Зверь внутри

Горит!

И я греюсь у этого костра, тает моё ледяное сердце. Вот только разум не растопит она никогда, я глупостей больше делать не стану.

Аглай Листопляс никогда не похитит мою пару и нашу с ней маленькую Полину. Мой ребёнок, я за него в ответе.

Недовольная Т/ишка  вытолкнула меня из комнаты и дверь прикрыла. Приятно иметь дело с молодой женщиной, она такой лет до девяноста будет. Всё на личике написано, поведением скрыть не может, что вся взволнована. Это потом я буду теряться в догадках, что у неё на уме. Пока что читаю, как открытую книгу.

— Доверяй мне, — не прикоснулся к ней.

Истинной паре худо, когда к ней партнёр не прикасается. Без объятий и поцелуев уныло.

И сколько она сможет держать дистанцию?

Мне совсем плохо, я из последних сил держался, чтобы не настоять на близости.

Т/и нахмурилась, прислушиваясь к тому, что творилось на кухне. Нестору неприятно выполнять приказ, но он похоже во вкус вошёл. Я просил не трахать, но судя по его стону, не пальцами он в жену брата вошёл.

Что могу сказать по поводу мужчин, которые в квартире, где спит истинная пара способны выполнять такие приказы?

Кобель.

Даже если альфа приказал, нельзя входить в чужую женщину.

А я не приказывал нанизывать!

Я бы в жизни шлюху Бакая не поцеловал. Мой волк загрыз бы, реально откусил бы половину рта. Метку ставить другое, но зная, что женщина готова ноги раздвинуть, мог бы и без сиськи оставить.

Конечно, когда он сделает дело, своё кобелиное дело, будет оправдываться, что Полина маленькая, что истинная пара незакреплённая...

Какой же ты волк, если чувствуешь запах пары и способен при этом трахать Суку?

Не понимаю... Я ни хрена не понимаю, что случилось с нашим родом! Как можно так растерять все навыки и страсть к истинной паре? От силы пять бойцов, которые живут сотню лет со своими женщинами. Человеческими! А что будет, если я оберну их? Это крепкие, правильные семьи. Остальные мои волки...

Получится ли вернуть наш славный род? Вытащить из разврата из полного растления?

— Т/и, — строго обратился я к удивленной девушке. — Пойдём, поговорим серьёзно.

Отвлёк её от страшных подозрений, что Вересени поделили девку на двоих.

Я взял её тонкий локоток. Пока вёл в нашу спальню, не удержался, ручку поцеловал. Возбуждение накатило.

— Ты сам что-то расстроился, — обеспокоенно шептала желанная, родная, самая нужная мне на всём этом белом свете.

Скажи мне сейчас: «Т/и или стая?»

Я даже гадать не стану, без раздумий скажу, что моя волчица мне жизни дороже.

Трепетные пальчики чуткой девушки скользили по моему лицу, она тянулась к моим губам с предложением тёплых губ и жаркого поцелуя.

Столько сил потратил, чтобы отпрянуть.

— Т/и! Я прошу. Ложь и тайны разрушают любовь и брак, — строго, но в то же время нежно шептал я. Сам в ладони взял её красивое личико. — Родная моя, прошу. Какой бы ни была горькой правда, скажи мне, что произошло с вами в лесу?

Ждал.

Рыдать хотелось, ведь я о многом уже подумал. Зимор Сечень очень страшный колдун, вот насколько я мрачный альфа, до древнего волка не дорос вовсе.

— Т/и, не страшно мне сказать, — уговаривал я, и колдовство для убеждения применил.

Мысли я считывать не могу, а догадаться не сумел. Девочка моя теперь волчица с даром, сопротивляться начала. Моё колдовство ещё действовало на неё, и пока это происходило, я пытался выудить правду. Воспитать свою волчицу так, чтобы не было между нами ничего.

— Люблю тебя, не разрушай наши отношения вот таким молчанием.

А произошло что-то серьёзное. Вряд ли бы Т/и по глупостям стала плакать... Эти слёзы.

Почему мне хочется кого-то убить, когда она плачет?

Откуда чувство вины и желание немедленно всё изменить?

Чёрт бы меня подрал. Я за все свои триста с лишним лет не любил так страстно женщину. Так сильно не переживал вместе с ней. Не получилось у меня семью создать. Тем и ценнее эта девочка.

Слёзы крупными каплями скатывались по её лицу, губы дрожали. Я свет в нашей спальне включил, чтобы страдать вместе с ней, ну и любоваться её слабостью и невинностью.

Она не могла мне изменить по собственной воле. В её чреве растут мои волчата. Да, и Сечень, вряд ли бы взял чужую жену.

Если не измена, то что её так мучает?

— Т/и, — давил я, любуясь румянцем и алой краской на пухлых губах. С ума сходил от неё. — Скажи. Скажи.

— Ты будешь злой.

Что же там за пиздец такой, что моя девочка так боится?!

Зверь хотел заорать, чтобы не молчала, а, блядь, уже высказала всё. С трудом сдержал, но мне казалось, что нужно было и накричать.

Злой.

Боится меня в гневе, надо запомнить.

Хотя, что запоминать, все боятся.

— Обещаю, не буду.

— Он попросил... Зимор Сечень, за то, что нас с Полиной перекинул, попросил нашу с тобой первую дочь.

Зачем? Стаю собирает... Другого варианта у меня нет. И моя дочь станет Сеченем? Моя. Первый мой ребёнок. Оборотница, которых не хватает в племени.

Я запомню это.

Конечно, у меня пока нет сил сопротивляться древнему колдуну, но это не значит, что потом не появятся.

— Всё? — прошипел напряжённо. — Т/и?!

Прикрикнул, потому что уже из себя выходил от её молчанки.

— Он хотел Полину забрать. Он дал выбор! Либо моя сестра, либо наша с тобой дочь... — Она рыдала. — Тэхен, я не могла по-другому! Может, не будет дочери! Может всё сложится... Тэхен, Поля моя... Прости-и-и!

Я прижал её к себе.

Горя-то сколько!

Винит себя, хотя любая женщина поступила бы точно так же. Взрослый полноценный волчонок-оборотень или то, чего нет. Но она не знает, что и взрослая оборотница стоит дороже волчат. Я не жалею, что Сечень перекинул Т/и и подарил мне пару, истинную волчицу. За такую я готов отдать старшую дочь.

Я.

Я готов.

Т/и нет.

Пока что ещё не знает, насколько силён её материнский инстинкт. Как забеременеет, начнёт искать способы не отдать ребёнка. А когда Зимор возьмёт своё, затоскует и будет убиваться. В таком состоянии, скорее всего, у нас не будет больше детей. А у меня планы на большое семейство, где девочек гораздо больше парней. Дочерей мне надо, много. Кощунственно для женщины прозвучит такое, но я отдам на откуп свою дочь. К тому же природа благосклонна к нам. Т/и носит двойню.

— Я попрошу тебя сейчас сделать кое-что.

— Что? — хныкнула она мне в грудь.

Я таял от умиления, я задыхался от этой прелести в своих руках. Для неё, для её благополучия. Я так и со стаей... Многим покажутся слишком жестокими мои поступки, но только так я могу сохранить мир и спокойствие.

Взял жену за плечи и отстранил её от себя, чуть наклонился, чтобы прямо ей в глаза смотреть.

— В глаза смотри. Делай десять глубоких вдохов. Можешь почувствовать слабость, это кислород, ничего страшного. Но полной грудью. И доверяй мне, девочка. Я люблю тебя.

Т/и сделала полный вдох, смотрела своими глубокими, тёмными глазами. С четвёртого вдоха стала слабеть.

Гипнотизировал.

Пока ещё мог, она уже не так проста, как была после метки. Нужно успеть убрать из её памяти слова Сеченя.

Я пробрался в чёрный коридор её зрачка пронёсся по славной головушке. Трогать воспоминания тяжело, и опасно, но я должен был. Углубляться не пришлось. То, что нужно отдать своего младенца – главная тревога моей жены. Просто всеми своими колдовскими силами эту тревогу в пыль искромсал, как разогнал дурной сон, как просто разбудил любимую с утра. Забрав, все тревоги себе. Я справлюсь, мне легче.

Отшатнулся от Т/и и припал спиной к стене.

— Тэхен! Родной, что с тобой?! — испугалась волчица, пытаясь поддержать меня.

Я усмехнулся и обессиленный сполз по стене. Из носа полилась кровь. Сил это заклинание забрало больше, чем метка. Опять буду спать сутки.

— Не восстановился, — раздвинул шире колени, сидя на полу, и сгрёб мягкую малышку к себе в объятия.

— Странное такое ощущение, что я что-то упустила, — размышляла Т/и.

— Да, — согласился я. — Упустила и серьёзное.

— Что? — насторожилась девчонка, приводя меня в восторг. Так замирают волчицы и не хватало вытянутых ушей на макушке. Я убрал её волосы с лица и улыбнулся.

Т/и аккуратно вытирала кровь у меня под носом.

— Ты беременная, у нас будет дочь. Одна прекрасная девочка, — устало прошептал я.

Дальше мне оставалось только голову закинуть назад, рассмеяться.

Столько ликования и восторга! Меня зацеловали, обнимали и коленками давили член в лёгкой эрекции, от чего я заныл.

— Т/и, нам ещё пригодится, — сложился в две погибели.

— Конечно, пригодится, — она полезла расстёгивать ремень на брюках. — Давай его сюда, я пожалею.

— И поцелуй, — простонал я.

— И поцелую, — ответила моя самая горячая любовница. — И в ротик возьму.

От последней фразы я прибалдел и стал ей помогать.

Для неё я на всё готов, ради нашего покоя и благополучия навсегда останусь мрачным альфой с лютым зверем внутри. И только она будет знать, каким нежным бывает этот зверь.

Конец