Глава 19
Глава 19
В душ – и без меня?
Мир – это стены.Выход – топор.(«Мир – это сцена», – Лепечет актер.)Марина Цветаева. Жив, а не умер…Надежда, что Илья однажды сможет выбраться из больницы, была уже практически потеряна, когда, спустя две недели с момента аварии, долгожданный день выписки наконец-то настал. Его хотели оставить в больнице еще на пару дней, как говорил лечащий врач, просто немного понаблюдать, но Илья прекрасно понимал, что это ловушка. Начнутся майские, на девятое в отделении останется один дежурный врач, вытащивший короткую спичку, и ему точно будет не до наблюдений за каким-то Громовым, ведь все его мысли будут заняты несостоявшейся поездкой на шашлыки, и в итоге пара дней растянется еще минимум на неделю, пока не выйдет лечащий.
В момент выписки Илья делал вид, что внимательно слушает наставления лечащего врача касаемо дальнейшего восстановления, мечтая о том, как дома, вопреки всем его рекомендациям, отложит костыли, чтобы больше никогда не брать их в руки. Еще целых два с половиной месяца не опираться на сломанную ногу, когда она уже совсем не болит и отлично функционирует? Это, должно быть, какая-то шутка. С тем, что из-за разрыва связок ему больше никогда не вернуться в спорт из-за риска повторной травмы, он еще мог смириться, но с этим… Илья считал себя абсолютно здоровым, но каждый раз, когда брал в руки костыли, чувствовал себя неполноценным. Врач все говорил и говорил, и Громов уже устал его слушать, но все еще кивал и пытался делать заинтересованный вид, хотя уже давно заплутал в лабиринтах своего сознания, в котором каждая его мысль приводила к Вере. Звезды сошлись так, что у нее был выходной, и она смогла разделить с ним этот радостный момент, поэтому сейчас стояла рядом, уделяя куда больше внимания здоровью своего молодого человека, чем он сам. Еще немного, и она достанет из ниоткуда ежедневник и начнет с умным видом конспектировать каждое слово мужчины, как будто сама врач-травматолог, который занимается похожими клиническими случаями, а не обычная медсестра. И как можно уделять все внимание таким мелочам жизни, как реабилитация, когда рядом стоит такая девушка? Громов понимал, что может положиться на Веру, поэтому смело пропускал каждое второе слово мимо ушей, строя планы на ближайшее будущее. Добраться до квартиры. Отложить костыли. Провести остаток дня с лучшей девушкой на свете. Вернуться к нормальной жизни, насколько это вообще будет возможно без баскетбола. Как-то закрыть долги по учебе. Остальное неважно.
В том, что квартира будет пустой, Илья не сомневался. Макар должен был вернуться домой только поздно вечером, так что у них с Верой намечались несколько часов, не омраченных присутствием Сорокина. Хотя Илья советовал лучшему другу вернуться в команду, преисполненный исключительно благими намерениями, не мог сейчас не отметить, что его вечные тренировки и матчи стали очень выгодными практически для всех. Но в первую очередь для самого Громова, получившего их с Макаром квартиру полностью в свое распоряжение. Макар, несмотря на свою небольшую неуверенность в себе, стал новой звездой университетской команды, полностью заменив и затмив Громова. Его даже поставили на позицию Ильи, поменяв с Денисом местами. Котов и Сорокин достаточно быстро сыгрались, образуя новый довольно прочный тандем. Но Илья не был обижен на это, не чувствовал досады, только испытывал гордость за своего лучшего друга. Громов не был на матче, но Сонечка вела для него персональную трансляцию по видеозвонку. Даже через прерывистую картинку и плохой сигнал Илья заметил, что в их команде какой-то разлад. Между Саньком и Денисом еще в начале матча произошел дисконнект, команда больше не играла как единое целое. Они были в шаге от поражения, но в какой-то момент Макар вывез все на себе. Илья решил, что обязательно должен спросить, что случилось после его ухода, но возможности пока что так и не представилось. Михалыч и Санек ликовали, что их команда смогла выиграть важный матч, пройти дальше, пусть и не так красиво, как они хотели. Когда-то победа казалась невозможной без Ильи, теперь же команда готовилась к новой встрече с противником, делая вид, что все в порядке и Макар сможет им выигрывать матч за матчем в одиночку. Еще немного – и финал не за горами. Соня оказалась единственной, кто не получил ни капли выгоды от возвращения своего парня в команду. Теперь она видела Макара лишь на парах, иногда на тренировках, куда могла незаметно прошмыгнуть, и на том, таком важном для всего их института, матче. Но она не могла не заметить, как ее любимый буквально светился от счастья, когда в очередной раз обводил вокруг пальца противника на паркете или забрасывал мяч в кольцо на тренировке. Этих мгновений было для нее достаточно, чтобы ни разу не пожалеть о том, что она была одной из тех, кто настаивал на его возвращении в команду.
Наконец-то лечащий врач закончил свой муторный монолог, вручил Илье выписку, и парочка двинулась в сторону лифтов.
– По-прежнему бунтуешь? – поинтересовался Илья, нажимая кнопку лифта.
– Да, но я буду теперь все время следить, чтобы не бунтовал ты.
– Не понимаю, о чем ты.
– Если врач сказал, что нельзя опираться на больную ногу, значит, нельзя. Вижу, как ты порываешься закинуть костыли куда подальше.
– Как она может быть больной, если не болит?
– Вес тела перенес на здоровую, я жду, – нахмурилась Вера.
– Слушаю и повинуюсь, моя госпожа.
– Так-то лучше.
За секунду до того, как двери лифта закрылись, Вера выскочила в холл и, смеясь, помахала Илье рукой, прежде чем броситься к лестнице:
– Увидимся внизу, Хромоножка!
Вера чувствовала себя батарейкой, чья энергия на исходе, но показывать Илье, насколько ей тяжело и как она устала от метаний между институтом, театром, приемником и травмой, не входило в ее планы. Тем более для него ее института и театра даже не существовало. Она чувствовала, как с каждым днем вязнет в болоте своей лжи все сильнее и сильнее. И если сначала вязкая жижа едва доходила ей до щиколоток, то теперь она плескалась где-то в районе груди. Погружение было стремительным, неуправляемым и страшным.
За время, пока Илья провел в больнице, она умудрилась пропустить столько пар, что даже самые лояльно настроенные преподаватели и мастера если еще не злились на нее, то были уже близки к этому, а сессия тем временем неумолимо приближалась. И экзаменам было все равно на тяжести работы и прелести начала отношений. А стоило ей появиться на парах или в мастерской, как все тут же ненадолго замолкали, чтобы окинуть ее с ног до головы презрительным взглядом и затем продолжить свои грязные разговоры, даже не стесняясь и не шифруясь. Медаль повернулась обратной стороной гораздо раньше, чем Вера ожидала. Не нужно было обладать отличным слухом, чтобы суметь разобрать их громкий шепот за спиной. Тем более все они хотели быть услышанными, увидеть реакцию и напитаться ее негативными эмоциями.
«…Если сыграла роль Офелии в каком-то никому не нужном театре, то может уже не появляться на парах?..»
«…Ну да, куда уж нам до нее…»
«…Считает себя лучшей на курсе…»
«…Мастер ей в рот смотрит…»
«…Да она завалится на экзаменах, тоже мне актриса, верх ее карьеры – ТЮЗ в ее захолустном городке, а самомнение-то…»
«…Пусть возвращается к себе, кому она тут сдалась-то…»
«…Считает себя лучше других, но ничего, время все расставит по местам…»
«…Сейчас глазки построит преподу по истории театра, может еще что-то провернет, и все пропуски с рук сойдут…»
После таких слов хотелось заткнуть уши, врубить на всю «Рубеж Веков» или любую другую музыкальную группу, которую ей закинули алгоритмы в плейлист дня, и выйти из аудитории, чтобы никогда больше в нее не возвращаться. Но она не хотела доставлять своим сочащимся желчью и завистью одногруппницам радость сломить ее, поэтому с улыбкой закрывала все свои долги и снова на время исчезала, но не чтобы спрятаться от недоброжелателей, а чтобы отправиться в больницу.
Вопреки всем сплетням, она не спала со своим мастером, а похвалы получала не за красивые глаза, а за капельку таланта и море стараний и страданий, которые сопровождали ее каждую минуту на сцене и по жизни. Кто бы что ни говорил, ничего не давалось ей легко и просто. И ничего не сходило с рук. Знали бы одногруппники, через что ей пришлось пройти и что стояло за умением держаться на сцене, все бы тут же заткнулись и не посмели бы и взгляда поднять, чтобы посмотреть ей в глаза. Никому не хватило бы сил выстоять под гнетом, скрывающимся за спокойным голубым цветом ее глаз. Знали бы они, что играть дома, на учебе и на репетициях вошло в такую вредную привычку, разлагающую душу, что она была бы рада чувствовать на сцене ту же скованность, что и все. Все ее персонажи были живыми и настоящими, но сама же она забыла, когда в последний раз была полностью искренней, а не скрывалась за тонким картоном даже от своих близких. Это был ее побег от реальности. Реальности, в которой маму не спасли врачи и медсестры, а она сама пытается отмолить их грех, практически ежедневно помогая спасать других. В которой отношения с человеком, к которому ее тянет как магнитом и без которого она больше не видит свою жизнь, могут рухнуть в один момент, стоит лишь легкому ветерку подуть не с той стороны, уронить картонную куклу или сдуть очередную маску. Она давно ходила по тонкому льду, но разве можно морально подготовиться к тому, что в любой момент можешь провалиться в ледяную воду, а единственный, кто может протянуть тебе руку, даже не станет этого делать, потому что ты сама своими словами и поступками переломала ему все кости?
Кто-то был зависим от алкоголя, кто-то – от наркотиков или лекарственных веществ, кто-то – от адреналина или острых ощущений, кто-то – от импульсивных покупок или игр в казино, а Вера – от вечной игры, превратившей каждый день ее жизни в бесконечный маскарад. И если она раньше не видела в этом никаких проблем, считала, что сможет снять маску сама в любой момент, когда только пожелает, просто пока не хочет, то сейчас понимала, что день, когда с нее насильно сорвут эту маску вместе с мясом, все ближе и ближе. И вряд ли кто-то заботливо обколет ее лицо анестетиком, чтобы было не так больно.
Но, несмотря на все свое нежелание возвращаться в стены театрального, она всегда возвращалась туда, чтобы продолжить играть, даже когда от других ее одногруппников этого не требовалось. Просто еще одна репетиция, на этот раз роли абсолютно бесчувственной девушки. Вера пыталась игнорировать нападки, делать вид, что не замечает ядовитый шепот, что эти слова не задевают ее. И чаще всего успешно. Смеялась на парах с одногруппниками, когда их заставляли играть животных или когда они все вместе не могли выполнить очередное задание по ораторскому искусству, потому что язык каждого заплетался. У нее – от усталости после суток в приемнике, у них – потому что слишком хорошо отдохнули на выходных. Возможно, она слишком много на себя взяла и на занятиях по цирковому искусству жонглировала не только теннисными мячиками, но и аспектами своей жизни, каждый из которых так и норовил выскользнуть из рук и упрыгать в дальний угол. И если мячик можно было догнать и вернуть на место, то контроль над ее жизнью давно уже где-то затерялся и теперь пылился в дальнем углу.
Ее отдушиной, помимо отношений с Ильей, где она день ото дня позволяла себе быть все более настоящей и искренней, как будто это могло компенсировать всю ее ложь и смягчить падение маски, если, вернее, когда, все вскроется, стало ее театральное объединение. С того момента, как туда пришла ее лучшая подруга, время на репетициях протекало еще незаметнее. Как Настя и хотела, главная роль досталась ей. Вера же была очень довольна своей Эмилией. В большей степени, потому что она появлялась за всю постановку лишь пару раз и говорила несколько строк. Слова Вера выучила менее чем за час, дело было за малым – притереться к остальным актерам и персонажам. И что-то ей подсказывало, что, если она пропустит часть репетиций, ничего страшного не случится. Все равно все внимание будет уделено Насте и Энтони, студенту из университета дружбы народов, очень удачно попавшему к ним на роль мавра прямо накануне распределения ролей.
За своими мыслями Вера не заметила, как они доехали на такси до дома Ильи. Она настолько удобно привалилась к плечу Громова, что чуть не уснула, а когда машина остановилась около подъезда, не захотела из нее выходить.
– Снова побежишь как сумасшедшая? – спросил Илья около лифта.
– Нет, конечно, это же не больница, и из больных тут только ты.
– Ну спасибо, – буркнул он.
– Не сердись. – Вера встала на носочки и быстро чмокнула Илью в губы, чтобы заслужить прощение.
Стоило Илье переступить через порог, как он тут же скинул свой рюкзак, приставил костыли к стене и решил сделать пару шагов без них. Реакция Веры не заставила себя долго ждать. От ее прежней усталости не осталось и следа, и она дала подзатыльник бессовестно нарушающему предписания врача Громову.
– Ты обалдел?! Тебе что сказали?! Что за наплевательское отношение к своему здоровью?! – не выдержала она.
Чтобы хоть как-то прекратить гневную тираду и охладить ее пыл, Илья развернулся, перенес вес тела на здоровую ногу, прижал Веру к стене и накрыл ее губы своими. Она тут же сменила гнев на милость, разомкнула недовольно поджатые губы и ответила на поцелуй.
– Мне нужно будет сейчас ненадолго покинуть тебя. Я не знаю, как ты от меня еще не сбежала, в этой больнице даже не помыться нормально, – сказал Илья, после того как прервал поцелуй.
– Ты забыл, где я работаю? Профессиональная атрофия слизистой оболочки носа.
– Я быстро, можешь подождать меня на кухне или в моей комнате, смотри, где тебе комфортнее будет, – шутку Илья не понял и перевел тему.
– Значит, в душ – и без меня? – коварно улыбнулась Вера, но, увидев замешательство Ильи, смеясь добавила: – Я на кухне подожду, надеюсь, у тебя есть что-то к чаю. Просто постарайся не нагружать ногу.
– К чаю не знаю, но я могу нам что-нибудь заказать, если хочешь.
– Хочу пиццу. Гавайскую.
– Без проблем. – Он достал из кармана джинсов телефон и начал делать заказ в приложении. – Обещают быстро привезти, возможно, будут звонить. Пароль – день нашего первого поцелуя, – протянул ей телефон.
– И все? – она с подозрением взяла его телефон. – Даже извращенкой не назовешь?
– Гавайская – моя любимая, а извращенкой я еще успею назвать тебя при несколько других обстоятельствах.
Илья лишний раз убедился, что перед ним стоит именно тот человек, который ему сейчас нужен. Он быстро чмокнул девушку в лоб, взял костыли и побрел в душ.
Громов не привык чувствовать себя уязвимым и понемногу начинал злиться на все вокруг и снова искать виноватых во всех своих несчастьях, хотя на деле авария и травма были исключительно его виной, и теперь он расплачивался за свою импульсивность и глупость. Швы сняли, гипс так и не накладывали, боли нет, тогда почему он все еще должен передвигаться как какой-то калека, даже дома, когда не видят врачи? Он не понимал, что должен слушаться их в первую очередь ради себя, поэтому решил, что будет слушаться их ради Веры, которая готова была прибить его даже за нанометры отхождений от врачебных предписаний, пусть это и ужасно било по его самооценке и уязвленному достоинству. Ради нее же Илья был готов отказаться от сигарет, потому что она как-то упомянула, что от запаха табака ей становится плохо.
Когда он открыл дверь в свою комнату, то был готов благодарить всех богов из всех существующих пантеонов за своего самого лучшего из лучших друзей. Илья не помнил, в каком состоянии оставил свою комнату в тот вечер, когда так и не вернулся из «Дикой Розы», поэтому попросил Макара помочь ему привести ее в порядок, пока он в больнице. Друг согласился, но не за спасибо, конечно же. Настанет день, и Громов вспомнит о том, что оказался должен ответную услугу, но он подумает об этом потом. Хотя Макар не сделал ничего особенного, просто убрал с глаз лишние вещи, постелил свежее постельное белье, протер пыль, а в день, когда решил устроить уборку во всей квартире, помыл полы и у Ильи, Громов стоял и не узнавал свою комнату. Он думал только о том, что теперь придется поддерживать чистоту и порядок с двойным рвением, и теперь это будет куда сложнее. Если он всегда был просто бытовым инвалидом, то теперь этот статус заиграл новыми красками. Взяв себя в руки и откинув негативные мысли, Илья переоделся в домашние шорты и футболку и грустно, опираясь на костыли, поковылял в сторону кухни, хотя, как он считал, спокойно и куда быстрее мог преодолеть это расстояние и без их помощи.
Вера заприметила кофемашину, как только зашла на кухню, и в ее воображении тут же нарисовалась чашечка ароматного кофе, который был ей всегда жизненно необходим. По-хозяйски она начала исследовать кухонные ящики на предмет заветных капсул, надеясь, что обитатели этой квартиры пьют что покрепче, а не всякие мокко и капучино. Она успела выпить пару чашек и уже сидела, залипая в видосы с отрывками из разных зарубежных спектаклей и балетов, когда на кухню зашел Илья. Пока сидела одна, у нее даже не возникло желания взять его телефон, посмотреть фотки или заглянуть в переписки. Вера понимала, что если в их паре и есть кому что скрывать, то только ей, и не в ее положении заниматься подобной ерундой. Не успел Илья что-то сказать, как в дверь позвонили.
– Либо доставка и правда быстрая, либо ты мылся очень долго, – хмыкнула Вера, – я заберу.
Она вернулась через минуту с двумя коробками.
– Одна гавайская, вторая какая?
– Пепперони. Раз уж к нам уже приехала еда настоящих геймеров, сыграем?
– В «Майнкрафт»?
– Нет, в плойку.
– Я начинаю сомневаться в компетентности наших врачей, явно пропустивших необратимые изменения в твоем мозгу. Плойка – это штука, чтоб волосы завивать.
– А ты не думала, что я именно из-за тебя теряю способность здраво мыслить? И я вообще-то про «Плейстейшн».
В комнате Ильи Вера плюхнулась в одно из двух кресел-мешков в изножье его кровати. Коробки с пиццей лежали между ними так, чтобы оба игрока могли до них дотянуться. Под недовольные вздохи девушки Илья отложил костыли, поставил диск, кинул ей один из двух джойстиков и сел в свободное кресло.
– Ой, да брось, ничего с моей ногой не случится.
– Посмотрим, как ты запоешь, когда ее отрежут, – решила запугать Илью Вера и по выражению его лица тут же поняла, что это у нее получилось.
– А могут?..
– Откуда мне знать? Я ж не врач. Во что играть будем? Я, если что, кроме «Майнкрафта» ни во что не умею. А, нет, есть еще одна игра, но я ее не очень люблю. Называется: уколи буйного пациента так, чтоб он тебя не пришиб. Часто в нее проигрываю.
– Какие-то неприкольные у тебя игры, – грустно подметил Илья.
– Есть такое, так что жду твоих предложений.
– Предлагаю в «Мортал Комбат», – после небольшой паузы он добавил: – На раздевание.
– Ах ты…
– Это чтоб у тебя был стимул побыстрее научиться играть.
– Ладно, я в деле.