Жемчужина Султана

Тэхён чувствует волнение. Оно неизбежно преследовало его все дни до свадьбы, но сейчас… в этот день. В этот день оно взвивается до небес.

Он поднимается с постели так рано, что даже солнце ещё не коснулось лучами земли. Зябко обхватив себя за плечи, Тэхён мягко шагает к своему балкону и глубоко вдыхает влажный воздух роскошного сада, распростершегося внизу.

В такое время и Стамбул, и сам дворец кажется ему невероятно тихим. Тэхён на мгновение прикрывает глаза и представляет себе родной дом и родной дворец в Персии. Он бы…

Он решительно открывает глаза и мотает головой. Раньше он отдал бы что угодно. чтобы вернуться домой, к семье, к дяде. Но сейчас… Тэхён поднимает нежный взгляд на пустующий в ранний час роскошный балкон покоев султана.

Омега слишком легко может представить гордый стан Чонгука, величественно замершего на балконе. Уверенный, сильный альфа, способный защитить и свою страну, и свою веру, и свою
семью.

Тэхён чувствует, как от одной мысли о нём волнение постепенно стихает. Оно не проходит, но… Если бы султан сейчас был здесь, если бы он нежно прижал его к своей широкой груди, тревога ушла бы сама собой.

Он делает мягкий шаг обратно с балкона, прижимая к груди ладонь с роскошно блестящим даже в тусклом предрассветном свете изумрудным кольцом. Кольцо, сделанное султаном. Кольцо, подаренное султаном. Тэхён невесомо прижимается к нему губами.

Хоть на мгновение, мимолётно, но это успокаивает. Сегодня он передаст свою судьбу, жизнь — в руки возлюбленного. Тэхён надеется, что покойные мама с папой примут его решение, и их дух незримо будет сопровождать всю дорогу. Если бы дядя мог…

Тэхён встряхивает головой, чувствуя, как отросшие кудри нежно касаются бархатной кожи, лаская лицо вместо трепетных прикосновений ладоней султана. Совсем скоро они разделят одну ночь на двоих, а после он будет носить под сердечком маленького щенка, альфу для альфы.

Он прикрывает глаза, вдыхая прохладный воздух, ощущает всем своим телом, каждой частичкой, окружающую его тишину. Дворец спит, и никто не помешает ему сейчас быть немного слабым, хрупким. В одиночестве, ещё не отойдя ото сна, Тэхён позволяет себе расслабиться, дать волю тем чувствам, что скрываются где-то глубоко под кожей.

Может он нуждается в слезах? В небольшом выплеске зажатых чувств? Тэхён сжимает ладонями перила так сильно, что почти больно, но ни одна слезинка не скатывается по красивому лицу. Он помнит, как горько плакал в первые дни тут, помнит, как хотел вернуться домой. Но теперь его дом тут, и даже сердце не спорит с этим решением.

Дом там, где ты выбираешь. С тем, кого выбираешь. Настолько, насколько позволит жизнь.

Тэхён длинно прерывисто выдыхает, настраивая себя на эту мысль, и решительно вскидывает голову. Он чувствует, что уже не уснет сейчас, поэтому разворачивается, возвращаясь в покои, и хлопает в ладоши:

— Фахрия-хатун! Вели приготовить мне бани.

Сонная наложница вскидывается, ошеломлённо заморгав, но послушно поднимается, выбираясь из постели, и растерянно оглаживает ночное тонкое платье. Её голос звучит робко:

— Но Госпожа моя… ещё даже солнышко не встало.

— Сегодня моя свадьба! — Тэхён даже слегка притоптывает ножкой, чтобы придать своим словам вес. Сегодня ему хочется быть немного капризным. — И я хочу, чтобы всё прошло идеально.

— Как пожелаете, Госпожа, — наложница едва слышно вздыхает, послушно поклонившись и сложив руки под грудью, и тихонечко бредёт к дверям, чтобы выглянуть наружу и негромко передать страже указания.

Тэхён едва слышно выдыхает и присаживается перед своим любимым зеркалом, рассеянно перебирая мягкие кудри. Фахрия зажигает в покоях свечи и светильники, а затем торопится к нему с гребнем, чтобы начать осторожно распутывать буйные кудри. Она явно с трудом сдерживает зевание.

— Вам не о чем переживать, Госпожа, — Фахрия ловко маскирует зевок словами, — Повелитель от вас без ума, даже многие наложницы это признали, а вы сами знаете, как они любят его. Даже Лиса-хатун, она нянчится с малышом, но постоянно говорит о вас и о том, как Повелителю повезло…

Тэхён прикрывает глаза, расслабляясь от ласкового расчёсывания и слушая привычный трёп служанки. У неё довольно приятный голос и это нисколько не раздражает, служа фоном для чувствительного сердца Тэхёна. Он знает большинство слухов — Феликс исправно рассказывает ему самое интересное, но порой и Фахрия цепляет что-то любопытное.

Но не в этот раз. Заспанная наложница заканчивает с волосами, нежно перебирая крупные локоны, и отправляется собирать одежды. Тэхён продолжает сидеть за столиком, внимательно смотря на своё отражение. Он красив. И это даже не самолюбивое признание, а просто факт, который каждый день озвучивает султан, даруя свою любовь, выражая её в словах и жестах.

Подарок Чонгука — тонкое переплетение цепочек и драгоценностей, уже готово и дожидается своего часа в покоях султана. Тэхён будоражится от одной мысли, как он наденет это на голое тело, как позволит переливаться камушкам на свету. Как в глазах Чонгука будет отражаться не меньший блеск. За этими мыслями Тэхён не замечает, как пролетает время. Его возвращает к мыслям уже более бодрый голос наложницы:

— Бани готовы, Госпожа.

— Это хорошо, — Тэхён величественно поднимается, бросая короткий взгляд на балкон — за окнами уже начинает змеиться рассвет. Он удовлетворённо встряхивается и торопится на выход. — Пошли.

Обычно Тэхён любит купаться в полном одиночестве, выгоняя служанок, но в этот раз он позволяет им заботливо помыть волосы и обтереть его мягкими тряпочками. Иногда ему нравится чувствовать, как за ним ухаживают, как восхищаются его нежной медовой кожей и роскошными густыми кудрями.

Разнежившись, он чувствует себя гораздо более благосклонно, когда снова возвращается в свои покои и усаживается на кушетку, позволяя заняться маникюром и растиранием нежной кожи маслами.

— Госпожа моя, — Хосок-ага прошмыгивает в покои и подобострастно кланяется, радостно блестя глазами: — Вы сияете так же ярко, как огненный рассвет, Аллах мне свидетель! Сегодня великий день, Госпожа!

— Да, Хосок, — Тэхён улыбается уголками губ, придирчиво наблюдая за тем, как осторожно служанки ухаживают за его ноготками. Он внимательно рассматривает пальчики прежде чем снова отдать руку: — Госпожи уже встали, ты не знаешь?

— Сокджин-султан пока ещё спит сладко-сладко, — Хосок слегка склоняет голову к плечу, расплывшись в нежной улыбке. — Он любит возвращаться в родной дворец, а уж по такому-то поводу, госпожа! А вот Чимин-султан уже тоже не спит. Волнуется, дай Аллах, не потеряет сознание сегодня! Наша Госпожа такая трепетная и нежная…

— О, Аллах, — Тэхён слегка приоткрывает губы, думая о разволновавшемся Чимине. Он приподнимается со своего места, мягко скользнув ногами в легкие туфли. — Пойдём к нему, надо его успокоить.

— Вы очень мудры, Госпожа, — Хосок часто кивает, отступая чуть в бок, чтобы дать Тэхёну пройти, — и так спокойны! Уверен, что стоит Чимину-султан вас увидеть, он тут же перестанет суетливо мерять свои покои маленькими шажками.

Тэхён тепло улыбается, представляя, как Чимин нервно двигается по всей спальне, раскидывая подушки и жалобно хныча. Он больше всех них нуждается в крепком плече альфы, в том, чтобы ему властно указали взять себя в смелые омежьи лапки. Тэхён тоже хочет услышать голос Чонгука, ощутить его заботливые ладони, но теперь они не встретятся до самой церемонии.

Они проходят всего несколько коридоров, прежде, чем большие двери распахиваются перед Тэхёном. Он с умилением смотрит на возящуюся в постели надувшуюся омежку.

— Тэхён! — Чимин моментально подскакивает с места. Он чистый и умытый, с аккуратно уложенными волосами. Его ножки и ладошки тоже мягкие и ухоженные. Чимин, как и Тэхён, явно разбудил всех своих служанок так же рано, желая быть краше солнечной зари. — Как хорошо, что ты решил меня навестить! Я так волнуюсь.

— Привет, Чимини, — Тэхён, успевший за время подготовки к свадьбе подружиться и породниться с Чимином, трепетно прижимает к своей груди маленькие ладошки, — отчего ты волнуешься, маленькая кувшинка? Тебе не стоит переживать, Юнги-паша Хазретлери жаждет свадьбы ничуть не меньше тебя.

— Я знаю! — Чимин отчаянно вскидывает большие, полные любви и маленьких сияющих звездочек глаза на Тэхёна. — Я не сомневаюсь в его любви, Тэхёни, я… я просто волнуюсь так сильно, что боюсь сделать что-то не так.

— Всё будет в порядке, обещаю, — Тэхён склоняет голову к плечу, сжимая маленькие ладошки Чимина в своих ладонях поддерживающим жестом. — В конце концов, празднование будет длиться почти неделю, ты просто устанешь столько волноваться, ясное солнышко.

— Я знаю, просто… — Чимин взволнованно прижимает маленькую ладонь к щеке и порывисто заправляет светлую нежную прядь за округлое ушко. — Я все равно волнуюсь.

— Ты ведь даже не увидишь кого-то нового, — Тэхён нежно сжимает его щечки в своих ладонях, поглаживая их большими пальцами. — Мы просто проведем весь день вместе, будем петь и танцевать, есть вкусные сладости, пока альфы будут заниматься сложными делами. А вечером Юнги-паша придёт и подарит тебе самую волшебную ночь любви.

— Тэхён! — Чимин смущённо пищит, мгновенно раскрасневшись и замахав ладошками. — Не говори об этом!

— А что ты сделаешь вечером? — Тэхён сладко хихикает в ладонь, лукаво заблестев глазами. Ему хочется немного поддразнить маленькую Госпожу. — Когда Юнги-паша вечером утянет тебя в свои нежные объятия, а потом его большие ладони нежно скользнут тебе на…

— Тэхён!

— Не стоит меня осуждать! — Тэхён поджимает губы, и начинает тискать плюшевые щёчки Чимина. — И не стоит стесняться своих желаний. Это естественная потребность омеги, когда рядом находится возлюбленный альфа, который готов…

— Тэхён! — Чимин забавно пищит, вспыхивая красным цветом до самых корней волос. Он, хныча, прижимает ладони к горячим щёчкам и пытается спрятаться в груди Тэхёна. Маленький и миленький. Невозможно не думать, как именно Юнги-паша будет его развращать.

Тэхён перескакивает на мысли о том, как его развращать будет Чонгук. Та ночь течки дала представление о желаниях альфы, о его возможностях, о том, как может быть хорошо. Хочется, чтобы свадьба уже быстрей прошла, чтобы они могли упасть в объятья друг друга на постели, утонуть в поцелуях и ласках. Тэхён мечтательно жмурится, невольно вставая на носочки, вытягиваясь наверх.

— Ты всё думаешь о развратном, да? — Чимин стонет, подхныкивая. — Я не могу слышать твои мысли, но я чувствую, как меняется твой запах. Пожалуйста… перестань.

— Отчего ты так стесняешься? — Тэхён с любопытством склоняет голову набок. — Неужели Юнги-паша тебя не целовал? Не прижимал так крепко-крепко, что хотелось бы раствориться в его объятьях? Неужели ты не мечтаешь о его метке на своей шее?

— Он не… — Чимин моментально вспыхивает, спрятав лицо в маленьких ладошках. Тэхён на мгновение давится воздухом:

— Вы никогда с ним?

Чимин молчит, слегка подрагивая, а Тэхён открывает и закрывает рот. Разнеженный ласками султана, он совершенно забыл о том, что никто больше не имеет права до брака… Он нежно тянет, приобнимая Чимина за плечи и усаживая на кровать:

— Ох, Чимини. Чистый цветочек. И вы никогда с Пашой?..

— Мы держались за руки, — Чимин едва слышно признается, сжимая в пальчиках рукав платья Тэхёна. — Совсем немного, но… Я знаю, что это неправильно, но это было так приятно.

— Солнышко, — Тэхён не может сдержать нежности в своем голосе. Он невесомо целует Чимина в висок. — Понятно, почему ты так стесняешься. Не беспокойся об этом. Альфа обо всём позаботится.

— А если я… если я опозорюсь перед ним? Если он меня не… н-не возжелает, — голос Чимина явственно начинает подрагивать, как и всегда, когда он собирается залиться слезами, и Тэхён торопится утешающе заворковать:

— Юнги-паша ведь так любит тебя, что ты! Он отдаст за тебя свою жизнь, Чимин-султан, даже не думай о том, что он может не возжелать тебя. Ты станешь его Госпожой, его женой. Ты выносишь его детей. Чимини, ты будешь центром его вселенной, Аллах свидетель!

— Спасибо, — Чимин порывисто обнимает Тэхёна, крепко обхватывая тонкую талию, — мне правда стало легче, Тэхён. Я знаю, что вы с Повелителем тоже… но ты такой смелый. И это придаёт мне сил. Спасибо.

Тэхён решает, что не стоит Чимину знать о той сладкой ночи любви во время течки. Он проглатывает тлеющие на кончике языка слова, и просто медленно и утешающе поглаживает Чимина вдоль спинки. Маленькую, действительно девственную омегу стоит успокоить, наделить силой быть смелее. В конечном итоге, если у них с Юнги-пашой не получится в эту брачную ночь, то рано или поздно наступит течка.

— Вот так-то лучше, маленький птенчик, — Тэхён, немного смущаясь, целует Чимина в макушку, — нам пора облачаться в одежды. Скажи, я могу оставить тебя, или мне попросить перенести все наряды сюда?

— Останься со мной, — Чимин вцепляется в него, как отлучённый от мамы котёнок, — мне спокойней, когда ты рядом. Чуть позже к нам придёт еще и Джин, мне станет совсем спокойно. Если ты… не против, конечно.

— Ты мой брат, — Тэхён прижимает чиминовы ладошки к своему сердцу, — я обязан оберегать тебя до того, как альфа заберёт у нас эту возможность.

Чимин буквально расцветает на глазах. Они отдают приказ наложницам и помощникам, чтобы перенесли все платья и украшения Тэхёна в покои Чимина. Всё проходит не в спешке, без суматохи. Они вспоминают, как молились прошлой ночью, собравшись все вместе. С интересом обсуждают, что же делали альфы — этого им не рассказывает даже замужний Джин, а после… после они отправляются на празднование.

Тэхён так отвлекается на утешение нервничающего Чимина, что совершенно не нервничает сам — он сидит за столом, наблюдая, как наложницы в гареме танцуют и радуется, но почти не ест ничего, кроме пары кусочков пахлавы.

А вот очаровательно румяненький от волнения Чимин съедает почти всех перепелок на столе — Тэхён заботливо подталкивает к нему поближе стаканы с чаем и подкладывает на тарелку рис. Ещё не хватало, чтобы нервничающую омежку затошнило.

Всё кажется ему невероятно суетливым, но при этом сплетающимся в одну бесконечную череду — Тэхён что-то отвечает, вежливо улыбается, смеётся, но… Он чувствует, как его живот сжимает приятное волнение, когда надувшийся от гордости Хосок-ага сначала забирает Чимина, чтобы провести его до кареты, которая отвезет их в замок Юнги-паши, а потом возвращается и за ним самим.

Тэхён много раз бывал в покоях повелителя, но… это первый раз, когда он заходит сюда, пока султана ещё нет. Сердце судорожно бьётся в его груди и, пытаясь успокоиться, Тэхён подходит к рабочему столу Чонгука. На его гладкой поверхности лежит россыпь драгоценных камней.

Он было тянется к одному из них, чтобы повертеть в руках и занять себя, когда слышит звук медленно распахивающийся дверей. Густой, дурманящий запах его альфы затапливает покои тяжелой волной.

Тело горит от предвкушения этой ночи. Тэхён замирает, чувствуя себя добычей и являясь ею. Он не оборачивается, вслушиваясь во вкрадчивые шаги альфы, наслаждаясь моментом ожидания. Хочется ощутить, как со спины прижимается сильный и крепкий султан, как его ладони властно скользят по бокам, смыкаясь на талии. Как его разворачивают, а после поднимают шлейф алой фаты.

— Моя Госпожа, — голос Чонгука заливает всё пространство, как и его подавляющий, заставляющий дрожать запах, — моя драгоценная жемчужинка. Теперь ты принадлежишь мне навеки.

— Навеки, — Тэхён отзывается на слова слабым эхом, — мой Господин, мой Повелитель, мой султан.

— Скажи это, моя любовь, — голос звучит так близко, так трепетно. Нет желанных властных объятий, нет рук на теле — султан мягко поворачивает Тэхёна к себе лицом. Его пальцы скользят вдоль фаты, до самого её края, подхватывая полупрозрачную ткань и поднимая её вверх. — Скажи мне то, чего я так давно жажду услышать, моя радость, моя жизнь, моя любовь.

Фата поднимается так медленно и желанно, что Тэхён задерживает дыхание. Он ждёт того момента, когда сможет увидеть глаза альфы перед собой без преград, ощутить его губы, разделить одно дыхание на двоих. Когда мешающая ткань оказывается перекинута через голову и теперь ниспадает вдоль спины, Тэхён слабо, едва слышно говорит:

— Мой Чонгук. Муж мой.

Султан с величайшей нежностью сжимает его подбородок в пальцах, чтобы притянуть для глубокого, невероятно медленного поцелуя. Тэхён чувствует, как внутри него всё переворачивается и тает от любви. Горячий шепот Чонгука обжигает его губы:

— Моя Госпожа. Моя Хасеки.(😅)

— Мой Господин, — Тэхён невесомо скользит пальцами по щекам султана, глядя в чёрные, переполненные чувствами глаза, сверкающие от любви, как самые драгоценные камни. Раньше ему не доводилась писать или читать подобное, но… Его голос слегка подрагивает: — Мне хочется купаться в свете твоих глаз и одновременно нежиться на теплых песках твоих сладких поцелуев. Хочется ощущать твое дыхание и подстраиваться под него своим сердцем. Когда я держу твои руки, я умираю. Огонь любви разгорается в моей душе, начинается пожар, который нельзя потушить. Знал бы ты, как бьется мое сердце. Когда слышу твое имя, в моей душе дрожат струны любви. Я таю, я стану водой и утеку…

Он порывисто прижимает руки Чонгука к своей груди, там, где судорожно и часто бьётся влюбленное сердце, чтобы после этого сжать их в ладонях и прижаться губами. Тэхён поднимает полный любви и преданности взгляд, когда прерывисто вздохнувший Чонгук нежно оглаживает костяшками его румяную щеку. Глубокий голос звучит напевно, как и всегда, когда Чонгук читает ему свои стихи:

— Ты моя сила, как сталь, моё уединение, смысл моего существования, любимая, луна моя, опора моя. Друг мой сокровенный, смысл моего существования, самая красивая моя султанша. Жизнь моя, ты как зеленые колосья пшеницы, прелесть моя, ты как вино — мой райский напиток, имя мое, — Чонгук любовно заправляет ему за уши выбившиеся тёмные кудри, лаская взглядом разрумянившееся лицо. — Весна моя, красота моя, торжество мое, моя любимая картина, мой поток радости. Настроение мое, праздник мой, мое средство от усталости жизни, счастье мое, солнце мое, звезда яркая, Мой оранжевый цитрусовый фрукт, очаг моей спальни. Мое зеленое растение, мой сахар, молодость моя, весь мой мир внутри тебя, боль моя. Дорогая моя, госпожа моего сердца и стихотворной строки.

В этот раз Тэхён сам тянется для поцелуя. Он весь дрожит от близости, от нежности слов, от всепоглощающей любви, которая теперь вместо крови течёт по телу. Султан целует так страстно, но в то же время мягко, аккуратно напирая и совершенно не принуждая. Теперь его руки опускаются на пышные бёдра, сжимают их, поднимаясь к талии, ласкают чувствительное к прикосновениям тело.

Тэхён тает, он умирает и воскрешается в этот миг, когда губы Чонгука соскальзывают на шею, будоража лаской. Его зубы проскальзывают по пахучей железе, а юркие пальцы принимаются осторожно развязывать поясок. Это их ночь, первая и не последняя ночь любви, единения, ночь, когда они разделят постель, когда их тела сольются в едином ритме, чтобы после появилась новая жизнь.

— Мой Повелитель, Чонгук, — Тэхён слабо стонет, когда чужие пальцы принимаются за тугой корсет платья, — могу ли я надеть свой подарок? Я хочу стать для вас жемчужиной.

— Я помогу тебе раздеться, — Чонгук мягко скользит ладонями по завязкам, не разбирая их на части, но уверенно стягивая кусочек за кусочком, чтобы дать платью опасть на пол, — вот так, дальше ты сам?

Теперь на Тэхёне лишь полупрозрачная ткань, не скрывающая истинной омежьей наготы. Странно стеснительно стоять так открыто, так честно, но мысль, что совсем скоро он будет едва прикрыт драгоценными камушками… Тэхён вспыхивает розоватым румянцем, и торопливо сбегает за ширму, где его ждёт необыкновенное украшение.

Его пальцы слегка подрагивают, когда он скидывает с себя последние остатки одежды и осторожно облачается в немыслимо роскошное украшение. Драгоценный жемчуг, заманчиво поблёскивающие рубины и изумруды обхватывают его тело тяжелым, но невероятно нежным узором.

Тэхён чувствует, как краснеют его щеки. Тяжелые нити с нанизанными на них бусинами и камнями совершенно не прикрывают грудь, обнажая затвердевшие нежные соски и бархатную кожу. Да и весь его низ… даже его бёдра, мокрые от естественной смазки. Он выглядит невероятно развратно.

Тэхён робеет, когда осторожно делает несколько шагов из-за ширмы. Низ его живота томительно тянет, а щеки горят от жаркого румянца. Горячий, чёрный взгляд альфы обласкивает его обнаженное тело, как прибойная волна, скользящая по гладкому камню.

Омега слегка подрагивает и робко поворачивается обнаженной из-за глубокого выреза спинкой, слегка изгибаясь. Тонкая нить соблазнительно скользит между его ягодиц, вдоль всей промежности, и… Тэхён кусает нижнюю
губу. Его щечки горят от одной мысли о том, как мастера делали этот наряд.

Словно незримо их руки теперь касаются нежной чувствительной кожи через драгоценности. Тэхён было прикрывается ладошкой, но потом решительно и смело убирает её. Чонгук, его альфа, его муж, он должен насладиться тем, что омега может предложить, насладиться изящными изгибами чувствительного тела.

— Альфа, — Тэхён робко делает маленькие шажки, сгорая от стыда, но одновременно с этим искренне наслаждаясь горячим чёрным взглядом Чонгука, который скользит по нему, — альфа, я хорош собой? Хорош для тебя?

— Ты прекрасен, — Чонгук поднимает руки, приглашая Тэхёна в объятья, а потом, покорённый, влюблённый, падает на колени, — ты моя драгоценная жемчужина, обрамлённая прекрасными драгоценностями, которые нисколько не перекрывают твоей красоты, а лишь подчёркивают её. Подойди ко мне, мой сладкий мёд, моя луна, моя любовь.

Тэхён, такой же влюблённый, очарованный, как под гипнозом, плавно подходит ближе и ближе, пока его пульсирующая киска не оказывается напротив лица Чонгука. Он зарывается в неё лицом, жадно вдыхая сладкий омежий запах, а потом проводит ладонями по длинным ногам, крепко сжимая бёдра. Альфа двигается резко и быстро, подхватывая Тэхёна под ягодицы и целеустремлённо перекидывает на застеленную постель, нависая сверху.

— Ах! — Тэхён только прерывисто коротко ахает, беспомощно изгибаясь на простынях, когда альфа сминает его бедра, оставив на них несколько коротких нежных поцелуев, и нетерпеливо зарывается лицом прямо в его… жемчужинку. Он пищит: — Альфа!

Чонгук уже вылизывал его, и делал это не раз, пока нуждающийся Тэхён извивался в пленительных объятиях течки. Но сейчас, в здравом уме, облаченный в самый развратный наряд… Тэхён всхлипывает от смущения, чувствуя, как жадный язык нежно дразнит его маленькую бусинку.

— Мой сладкий лукум, медовая пахлава, — Чонгук неохотно отрывается только чтобы покрыть всю чувствительную розовую щелочку нежными поцелуями и заставить омежку запищать. — Я так соскучился по твоему вкусу, любовь моя. Я опьянён им, как страждущий в пустыне.

— О, Аллах, — Тэхён стыдливо скулит, прикрывая глаза тыльной стороной ладони. Он крупно дрожит. — Ах!

Альфа ест его так жадно. Его сильный, ловкий язык двигается быстро и ритмично, не просто слизывая сладкие соки и лаская нежную щёлочку, но и плавно проталкиваясь внутрь. Хнычущая омега цепляется пальцами за его вьющиеся волосы.

Сейчас, вне течки, ощущения кажутся во сто крат острее. Чонгук пылко вжимается лицом между дрожащих ножек, откровенно и с наслаждением прижимаясь ртом к промежности. Его язык, такой сильный и ловкий, так гибко проникает внутрь, что Тэхён совершенно не сдерживает маленькие сладкие звуки, выскальзывающие изо рта.

Проникновение, пусть и всего лишь языка, кажется таким наполняющим, распирающим и скользким, что Тэхёну приходится искать опору где-то помимо головы Чонгука. Он суетливо скользит пальцами по постели, комкая простыни, но этого кажется недостаточно. Из-за шумных ёрзающих движений, Тэхён слышит, как камушки на теле мягко перезвякивают, а движения отдаются, как лёгкая щекотка.

Бусинки сосков, такие твёрдые, что это ощущается даже без прикосновений. Тэхён хнычет, резко выгибаясь в пояснице, и невольно насаживаясь на гибкий язык Чонгука. Кончик его носа мягко упирается в жемчужинку, от чего жар, наполняющий всё тело, теперь желанно скользит к напряжённым бёдрам.

— Ах! Альфа! — Тэхён громко вскрикивает, вспоминая это успевшее позабыться чувство сладкого томления. Всё тело пульсирует, пока Чонгук продолжает ласкать его горящее от наслаждения местечко с явным усердием. — П-пожалуйста, альфа…

Чонгук низко, хрипло рокочет, и ускоряет движения языком. Тэхён всхлипывает, дрожит, сжимая его голову между полными красивыми бёдрами, и содрогается. Всё его тело прошивает сплошная волна удовольствия, горячая, практически обжигающая, и сладкая.

Удовлетворенно, хищно облизнувшись, альфа нависает над ним сверху, подтягиваясь, и плотно прижимается к шее, глубоко и жадно вдыхая сладкий омежий запах. Тэхён чувствует, как кожа на его шее пачкается в его же собственной смазке.

Большая, нежная ладонь султана медленно ведёт по его нуждающейся, раскрасневшейся и припухшей щёлочке. Дрожащий Тэхён машинально сводит ножки и сжимает в пальцах взбухшее предплечье альфы, роняя и робкий, уязвимый звук. Длинные, ловкие пальцы проникают внутрь медленно и нежно — альфа разводит фаланги, и тихо рычит, когда в воздухе повисает влажный, хлюпающий звук.

— Альфа… — Тэхён откидывает шею, беспомощно принимая новую, непривычную ласку. Он чувствует, как по его нежной коже невесомо скользят крупные и острые клыки, не задевая, но заставляя омежью железу запульсировать от предвкушения. Снизу из-за неторопливых ласк раздаются пошлые, мокрые и развратные звуки, и от них щеки ярко приятно загораются. — Чонгук…

— Да, моя сладкая жемчужинка? — Чонгук ласкает его внизу плавно и неторопливо, проникая намного глубже, чем языком. Его пальцы кажутся больше, толкаются куда ощутимее, оглаживая изнутри. Тэхён от непривычности движения слабо двигает ножками, не то желая раздвинуть их в стороны, не то тесно-тесно притиснуть друг к другу. — Говори всё, что ты чувствуешь, делись своими мыслями, моя Госпожа.

— Ах! Это так… — Тэхён поворачивает голову вбок, прикусывая кусочек подушечки, пачкая её в слюне. Ему так хорошо, непривычно хорошо, и это странно настолько, что хочется как-то нелепо попросить ещё больше, ещё глубже, ещё… толще. — Мне нравится, альфа, ах, это п-приятно.

Чонгук нежно потирается кончиком носа рядом с железой, опаляя дыханием красивую шейку. Его пальцы не останавливаются ни на мгновение в своей нежной ласке, но, кажется, их становится больше. Тэхёна словно распирает изнутри, и это до того новое ощущение, что жар, только недавно спавший, возвращается с новой силой. Тело выгибается, а бёдра двигаются навстречу ритмичным толчкам. Он чувствует себя маленькой, буквально крошечной омегой, которую покрывают сверху, но не сдавливают.

— Ах, альфа, мне так надо… что-то ещё… — Тэхён хнычет, покусывая нижнюю губу, терзая её слабо увеличившимися от близости истинного клычками. — Прошу, дай мне, ах, дай мне всего себя…

— О, любовь моя, — голос Чонгука моментально хрипло густеет. Альфа плавно поднимается, нависая над ним, и только сейчас Тэхён замечает, что он до сих пор одет в тяжелые одежды. Омега застенчиво сводит ножки, сжимая в пальцах край кафтана, и тихо тянет:

— Сними, пожалуйста…

Альфа сверкает чёрными глазами, но послушно выпрямляется, чтобы ловко раздеться. У Тэхёна судорожно перехватывает дыхание, когда он видит, как обнажается тело альфы. Крепкое, невероятно красивое. Он скользит взглядом по резным линиями плотных мышц, по дорожке коротких чёрных волос, ведущей к… Омежьи щеки ярко вспыхивают.

Тэхён сводит коленки, невольно пряча мгновенно запульсировавшуюю маленькую киску. Он застенчиво закрывает лицо ладонями, издавая маленький писк, когда гордый, набухший ствол, перевитый плотными тугими венами, мокро шлепает головкой по стальному прессу.

— Что такое, моя Хасеки? — ласковый голос Чонгука звучит позабавлено. Он с возмутительной лёгкостью сжимает изящные запястья, отводя их от раскрасневшегося лица, и усмехается уголками губ. — Я заставил тебя засмущаться?

— Ск-корее особенная часть тебя, — Тэхён старается не смотреть ниже лица Чонгука, но взгляд то и дело соскальзывает на прижимающуюся к прессу бордовенькую головку. Он вспоминает указания Джина, который после первого раза довольно часто поднимал эту тему в жажде обучить невинных омег. И сейчас, когда действительно большой и величественный… столп Повелителя мягко покачивается между ног, Тэхён даже благодарен.

— Потрогай его, не бойся, — Чонгук переставляет ноги, чтобы оказаться чуть ближе, — если тебе будет слишком страшно или непривычно, или что-то пойдёт не так, мы всегда остановимся, моя любовь.

Тэхён гулко сглатывает, и неторопливо протягивает ладонь, чтобы обхватить головку. Она бархатная, совершенно не такая, как у деревянного экземпляра Джина. Тёплая, даже горячая, но не обжигающая. Тэхён соскальзывает с неё чуть ниже, пытаясь обхватить пальцами ствол, но подушечки даже не смыкаются. Толстый. Намного толще языка или пальцев. От мысли, что он окажется внутри, киска сладко поджимается, пульсируя, словно требуя в себя именно этот член.

— Я доверяю тебе, мой Повелитель, — Тэхён несколько раз проводит ладонью по всей длине, привыкая к ощущению горячего члена, надеясь, что это поможет утихомирить нервно бьющееся сердечко, — я знаю, что ты не причинишь мне боли.

Тэхён покорно откидывается на постель, и неуверенно, колеблясь и дрожа, раздвигает ножки, приглашая Чонгука ближе. Он ждёт, что тот сразу, как пальцами или ртом, накинется на маленькое местечко и разрушит его, но альфа действует мягче. Он подвигается, но не толкается внутрь, а просто прижимается к пухленьким губкам, замирая.

Альфа сжимает ствол в пальцах, медленно водит головкой по щелочке, раздвигая ей нежные складки и вынуждая омегу раскраснеться. Это кажется таким развратным. Чонгук трётся так несколько раз, а затем мягко сжимает нежные омежьи бедра, вынуждая Тэхёна развести их и приподнять, съезжая чуть ниже.

Он плавно ведёт бёдрами, и толстый, пульсирующий член ложится на омежий плоский животик, поджавшийся от возбуждения, пачкая дорогое украшение. Тэхён сглатывает, когда видит, что головка достаёт ему практически до пупка. Он тянется дрожащей ладонью между их телами, чтобы снова положить её на горячую, пульсирующую плоть. Тэхён слегка ведёт по ней всей ладошкой, прикусив губу:

— Он такой большой, альфа. Что, если во мне не хватит места?

— О, маленький, — голос Чонгука кажется особенно рокочущим, обволакивающим — под его воздействием, под густым и терпким феромоном Тэхён постепенно обмякает и расслабляется. Его естество призывно нежно пульсирует. — Там хватит места и для меня, и для наших щенков.

Вдоль тела Тэхёна проходится короткая судорожная дрожь, и он осторожно перехватывает свои ноги чуть выше колен, чтобы прижать их к себе и позволить альфе освободить руки. Он чувствует себя открытым и беспомощным, раскрасневшимся от собственной беззастенчивости, так откровенно приглашая.

— Моя хорошая омега, моя драгоценность, ты так заботишься, чтобы мне было хорошо, — Чонгук плавно скользит головкой по щели, но теперь Тэхён не может этого видеть, только чувствовать. Он пытается расслабиться, зная, что бояться нечего, и когда в его маленькое местечко плавно проникает большой и толстый член — Тэхён тихонечко скулит. — Всё хорошо, моя сладость?

— Ах, альфа, не останавливайся. — Тэхён дрожит сам, чувствует, как дрожат бёдра, слабо напрягается, от непривычного такого полного ощущения внутри. Ему кажется, что член бесконечный и какой-то маленькой его части хочется, чтобы он был таковым. — Ах! Альфа!

Тэхён понимает, что он вот-вот не сможет удерживать свои ножки слабыми от удовольствия руками, поэтому удивлённо вскрикивает, когда Чонгук просто укладывает их себе на плечо, толкаясь до основания. Принимать в себя член альфы совершенно не больно: он живой, пульсирующий, такой горячий, а когда начинает плавно двигаться, то кажется невероятно рельефным.

Чонгук толкается не слишком быстро, давая возможность привыкнуть к новым ощущениям. Тэхён слабо хнычет на каждое проникновение, елозя по постели ладошками. Мутными от невольно нахлынувших слёз глазами он цепляется за сосредоточенное лицо Чонгука. Альфа прекрасен. На его виске вздулась венка, а вдоль лба скатывается маленькая капелька пота, но всё это совершенно теряет смысл, когда Чонгук уверенно набирает темп.

Тэхён податливо обмякает под ним, прикрывая глаза от удовольствия и растворяясь в нём. Ему нравится, как альфа двигается. Нравится ритмичное, влажное чувство скольжения, нравится невероятная растянутость внутри.

Это ощущается как единение, как невероятное слияние в одно целое. Тэхён доверчиво тянется к альфе руками и Чонгук осторожно меняет позу, перехватывая его ножки и помогая выпрямиться. Теперь они прижимаются друг к другу, и Тэхён нежно обвивает талию альфы ногами.

Он больше не чувствует смущения. Драгоценности тихо звенят от движения, шуршат атласные роскошные простыни. Тэхён слышит, как ровно и тяжело дышит альфа, слышит свои тихие сладкие стоны. В этом нет того невероятного жара, с которым султан ласкал его во время течки.

Их первый раз кажется тихим. Невероятно нежным. Тэхён прикрывает трепещущие ресницы, прижимаясь своим лбом ко лбу Чонгука, и скользит пальцами по широкой мускулистой спине, пытаясь притянуть к себе ещё ближе, ещё сильнее.

Ему хочется разделить на двоих вечность.

Чонгук ничего не говорит, но касается его губ в маленьких поцелуях на каждый толчок. Это ощущается, как ласки, как тихий нежащий шепот, восхваляющий его и восхищающийся им. Тэхён чувствует, как на его ресницах собираются крупные капли слез от удовольствия. От нежности.

Сладкий, переливчатый стон мелодично срывается с ягодных губ, когда Чонгук чуть двигается и толкается особенно глубоко и точно. Тэхён крепко зажмуривается в моменте, чувствуя, как крупные капли слёз катятся по щёчкам. Он больше сосредоточен на том, как тело реагирует на мягкие уверенные толчки, чем на чём-то кроме. Всё внешнее теряет свой смысл.

Есть только он, омега, венчающаяся с альфой, соединяющийся навсегда.

Тонкая нить истинности, притягивающая их друг к другу всё это время, сейчас кажется натянутой струной. Стоит им отстраниться, и, кажется, что она лопнет, раскидает их по разным сторонам покоев. Поэтому Тэхён, хныча и капризно ворча, прижимается ближе. Он пытается двигать тазом, чтобы как-то усилить трение внутри себя, принять член глубже.

— Такая нетерпеливая жемчужинка, — Чонгук бархатно посмеивается на маленькие движения Тэхёна, — сладкая омежка, которая совсем не понимает, чего хочет больше, да? Моя драгоценная возлюбленная, моя сладкая ягодка, моё очарование. Любовь моя, жизнь моя.

Тэхён скользит ладонями по влажной спине Чонгука, впиваясь маленькими ноготочками в кожу. Ему редко хочется проявить какую-то грубость, особенно по отношению к своему альфе, но сейчас собственнические чувства толкают на то, чтобы попытаться с силой провести пальцами по лопаткам. Оставить следы.

— Хочешь пометить меня, любовь моя? — Чонгук негромко смеётся, нежно прижавшись губами к румяной округлой щечке, влажной от катящихся по ней слёз. Альфа слегка отстраняется, чтобы с нежностью заглянуть в полные слез глаза, и невесомо целует трепещущие ресницы. — Ты можешь оставить метки у меня на шее.

Тэхён дрожит. Он знает, что обычно альфы… Тем более, султан. Повелитель мира. Омега внутри него не может удержаться от соблазна — он крепче сжимает в ладонях надёжные плечи султана и тянется губами к широкой и крепкой шее.

Чонгук издает короткий судорожный вздох, когда омежьи клыки смыкаются, оставляя первый укус. Тэхён кусает неглубоко, нежно скользнув по следу языком и впечатывая свою слюну, свой запах и свой феромон. Он сладко стонет, когда чувствует, как альфа рычит из-за этого, как ускоряет толчки.

Томительная нежность между ними постепенно снова наполняется жаром — Тэхён кусает ещё раз, уже немного смелее, совсем близко к одуряюще пахнущей железе альфы. Большие ладони Чонгука сжимаются на его бёдрах, крепче насаживая на толстый, пульсирующий член.

Тяжелая волна феромона альфы затапливает покои удушливо и подавляюще, вынуждая задрожать и беспомощно распахнуть рот в сладком стоне. Тэхён думает о том, что ему нравится провоцировать альфу. Он кусает ещё раз.

Грозный утробный рык, который раздаётся в ответ, лучше любого поцелуя. Тэхёну нравится помечать, нравится, как от его укусов глубокие толчки становятся резкими и быстрыми. Его слабые бёдра дрожат, а между ног так влажно и вязко хлюпает, что, кажется, словно совсем скоро его снесёт очередной горячей волной.

Облизав зубки, случайно царапнув кончик языка, Тэхён опять кусает, заставляя себя не сдерживаться. Он сжимает челюсти так сильно, как может, скуля, когда Чонгук властно насаживает его до основания, замирая, давая возможность омеге насладиться этим последним, получившимся для метки укусом. Во рту металлический вкус кажется сладким, и Тэхён хочет, чтобы альфа тоже это ощутил.

Он слабо откидывается назад, открывая преступно беззащитную шею, и, глядя в глаза Чонгуку, говорит:

— Пометь меня, альфа. Сделай меня своим.

Чонгук смотрит на него нечитаемым чёрным взглядом. Он кажется немного безумным, сдерживающимся, поэтому Тэхён поворачивает голову вбок, открывая как можно больше доступной кожи. Альфа низко рычит, набрасываясь на неё. Омега ждёт, что это будет больно, что укус разорвёт тонкую бронзовую кожу, а огромные, не под стать его, клыки пронзят сразу до крови, но Чонгук действует иначе.

Он действительно приближается к шее быстро, рывком, но после — нежно проводит языком по железе, вылизывая её, смачивая не жалея слюны. И лишь потом, осторожно, давая привыкнуть к опасному ощущению клыков рядом с пульсирующей венкой, кусает.

Тэхён слабо изгибается, широко распахивая глаза, и стонет. Он знает, что в альфьих клыках есть специальный секрет, который впрыскивается при укусе и делает его более безболезненным, но…

По всему его телу словно проходится тяжелая жаркая волна. Киска ноет, отчаянно сжимаясь вокруг члена, и судорожно пульсирует — Тэхён чувствует, как медленно клыки смыкаются на его железе, как легко разрезают нежную кожу. Звук укуса влажный и вкусный, заставляющий мурашки пробежаться по спине.

Он не может ничего сделать, когда начинает содрогаться от ослепительного удовольствия принадлежности, от чувства растянутости из-за набухающего внизу узла. Чонгук рычит, сжимая клыки крепче, когда вяжет его маленькую невинную киску.

Тэхён плачет от удовольствия, слабо скользя коготками по широким плечам и чувствуя, как его животик наполняет султанское семя. Горячее, вязкое, плодородное семя.

Его грудь ноет и тяжелеет, низ живота сжимается — когда узел раздувается окончательно, крепко запечатывая их, Чонгук медленно и неохотно разжимает клыки, срывая маленький хнычущий скулеж, и длинно, нежно скользит по укусу языком.

— Теперь никто не сможет отнять тебя у меня, — Чонгук облизывает укус с самодовольным урчанием, — а у тебя никто не сможет отнять меня. Моя Госпожа, моя Хасеки, моя омега. Ты родишь мне альфу?

— Много альф, — Тэхён скользит ладошкой по пока что плоскому животу, — я рожу тебе много альф, Чонгук, так много, что ты сможешь захватить с ними весь мир.

— Мир и так принадлежит мне, потому что ты рядом, — Чонгук перекатывается на бок, осторожно укладывая на бедро ножку Тэхёна. Он скользит по нагому телу, подныривая под драгоценные камушки, лаская бока, поднимаясь к нуждающейся груди. — Ничто не сможет омрачить мой взор, пока ты стоишь подле меня.

— Я люблю тебя, — Тэхён слабо выдыхает это в губы Чонгука, поднимая ладонь, чтобы жестом попросить помассировать груди. Плавными, совершенно не грубыми движениями, альфа ласкает их, помогая снять застывшее в них напряжение. Он трогает соски, оглаживая ареол и мягко надавливая на бусинку в центре. От таких нежных прикосновений Тэхёна клонит в сон.

— Спи, моя сладкая жемчужинка, — Чонгук целует его в кончик носа, — спи, я обо всём позабочусь.

Узел внутри пульсирует, не давая совсем провалиться в сон, но это такое приятное наполнение и растяжение, что Тэхён дремлет, дрейфуя в полусне. Он слышит мягкое урчание Чонгука, чувствует его ласку, наслаждается запахом. Это уютно и совершенно не стыдно, лежать так близко голыми, переплетаясь руками и ногами, будучи повязанным.

Тэхён чувствует себя на своём месте.

***

Тэхён забавно пыхтит, придерживая себя под тяжелый живот и слегка переваливаясь с ноги на ногу, пока медленно, но крайне целеустремленно направляется в покои своего несносного альфы.

Он понимает, что у Чонгука на плечах лежат все дела мира и несколько континентов, но… Уже почти полдень. А его до сих пор никто не поцеловал и не погладил животик. Беременная омега внутри него реагирует крайне неодобрительно, так что Тэхён целеустремленно ковыляет в давно обжитые покои.

— Госпожа моя, только не нервничайте, Аллах помилуй, — причитающий Хосок мечется вокруг него, прижимая руки к груди. Он нервно оглядывается: — Должно быть, Повелитель сейчас занят, прошу вас…

— Он не был так занят, когда сделал мне это, — Тэхён ворчит, скользнув ладонью по тяжелому, округлившемуся животу, и с боевым видом задирает подбородок, глядя на возвышающуюся над ним стражу. — А ну пустите!

— Но Госпожа, Повелитель велел с утра никого не впускать… — альфа из янычар низко склоняет голову, почти робко прогудев, и Тэхён опасно поджимает губы:

— Пустите! А то расплачусь.

Стража крупно вздрагивает.

— Н-но нам велено…

Тэхён громко шмыгает носом. Ему даже не надо напрягаться, потому что не получившая свою долю любви омега внутри действительно готова рыдать навзрыд. Он чувствует, как в уголках глаз собираются крупные капельки слёз, а потом начинают медленно скатываться по бархатным щёчкам. Тэхён тихо всхлипывает, оглаживая большой животик, чувствуя, как альфочка внутри взволнованно толкается, переживая за мамочку.

— Повелитель! — стража моментально стучит в покои Чонгука, в панике докладывая, что за порогом стоит плачущая беременная омега. Впускают его моментально. — Прошу, Госпожа.

Никто не прикасается к нему, почтительно расступаясь в стороны и позволяя зайти в покои. Из-за слёз картинка перед глазами плывёт, но Тэхён видит, что Чонгук действительно не один, а с Юнги и Намджуном, стоят вокруг стола и что-то взволнованно обсуждают. Их запахи выдают волнение, но Тэхёна это совершенно не успокаивает, он только горше всхлипывает.

— Жемчужинка, — Чонгук моментально подскакивает к нему, поддерживая большой животик ладонями, и прижимаясь поцелуем к надутым губам, — прости меня, моя сладость, но я действительно должен закончить кое-что, прошу тебя, любовь моей жизни, приляг на постель? Я присоединюсь к тебе, как только мы закончим обсуждение.

Тэхён ворчливо сопит, не желая соглашаться сразу же, но, кинув взгляд на демонстративно отвернувшихся Юнги и Намджуна, позволяет отвести себя к разворошенной постели.

Чонгук заботливо устраивает его на мягчайших подушках, нежно поддерживая под животик, и ласково чмокает в подрагивающие губы прежде чем снова отстраниться и вернуться к обсуждению.

Они говорят что-то о янычарах, о продвижении и… о новом походе. Походе, который обязан возглавлять Султан, который… который обычно длится не меньше нескольких лет. А иногда и вовсе десятилетиями.

Тэхён думает о разлуке, которую ему придётся пережить, и расклеивается окончательно. Он пытается не шуметь, чтобы не мешать альфам в их важном разговоре, но ничего не может сделать с тихими беззвучными всхлипами и крупными слезами, катящимися по щечкам.

Он тихо утирает их ладошками, беззвучно шмыгая носом, и жалеет себя, бедную беременную омегу, оставшуюся без альфы наедине с грудным малышом. Словно почувствовав его волнение, альфочка внутри начинает слабо обеспокоено пинаться, и Тэхён кладёт ладонь на свой круглый животик.

Он думает о том, что когда Чонгук уйдёт, никто не будет нежно гладить и целовать его, и… Катящиеся крупными каплями слёзы начинают литься самым настоящим градом.

Тэхён старается не плакать слишком громко. Он зарывается в меха на постели Чонгука, как в гнёздышко, чтобы ощутить себя в безопасности. Когда альфа уйдёт… безопасности не будет ещё очень долго. Тэхён слабо вытирает крупные слёзы пальцами и тихо хныкает, когда щенок толкается особенно сильно.

— Жемчужинка, всё нормально? — Чонгук озабочено оглядывается, Тэхён видит, высовывая кончик носа между мехов, чтобы наблюдать, но не дать увидеть альфе свои слёзы. Он слабо мычит в ответ, и кутается ещё яростнее, стараясь спрятаться от всего мира.

— Решили, тогда, Повелитель? — Тэхён реагирует на голос Юнги, чувствуя, как сердце обрывается, падая в пропасть тьмы и одиночества. Он так мало пробыл с Чонгуком, ещё не успел насладиться каждым днём, каждым мгновением, не нацеловался, не наобнимался. Тэхён громко всхлипывает, пугаясь того, что его могут услышать, и зарывается поглубже между мехов. — Оставим вас наедине. Я скажу, чтобы сегодня не беспокоили глупыми вопросами.

— Часть готов взять на себя, — Намджун рядом бодро подхватывает, но Тэхёну так больно слышать их счастливые голоса. Альфы любят воевать, но совсем не думают об одиноких, оставшихся дома омегах.

Когда Юнги и Намджун уходят, а звук закрывающейся двери стихает, то Тэхён чувствует, как постель проседает под весом Чонгука. Он только кучнее кутается, ёрзая, пытаясь отвернуться, спрятаться. Но крепкая ладонь альфы мягко ворошит гнёздышко.

— Тэхёни, что такое, любовь моя? Что ты там сопишь так сладко? — голос Чонгука звучит так невероятно ласково, что Тэхён ломается окончательно и громко всхлипывает. Альфа на мгновение замирает, чтобы переспросить уже встревоженно: — Тэ? Ты плачешь? Что случилось, жемчужинка?

Его ладони легко находят зарывшуюся в меха омегу и тянут её на свет. Заливающийся слезами Тэхён только несчастно всхлипывает, слегка щурясь из-за яркого света и глядя на альфу грустными янтарными глазами. Чонгук моментально встревоженно тянется к его щекам:

— О, Аллах. Что такое, любимый мой? У тебя что-то болит? Тебя кто-то обидел? Только скажи мне, я велю отрубить ему голову немедленно.

Чонгук звучит обеспокоено, но даже сейчас готов пролить за него кровь — это становится для Тэхёна последней каплей и он судорожно тянется к альфе, чтобы вцепиться пальцами в дорогой кафтан и разреветься в полный голос.

Чонгук мельтешит, суетливо пытаясь его успокоить, но из-за того, что Тэхён накрутил себя и уже мысленно похоронил альфу — получается только хуже. Он рыдает навзрыд, проклиная собственную повышенную чувствительность из-за беременности, и, чтобы хоть как-то ответить, он горько тянет:

— Ты уезжа-а-а-аешь.

— Что? Куда? Когда? Почему ты так подумал? — Чонгук порывисто прижимает Тэхёна к себе, обхватывая кругленький животик и придерживая его. Это неожиданно помогает. Вес щенка уменьшается, найдя опору в руках папочки, а слёзы, пусть не моментально, но прекращают катиться по щекам.

— Вы там обсуждали поход, — Тэхён шмыгает носиком, морща его и дёргая кончик, — а я даже не родил, а ты уже покидаешь меня. Я не смогу растить альфу в одиночестве.

— Аллах всемогущий, Тэхёни, жемчужинка моя, моя переспелая от чувств вишенка, я же не в ближайшее время ухожу, — Чонгук даже выдыхает, явно поняв, в чём причина паники и слёз его возлюбленной омеги, — янычары роптали, требуя похода, но Юнги смог их утихомирить. Да, мы планировали сейчас, куда и как это организовать, но это не случится в ближайшие пару лет, моя сладкая пахлава. У тебя совершенно нет причин для слёз.

— Есть, — Тэхён дуется, угрюмо выпячивая губы, — ты меня сегодня даже не поцеловал.

— Пусть небо разверзнется на мою голову, душа моя, — Чонгук покаянно склоняет голову и легко тянет его к себе на колени, чтобы поцеловать глубоко и сладко. Тэхён чувствует, как его круглый животик прижимается к плоскому торсу альфы и моментальным образом от этого успокаивается, отвечая на поцелуй. Чонгук отрывается только чтобы нежно поцеловать его в щеки, сцеловывая соленые капли: — Так лучше, любимый мой?

— Мало, — Тэхён надувается ещё сильнее и обвивает руками шею альфы, оглаживая крепкие плечи. Он грустно тянет: — Ты меня не любишь? Так и скажи.

— Я люблю тебя больше всего на свете, — Чонгук порывисто перехватывает его ладонь, чтобы прижаться к ней губами. Он целует ладонь, целует пальчики и даже кольцо с огромным ограненным изумрудом, подаренное на свадьбу. — Я люблю тебя больше неба и больше бескрайней земли, на которую простираются мои владения. Я люблю больше бессчетных ночных звезд. Когда я в разлуке с тобой, мои слёзы могут наполнить океан. Вкус твоих губ, любовь моя, слаще райских плодов, слаще эйфории и искушения. У меня не хватает слов, чтобы описать мою любовь к тебе, потому что моя душа разрывается от страданий, когда я лишь мгновение не вижу твоего прекрасного лица.

Чонгук продолжает покрывать его ласковыми словами и такими же ласковыми поцелуями. Его рот скользит по щеке, опускается на шею, пока нежные руки оголяют животик, чтобы потом целовать и его. Тэхёну особенно нравится, когда альфа потирается о него шеей, втирая свой феромон. Так малыш, еще находясь в мамочке, будет чувствовать, кто его отец, и, родившись, сразу же потянется своими крохотными лапками к лицу Чонгука. Тэхён, разнывшись от чувств, подхныкивает, капризно стуча ножками по постели.

— Что такое, мой лучик солнца? Моя прекрасная жемчужинка, моя радость, мамочка моих щенков, — Чонгук опускается поцелуями на большой живот, покрывая его весь, обхватывая ладонями и нежно массируя, — тебе не стоит плакать, луна моего неба, мой самый яркий рассвет, моя поэма. Ты прекраснее всех на свете, ты делаешь меня счастливым, помогаешь жить, являешься для меня заменой воздуха. Ты половинка моего сердца, моя душа, мой самый близкий друг и любовь. Расскажи, что тебя волнует, не держи тоску на сердце.

— Я думал о крошке, — Тэхён опускает ладошку на живот, на ощупь находя большую ладонь Чонгука, — думал о том моменте, когда ты впервые возьмёшь сына на руки, как его крохотные пальчики коснутся твоего лица, как он расплачется, но тут же затихнет, услышав твой голос, потому что я себя так чувствую. Я хочу, чтобы наш маленький альфочка появился на свет, но я так боюсь отпускать его из своего животика. Там он в безопасности.

— Я защищу нашего сына, любовь моя, — Чонгук склоняет голову, чтобы нежно поцеловать круглый животик, и уверено смотрит на Тэхёна тёмным взглядом колдовских глаз. — Наш львенок будет в безопасности, клянусь тебе. Никто не посмеет навредить ему.

— А тебе? — Тэхён снова чувствует себя распережевавшимся, когда думает о походе, и непроизвольно закрывает живот защитным жестом. — Что если кто-то ранит тебя, когда ты уйдёшь от нас в поход? Что, если он затянется? Твой отец проводил в походах десятилетия. Что будет, если твоему сыну придётся расти без тебя?

В его глазах снова начинают собираться крупные горькие слёзы. Альфа воркует, поднимая и вытирая плюшевые щеки большими пальцами:

— О, моя нежная капля росы на утреннем листе, мой ласковый рассвет, — Чонгук нежно касается его губ, а потом и лба, успокаивая омегу волной феромона. — Никто из тех, с кем мы сражаемся, не сможет ранить меня, Тэхён. Обещаю, тебе не нужно переживать об этом. И Юнги-паша, и Намджун-паша — лучшие военачальники, которых видел этот свет, и они не враждуют между собой. Моя армия нерушима. Клинки моих янычар остры. Наши дети будут расти на наших глазах, любовь моя, даже если я и буду уходить в походы, я никогда не оставлю тебя надолго.

— Клянёшься? — Тэхён ничего не может поделать с тем, что его тело пронизывает волна обожания к Чонгуку. Сильный альфа на поле боя, среди поверженных врагов. Его удушающий феромон, который прижимает к земле ранее непреклонных. Он тянется ладошками к любимому лицу и вновь чувствует эту непривычную волну любви, которая заставляет всё тело сжиматься.

— Клянусь, — Чонгук его сладко целует, проскальзывая ловким языком в рот, а потом скользит ладошкой чуть ниже круглого животика, но замирает, — жемчужинка, мне кажется, что ты…

— Ах, — Тэхёна сводит крупной судорогой, а малыш в животе словно недовольно толкается, — ах, Чонгук, что эт-то, и так… мокро.

— Так, э-э, Аллах всесильный, ты… тебя… стража! — Чонгук срывается с постели под хныканье Тэхёна — ему страшно оставаться в одиночестве на пустой постели, особенно когда тело так странно горит. Ему жарко, во рту так сухо, по ощущениям уже давно, но он словно заметил только сейчас, когда волнения отошли на второй план. Тэхён слабо хнычет, зовя альфу. — Я тут, мой хороший, мой маленький лучик, м-мне кажется, что наш львенок решил появиться на свет именно сейчас.

— Сейчас! — Тэхён вздрагивает, когда низ живота сжимается и разжимается. — Но так рано! Ещё рано! Он совсем крошечный, совсем маленький! Там ему намного лучше. Чонгук, альфа, нельзя, ах!

Его сгибает из-за очередной неприятной судороги, срывая с губ невнятное хныканье. Альфа тут же снова оказывается рядом, перехватывая его ладонь и нежно прижимаясь к ней губами. Он звучит взволнованно:

— Я буду рядом, любимый мой. Всё будет в порядке, ты будешь в порядке. Если наш сын решил, что хочет появиться на свет, значит, он это сделает.

— Но он ещё такой маленький, — Тэхён всхлипывает, сжимая в пальцах надежную ладонь альфы. Он слышит, как в коридорах поднимается беготня, слышит отдалённое покрикивание Хосока-аги. Всё это заставляет его тревожиться и он кладёт ладонь на большой круглый животик, напряженно поглаживая и судорожно вдыхая. — Мой малыш, мой сыночек… Что если он не сможет, альфа?

— Он сможет, любовь моя, — Чонгук снова целует его руки, встревожено оглядываясь. Он властно, низко рычит: — Где повитуха? Если она сейчас же не будет здесь, я собственноручно лишу её головы!

Тэхён невнятно стонет, когда слышит, как тяжелые двери в покои распахиваются, пропуская торопливо семеняющую пожилую женщину и нескольких наложниц.

Всё, что происходит дальше, сливается в один бесконечный комок боли, паники и терпеливого голоса Чонгука. Тэхён плачет от жары, он жадно глотает предложенную воду, хнычет, до боли сжимая руку альфы. И старается не смотреть себе между ног. Это кажется таким странным, диким, новым и непривычным, что он обещает себе забыть обо всем сразу же, как услышит плач щенка.

За окном успевает потемнеть, когда это происходит. Тэхён слабо откидывается на подушки, вяло думая, что никогда больше не будет рожать, но когда тоненький плач разрезает тишину покоев, когда Чонгук начинает бархатно читать молитвы, когда два его любимых мужчины оказываются рядом, а повитуха говорит:

— Мальчик, альфа, Повелитель. Хорошенький и крепенький. Госпожа принесла истинного наследника.

Вот тогда Тэхён слабо улыбается, толкаясь кончиком носа в миленькую маленькую щёчку и вдыхая детский молочный аромат. И чувствует себя счастливым.

— Ты подарил мне сына, Тэхён, — Чонгук влажно целует его в висок, — я подарю тебе мир.

Конец