Зверь

Кисаки Тетта старался топать каблуками лакированных туфель как можно громче и чаще. Звук не давал выпасть из реальности. Лампочки были слишком тусклыми, чтобы долго фокусироваться на них. Мужчина дико хотел вернуться в родимый кабинет, но слишком боялся.

Вот, Кисаки заходит в кабинет, поднимает глаза на своё рабочее кресло. Оно разворачивается с мягким скрипом. А в кресле ОН. Сидит, ухмыляется и машет ручкой. Ласково так, по-доброму. Тогда Тетта, будто под гипнозом, подойдёт слишком близко и..

Сигнализация. Вообще она больше для медбрата, который должен сидеть в коридоре. Звука не даёт, но красный свет слишком резкий, если сидишь прямо перед ним - проснёшься. Но никакой реакции не последовало. Прямые лучи бешено мелькали по стенам, но никто их не гасил, в палату никто не зашёл.

Кисаки хотел бы это всё игнорировать, но не мог.  Он всё же глав врач, он должен выполнять свои обязанности.

Мужчина подошёл к дежурному столику. Мигала кнопка палаты 113. Каждая вспышка отдавалась болью в голове Кисаки. Сдавливала виски железной хваткой. Это больно. Фантомная боль проникала в клеточки мозга.

Тетта резко дёрнулся вперёд. Рука застыла. Затем самовольно зашевелила тонкими смуглыми пальцами. Поиграла воздухом и, наконец, навалилась всем весом на кнопку, вдавила её в пульт. Сигнализация больше не мигала. На кнопке остались прозрачные капельки пота.

Теперь, до чего бы мужчина не докоснулся этот след пота указывал на его местоположение. Кисаки чувствовал, за ним идёт охота. Он совсем один. Санитар пропал не просто так. Кое-кто ему помог. Этот кое-кто рядом. Уже рядом. Дышит в спину и наблюдает.  (Как ты это делаешь, чёрт побери?!)

Тетта размял деревянные конечности. Надо сходить в 113. Проверить что там случилось.  Нужно оставаться профессионалом. Эти глупые страхи ни к чему не приведут. А санитар.. Он ещё получит своё. Штраф или даже увольнение. (Конечно, если он ещё не мёртв). Кисаки шёл по коридору, отчего-то коридор стал бесконечным, словно лабиринт. 110, 111, 112, 113.. Мужчина огляделся по сторонам. Опять нет санитара. Глав врач что-то проворчал себе под нос. Он взялся за ручку и открыл дверь.

В палату проникал только лунный свет. Никаких следов побега или самоповреждения. Вообще ничего такого, что могло бы спровоцировать сигнализацию. Кисаки насторожился. Почему..? Он посмотрел в сторону кровати. Лунный отблеск играл на белоснежном белье.  Тетта задержал дыхание. Шаг. Ещё один. Вот он протягивает руку. Вот сейчас коснётся одеяла.. (Не трожь! Беги!).

Кисаки приподнимает одеяло и.. Ничего. Ханма спит сном младенца. Глаза закрыты, губы плотно сжаты, дыхание ровное. (Ты помнишь его таким, только давно).

Мужчина отпускает ткань и жмурится. Сигнализация не ошибается. Не сработает просто так. Потому что Кисаки сконструировал её сам. Это механизм его рук, защищённый от взлома. (Но есть ОН, который может взломать твои загадки).

Глав врач вышел из палаты. Пора освежиться, выйти на улицу и просто подышать. Сигнализация всё же могла сломаться, завтра надо осмотреть её и починить. Всего делов-то.

На ватных непослушных ногах Кисаки вышел во двор больницы. Небо было чистейшее. Может завтра не будет дождя? Луна как жемчужина освещала город ровным светом. Хотя, луна ведь не светит сама, а лишь отражает солнечный свет. Тетта, кусая губы, почувствовал солоноватый вкус крови на языке. Мужчина опомнился и попытался встряхнуться. Но чувствовал, он заперт, свобода ложная. Всё из-за этого медбрата.

Даже сейчас он не даёт расслабиться. Лежит в луже тёмной крови, раскрыв в немыслимом крике свой рот. Свой беззубый рот, рот, в котором уже не было языка. Лежит посреди больничного двора и нарушает порядок. Мерзкий, гадкий, так что лучше уж не смотреть.

И Кисаки отворачивается. Губы разъезжаются в улыбке. Главврач смеётся, пригнувшись к асфальту. Боже, как хорошо, что умер не он, а медбрат. Как хорошо, ведь он-то жив. Значит может отсюда уйти.

Тетта возвращается и чувствует, что его ноги сами гнутся во все стороны. Он не стоит, не идёт, и не падает. Просто движется в том направлении, куда в конечном итоге всё же должен был прийти.

Столько времени он бежал, скрываясь среди чужих людей, фальшивых знакомств, мимолётной скорее симпатии, чем любви. А человек, от которого он пытался сепарироваться, медленными маленькими шагами, как зверь в укрытии, приближался с каждым днём. Один раз ОН уже проявил себя, теперь Кисаки это точно знал. И сейчас оставляет свои знаки. Просто показывает свою силу, говорит: "а я всё же впереди".

Тетта испытывает страх. Встреча неизбежна,  предстоит разговор, который может окончиться его собственной смертью. Кисаки завязал со своим прошлым, он больше не гопник на байке, только вот смириться с подобным решением один единственный человек не смог.

Вот она - дверь под номером 113. Кисаки снимает халат и бросает его прямо на пол, оставаясь в одной рубашке. Адреналин ли ударил в голову или что иное, но Тетта решил разобраться со всеми своими проблемами раз и навсегда. Он обязан сбросить личину примерного гражданина и серьёзного врача, чтобы победить своего главного врага.

Кисаки поворачивает ключ в замке, резким движением руки дёргает за ручку. Возможно, было приложено слишком много сил, потому что дверь с диким грохотом врезалась в стену. Шурша, на пол посыпалась извёстка. Тетта вошёл.
-Какого чёрта ты хочешь, Ханма?

Дверь за спиной мужчины мягко, но уверено закрывается, слышится щелчок замка. (Ты забыл ключи, дурень!) Кисаки чувствует, как на плечо ложиться тяжёлая рука. Шюджи дышит прямо в спину, и, судя по прерывистому дыханию, посмеивается. Он ничего не отвечает и не делает. Само присутствие парня эфемерно.
-Я повторяю, что ты хочешь? Зачем ты убил медбрата?- голос Кисаки садится, мужчина теребит рукав рубашки.
-Я.. Я хочу тебя. Ещё не знаю даже, в каком виде. Может быть ты снова станешь главным? Или голым. Или мёртвым.
Вторая рука Ханмы обхватывает живот Тетты, прижимая его всё ближе к торсу брюнета. Этот ленивый жест в любой момент может обратиться в железную удушающую хватку, стоит только Кисаки лишний раз рыпнуться.
-Ты бросил меня, так мерзко. Оставил все наши планы. Я обижен на тебя. Думаю, могу теперь сделать всё, что душе угодно. Я хочу сделать тебе больно, Кисаки. Я столько лет мучился своим одиночеством, всё ради этого момента.