Пролог
Который день в клетке. Гермиона уже не считает, да и как, если даже окон нет. Тишина, периодически нарушаемая криками жертв в соседних комнатах подземелья, давит на уши. Грейнджер бы с радостью сошла с ума - может, её бы убили. Но она не может. Ей нельзя. Она должна сохранять рассудок хотя бы ради того, чтобы дожить до встречи с друзьями. Надежды на это почти нет, но всё же.
Запах крови. Металл солёный, тошнит уже. Еду ей приносит Драко Малфой, потому что Тёмный лорд любит видеть его отвращение и страх, что не успел скрыть за маской безразличия парень.
Темно. Гермиона никогда не любила темноту. Ей всегда мерещились монстры, особенно после и во время войны.
Гарри и Рона уже давно убили на глазах у семьи и друзей. Крики парней даже спустя месяц раздаются в больной голове невыносимо громко.
Когда Малфой открывает дверь, свет появляется. На пару секунд, девушка даже привыкнуть не успевает, но он есть. Мир ещё не погас, свечи горят, а люстры остаются горячими от огня этих самых свечей. Гермиона пытается с ним поговорить, ослабшим и хриплым голосом. Он почти не отвечает. Только на вопросы о времени, да о новых смертях. На прошлой неделе убили Симуса и Кингсли. А близняшек Патил отдали Фенриру Сивому. Джинни жива, единственная из Уизли. Её любят Пожиратели, за ночь с ней платят немыслимое количество галлеонов.
Гермиона не плачет, нет. Слёзы высохли. Вместо них кровь, много крови, каждый день всё больше. Волосы Грейнджер теперь как у мальчика, все были пущены на Оборотное зелье, жалкие попытки обнаружить оставшихся противников Лорда Волдеморта. Поначалу работали, затем устарели.
Малфою тоже не особо нравится быть на побегушках, но это способ сохранить себе жизнь, так почему бы и нет. Его глаза иногда светятся жалостью. Он видит ужасное состояние грязнокровки, но не помогает. Сделал бы это только точно зная, что она победит, но Орден Феникса почти полностью истреблён, а остальные слишком трусливы, чтобы помогать.
Всех девушек, хоть немного причастных к Сопротивлению и обладающих какой-то красотой, пускают по кругу. Несколько раз. А если тебе повезло родиться страшненькой - убивают. Медленно и мучительно, но убивают.
Все огни мятежников погашены, никто не высовывается. Магглорожденных лишили волшебных палочек. Магглов тысячами убивают каждый день.
Питание у Грейнджер скудное, её вообще не выпускают. Иногда поливают мыльной водой, а после неё - обычной. Иногда заставляют Малфоя переодеть её. А он тихонько шепчет Заживляющие заклинания. А он исподтишка наливает в воду зелья. Золотая девочка должна жить. У Золотой девочки будет шанс на победу. Его лишь раз поймали, и Гермиона всегда хрипло и жалко говорит: "Спасибо".
Она почти не спит. Боится удара во сне. Она почти не ест. Вдруг отравят? Ноги и руки затекли, даже если девушка освободится, вряд ли сможет ходить.
Плачевнее некуда. Что странно, Волдеморт посетил её дважды. Спросил издевательски, нравится ли ей такая жизнь. Заставил вспомнить всех одноклассников. Сказал, что МакГонагалл мертва - она пыталась помочь детям в Хогвартсе. Залез в её голову и увидел там помогающего Драко. Его крики раздавались эхом по Малфой -менору. Но не причинил ей вреда, кроме морального и психического, разумеется. Пытался выведать, где могут прятаться сторонники Поттера. Не сказала.
В камеру Гермионы притащили труп. Это был Фред Уизли. Вместо глаза - зияющая дыра. Всё тело исполосовано. Раны всё ещё кровоточили. А в грудной клетке отверстие. Ему вырезали сердце и заставили Грейнджер съесть его.
В тот день она плакала невероятно громко, задыхаясь и захлёбываясь, в то время, как в дверях стояла смеющаяся Беллатриса.
***
Хогвартс был наполнен шумом. Первокурсники обсуждали свои впечатления от первых дней в замке, а старшекурсники свои планы на этот год, планы на будущее, кто-то жаловался на то, что им надо будет готовиться к экзаменам, девушки щебетали о парнях, нарядах и новых моделях мантий, которые появились в журналах.
Армандо Диппет восседал на резном стуле (хотя правильнее будет сказать троне) и осматривал Большой зал. Точнее, он выискивал одного ученика в этой толпе учеников. Но старосты факультета Слизерин так и не было видно на ужине. Точнее, его не было видно ещё с самого утра. Это было подозрительно и не похоже на слизеринца.
Его друзья (если их можно так назвать) сидели во главе змеиного стола и что-то негромко обсуждали, но они не выглядели обеспокоенными насчёт пропажи их старосты. Этот факт ещё больше настораживал директора. Впрочем, это волновало, кажется, не только его. Профессор Защиты от Темных искусств тоже периодически осматривал зал. Хоть он и старался не показывать своего беспокойства об отсутствии этого ученика, от внимательного взгляда директора это не ускользнуло. Профессор Дамблдор каждые пять минут кидал взгляд на слизеринский стол и внимательно осматривал его, но не найдя нужного ученика, возвращался к трапезе, как ни в чем не бывало.
Ужин уже подходил к концу, как дверь Большого зала раскрылись и в него вошёл тот, кого искали два профессора. Ученики смолкли. Том Реддл выглядел просто идеально. Наглухо застегнутая белая накрахмаленная рубашка, зелёный галстук, который даже не сдвинулся с места, как это обычно бывает, идеально выглаженная мантия, развившаяся за молодым человеком и брюки, об стрелки которых, казалось, можно порезаться — на столько идеально они были выглажены. Волосы были зачесаны набок и ни одна волосинка не смела выпасть из прически старосты. Ну и конечно завершающим элементом этого идеального образа был как раз-таки отличительный знак старосты. Золотой значок был отполирован так, что отражение света в нем слепило глаза.
Том остановился при входе в зал. Он надменно оглядел его, а после взглянул на преподавательский стол. Казалось, что директор и профессор ЗоТИ выдохнул с облегчением, когда увидели слизеринца. Реддл мысленно усмехнулся и проследовал к своему столу.
Слизеринцы в одно мгновение перестали говорить и лишь почтительно склонили головы, приветствуя старосту. Том Реддл шел между столами Гриффиндора и Слизерина так, будто он король, а все эти волшебники, начиная с первого и заканчивая седьмым курсом, были его подданными. Впрочем, в какой-то степени так и было.
Том Реддл склонил голову, приветствуя своих "друзей" и поцеловал тыльную сторону Друэллы Розье, которая встала, приветствуя старосту. Как только Том сел на место, которое было занято для него друзьями (это, на самом деле, не так. Это место никто бы не решился занять. Ведь оно принадлежит Тому Реддлу), Большой зал снова начал наполняться голосами, которые сначала говорили робко, а после стали такими же громки, как и до появления Реддла.
— Как все прошло, Том? — Абракас Малфой сидел по правую руку Тома Реддла и был, наверное, самым его близким другом. Тем, кому он доверял половину своих планов (в то время, как остальные знали четверть от этой половины).
— Как я и хотел, Абракас. Они заслужили это. — Друэлла взглянула на старосту. Было что-то в этом безумно красивом молодом человеке пугающее. Она его боялась. Она видела кошмары, в которых главным героем был Том Реддл. Она его боялась и уважала. Друэлла Розье с первого курса тянулась к нему. Она чувствовала его силу, его мощь. Она понимала, что если будет на стороне Реддла, она будет всегда в выигрыше. Она чувствовала.
— Том, Диппет и Дамблдор заметили твое отсутствие. Они весь день следят за нами и факультетом, — она проговорила это очень тихо. Будто боялась его. Хотя, почему будто?
— Ничего. Скоро они не смогут следить. — это прозвучало устрашающе. Это прозвучало так, будто староста решил (О, Мерлин!) убить директора и профессора. Но Розье не решилась что-либо сказать. Не Тому Реддлу.
— Что ж, я думаю, что Слизерину пора отправится в подземелье. Первокурсникам следует ещё сделать уроки. Эти олухи сто процентов забили на них. — староста поднялся со своего места. Это был знак. Весь факультет — от мала до велика — будто ждал этого от него. Они одновременно поднялись и выстроились в колонну по двое, которая двинулась за Томом Реддом из Большого зала в сторону подземелий.