— Оставь его, — проговорил Дазай, взяв Чую за руку и обнуляя способность. — Я сам.
«Я должен это сделать, — мысленно говорил себе эспер. — Иначе Чуя и Мори поймут, что я другой человек. Нужно взять себя в руки».
И Осаму взял. Хотя это было непросто, тем более, что пленником оказался тот самый детектив, которого он же и нанял, чтобы выяснить информацию о самом себе; однако вида не подал, приложив максимум усилий для того, чтобы выражение его лица оставалось бесстрастным. Взяв со стола, стоявшего в пыточной, нож, он подошёл к детективу и, кое-как справившись с дрожью в руках, провёл лезвием по его плечу, разрезая ткань рубахи и окрашивая её кровью.
— Кто заказчик? — задал вопрос Осаму.
— Я не знаю, — ответил детектив, поморщившись от боли. — Не видел его лица. Мы встречались ночью, и он был в капюшоне.
— Кто заказчик? — повторил Осаму, достаточно хорошо изучивший множественные видеозаписи с пытками, которые проводил Дазай. Он снова медленно провёл лезвием по груди детектива, разрезая ткань и кожу, отрешившись от реальности и представив на его месте своего мужа. Это помогло, и следующую рану он наносил уже, можно сказать, с большим воодушевлением, а потом и вовсе перестал испытывать какие-то эмоции, действуя будто робот, словно сейчас всё делала за него лишь его оболочка, а душа куда-то улетела. Пленник кричал от боли, но Осаму не дрогнул, продолжая пытки и не думая ни о чём. Единственная мысль в голове, которая оставалась, была о том, что детектив не должен его выдать, так как не видел лица, но ведь мог узнать по голосу. И он узнал.
Когда Дазай нанёс ему ещё несколько глубоких порезов, детектив прокричал:
— Это ведь ты! Я узнал твой голос! Зачем ты это делаешь? Ты ведь сам меня нанял.
Внутри Осаму будто что-то оборвалось, но он внешне остался невозмутим.
— Что это значит? — спросил Чуя. — Ты хочешь сказать, что он тебя нанял, чтобы выяснить информацию о самом себе? Ты или бредёшь, или что-то напутал.
Осаму ничего не ответил, лишь продолжил кромсать тело детектива ножом, представляя, что пытает своего мужа, которого ненавидел всем сердцем.
— Ты передал информацию заказчику? — спрашивал он в перерывах между пытками.
— Нет, мы должны были встретиться сегодня.
— Где?
— В «Люпине».
— Во сколько?
— В восемь вечера.
— Копии того, что ты нарыл на меня, делал?
— Нет. Всё забрала мафия.
Осаму с минуту подумал, а затем с силой опустил клинок вниз, ударяя им пленника в сердце, всё так же представляя на его месте того, кого ненавидел больше всего на свете, и это сработало, его рука не дрогнула.
— Узнаю своего Дазая, — произнёс Чуя, похлопав того по плечу. — Приходишь в норму?
— Кажется, — тихо проговорил Осаму. — Где материалы, которые ему удалось нарыть?
— У Мори.
— Хочу узнать, что он там на меня накопал.
Как ни странно, Осаму не испытывал жалости к убитому, хотя понимал, что пытал и убил не своего мужа, а ни в чём не повинного человека. Видимо, сегодня в пыточной в нём самом умерло что-то человеческое. Не сказать, чтобы он испытывал удовольствие от страданий несчастного и его убийства, но и раскаяния не чувствовал. Ему было это дико осознавать, но Дазай ощущал странное возбуждение, когда пытал пленника (представляя на его месте Мори) и убивал, а потом он вдруг, отбросив нож, впился в губы Накахары страстным поцелуем, оглаживая его спину окровавленными руками, прижав любовника к стенке.
— Хочу тебя, — прошептал Осаму.
— Ты сумасшедший, тут камеры.
— Но там их нет, — Осаму кивнул на одну из комнат, находившихся напротив той, в которой пытали пленника.
Обнимаясь и целуясь, мафиози переместились в камеру, на которую указал Дазай. Чувствуя учащённое дыхание друг друга, эсперы, продолжая целоваться, срывали с себя одежду, а когда оказались у тюремной шконки, на которой уже много лет никто не спал, Осаму лёг на неё, прежде кинув туда свой плащ, увлекая за собой Чую.
— Трахни меня, — прошептал Дазай, сминая кожу на плечах возлюбленного, целуя его нежно и страстно, протянув ему смазку.
Чуя не заставил себя упрашивать дважды. Смазав пальцы лубрикантом, он проник одним из них внутрь любовника, ненадолго застыв в таким положении и не двигая рукой, пока Осаму сам не подался вперёд, насаживаясь на палец сильнее. Протолкнув его до конца, Чуя задвигал им, массируя простату, отчего Дазай застонал, выгибаясь, неотрывно глядя в голубые озёра. Чуя накрыл губами головку возбуждённого члена Осаму, проводя по ней языком, срывая новые стоны с губ партнёра, проталкивая в него ещё один палец и разводя их в стороны.
— А-ах, — простонал Дазай, двигая бёдрами вперёд и снова постанывая.
Вскоре к двум пальцам был добавлен третий, и рука Чуи задвигалась быстрее, а язык шустрее заплясал по головке. Накахара затянул член в рот глубже, проникая пальцами дальше, надавливая на простату, отчего Дазай вскрикнул, вновь выгибаясь и дрожа, зарываясь пальцами в рыжую шевелюру и заставляя партнёра взять в рот глубже. Когда пальцы Чуи двигались в Осаму довольно легко, он их вытащил из него, выпустив член изо рта и встав на колени возле койки, перевернул любовника на живот, после чего, подтянув его к краю, смазал свой возбуждённый орган лубрикантом и приставил к растянутой дырочке, толкнувшись бёдрами вперёд. Осаму застонал, ощутив, как член Чуи попал по простате. Накахара, сжав руками ягодицы парня, резко двинул его на себя, со стоном проникая глубже, отчего Дазай вскрикнул, впившись пальцами в край койки. Немного подавшись назад, Чуя снова толкнулся в любовника, вновь попадая по простате и срывая с его губ очередной стон. Всё сильнее сжимая ягодицы партнёра, Чуя принялся резко вбивать его в постель, сам постанывая при этом и выбивая стоны и крики из горла Осаму каждым своим толчком. Ощущая приятное тепло внизу живота, которое с каждым проникновением любовника лишь усиливалось, перерастая в жар, Осаму резко двигал бёдрами ему навстречу, насаживаясь на член Накахары, поскуливая и постанывая при этом, чувствуя, что уже на грани; жар внизу живота достигал своего апогея; темп обоих любовников ускорился; их разгорячённые и вспотевшие тела двигались навстречу друг другу будто в каком-то безумном танце. Камеру пыток, в которой давно не было постояльцев, заполнили звуки несвойственные тем, которые запомнили эти стены: это были звуки быстрых шлепков и пошлых хлюпов в перемешку со стонами обоих мафиози. Двигаясь в бешенном темпе навстречу друг другу, любовники достигли пика наслаждения одновременно, после чего обессиленный Чуя, часто и тяжело дыша, свалился на вспотевшего и подрагивающего Осаму сверху, оглаживая тело партнёра.
— Ты ненормальный, — прошептал Чуя на ухо Осаму, целуя его за ним. — Что это на тебя нашло?
— Не знаю, просто я безумно тебя люблю.
— Правда? Я знал, что ты меня любишь, хотя ты до больницы никогда мне об этом не говорил. Мне казалось, что ты стал другим после выписки, но всё же сегодня я увидел прежнего Дазая.
— Это хорошо или плохо?
— Наверное, хорошо. Ведь я полюбил тебя именно таким, каким ты был, даже несмотря на все наши ссоры и драки.
— Видимо, я окончательно пришёл в себя после длительного приёма наркотиков и исцеления от них. С моей памятью было что-то не так, я говорил тебе не раз, что не всё помню, а теперь вспоминаю события, происходившие со мной до больницы.
— Я рад, — Чуя чмокнул Осаму в щёку и встал с него, натягивая на себя одежду. Осаму последовал его примеру, вытерев следы любовных утех с Накахарой со своего тела влажными салфетками.
Через пятнадцать минут мафиози были уже в кабинете Огая, и Дазай попросил его передать ему материалы, нарытые на него детективом. Босс пожал плечами, но отдал папку Осаму, после того как тот сказал, что хочет знать, что накопал детектив и попытаться понять, кому могла понадобиться эта информация.
— Он ведь не раскололся? — спросил босс, с подозрением глядя на Дазая.
— Он не знал, кто заказчик, — уверенно заявил Осаму. — Это логично. Ну, кто бы, находясь в здравом уме, нанимая детектива для того, чтобы выяснить информацию о заместителе босса Портовой Мафии, стал бы представляться или пошёл бы к нему, не предприняв мер безопасности, чтобы детектив не смог его опознать? У него была назначена встреча с заказчиком сегодня в восемь, в «Люпине». Нужно отправить туда наших людей.
— Хорошо, займись этим.
Осаму кивнул и покинул кабинет Огая, за ним последовал Чуя.