Пролог.
Драко сидел в своей спальне, глядя на потолок. Его голова была переполнена от мыслей, которые, казалось, только гудели, никак не желая складываться в понятные предложения. Слизеринец в который раз за день находился в состоянии, подобном алкогольному опьянению: вроде и ни черта не соображаешь, а усидеть на одном месте просто так кажется непосильным трудом. Хочется что-то сделать, чтобы... Чтобы...
Его взгляд упал на прикроватную тумбочку. Колдография, на которой были изображены пятеро человек. Глядя на них, не скажешь, что это чертовски надменные слизеринцы. Блейз Забини застыл слева, слегка приподняв уголки губ и изображая эдакого «спортивного парня», указывая на свой бицепс. Рядом с ним Дафна Гринграсс, мило посылая поцелуи, то и дело подмигивала в кадре. Сам он, Драко Малфой, улыбающийся искренне. Такую улыбку немногим было дано увидеть на его лице. Он уже и сам не помнил, отчего так улыбался, но сейчас мог точно сказать, что тогда был абсолютно счастлив. Пэнси Паркинсон, как-то по-особеному стреляя глазками во все стороны, вдруг приобняла Теодора Нотта, который скорчил какую-то рожицу, после чего вся компания дружно засмеялась.
И так, по кругу, эти действия, запечатлённые навечно, повторялись.
Колдография, сделанная в середине 4 курса. Тогда, когда они ещё были совсем детьми, и не знали горя от войны. Каким же изменениям подвергли их эти кровавые три с половиной года. Драко и сам предпочитал бы не верить, что это с ним происходит.
По правде сказать, он всегда думал, что у него нет друзей, но ошибался. Были. И Блейз Забини, погибший при пожаре в Выручай-комнате, и Теодор Нотт, которого увезли родители в неизвестном направлении по окончанию всего этого ужаса, и Пэнси Паркинсон, которая... Теперь мертва. Драко не хотел в это верить, но это была правда.
«Хогвартс содрогнулся от ужасающей новости. Сегодня ночью, ученица 7 курса Слизерина, Пэнси Паркинсон, была найдена мёртвой у подножия Астрономической башни. Следствие располагает, что это было самоубийство. Оставайтесь с нами и Вы узнаете все подробности в ближайшем выпуске "Ежедневного Пророка"!»
Драко откинул газету, с остервенением глядя на колдографии, приложенные к заметке. Он знал, что это ложь — никто и никогда не узнает, что же на самом деле произошло в тот роковой вечер три дня назад. Хотя ему и самому хотелось обо всём знать.
Внезапно юноша поднялся с кровати и покинул свои покои. Дорога была не слишком длинной — пересёк подземелья, вышел в холл, завернул к длинному просторному коридору, в конце которого был выход на улицу в виде арки и, оказавшись на свежем воздухе, свернул налево, двинувшись по склону в сторону Астрономической башни. Подумать только, в тот день он был на тренировке по квиддичу. Мог предвидеть, но не сделал этого. Может, потому, что не ожидал такого от подруги. А, может... Копаться в себе не было ни сил, ни желания. Хватало того, что он и так испытывал все эти три дня, чувствуя себя гадким подонком.
От места трагедии до раздевалок Слизерина идти всего пять минут, и то, если слишком медленно. Драко корил себя за то, что задержался и не успел с ней увидеться. Возможно, тогда он бы заметил что-то в её поведении, сумел бы отговорить, запретить... Да что угодно! Но он бы не дал ей этого сделать.
Внезапно слизеринец замер, увидев, что не он один решил придти сюда. Склонившись к колдографии на корточках, сидели Грейнджер и Поттер. Они тихо о чём-то переговаривались, но заметив его, замолчали.
— Привет, Малфой, — наконец, произнёс Гарри, взглянув на него.
— Что вы здесь делаете? — спросил он в ответ.
Они переглянулись, после чего Гермиона проронила:
— Мы пришли сюда, чтобы почтить память Пэнси. То, что с ней случилось, – это несправедливо. И нам очень жаль, что она...
— Она не могла так с собой сделать, Грейнджер, — буквально прорычал Драко.
— Но, Малфой... — Гарри попытался возразить.
— Слушайте, Вы, шайка Героев. Вас сюда никто не звал. Если Вы и вправду думаете, что Ваши соболезнования как-то что-то изменят, то глубоко ошибаетесь.
— Пойдем, Гермиона, — Гарри собрался увести её, но Грейнджер покачала головой. Тогда Поттер повернулся и ушел.
— Ты не прав, — только и сказала она, — Мы никогда не желали Вам зла.
— Разве не Вы, гриффиндорцы, так отчаянно нас ненавидели? И ты в том числе, Грейнджер, за глаза по-разному её оскорбляла. А теперь пришла сюда, делаешь вид, что тебе её жаль. Знаешь, что? Засунь свою жалость себе туда же, куда Вы все засунули свои мозги и совесть. Она не могла этого с собой сделать, ясно?!
Не сказав ни слова, Гермиона тоже ушла, только напоследок тоскливо взглянув на колдографию и в глаза Драко. Сам он, оставшись один, подошёл ближе и присел, после чего наколдовал огромную белую розу и положил рядом.
— Твои любимые, Пэнс, — проронил он и, почувствовав боль, снова сковавшую всё нутро вместе с чувством вины, едва слышно добавил, — Прости.
***
Вернулся он, когда уже до отбоя оставались считанные минуты. Всё это время Малфой провел рядом с башней Астрономии, а после слонялся по территории, не обращая ни на кого внимания. Ему уже было плевать, что он сталкивался с осуждающими и жалостными взглядами, буквально прикованными к нему с разных сторон отовсюду. Сейчас слизеринец не ощущал себя по-настоящему живым — скорее, делал всё по привычке: спал, ел, ходил, дышал и посещал занятия. Все эти три дня он практически не выходил из комнаты, потому как из-за происшествия уроки были отменены, а мракоборцы, прибывшие в школу, тотчас принялись всех допрашивать.
Драко поднялся по лестнице и открыл дверь в свою спальню. Он жил один. Теперь. Кребб и Гойл, дополняющие их покои, умудрились попасть в Азкабан за использование Непростительных. Малфой вспомнил, как был отчасти даже рад, что МакГонаггл предложила ему пост старосты. Огорчало разве что то, что он ощущал себя каким-то одиноким без болтовни сокурсников. Башня вообще была пуста, и он не думал, что признается себе так скоро в том, что с нетерпением ждал, когда к нему подселят старосту девочек. Может, тогда удастся развлечься, забыться, как он это делал до войны...
Шаги на лестнице явно дали знать, что кто-то пришел. Открыв дверь, Драко не застал никого и это ввело его в ступор. Он уже подумал о том, что у него, должно быть, начались галлюцинации, когда вдруг увидел на полу конверт. Значит, с рассудком у него ещё в порядке. Хотя порой он сам в этом сомневался.
«Малфой, нам надо поговорить. Как ты смотришь на то, чтобы встретиться сегодня в библиотеке после отбоя? Я буду ждать тебя там рядом с Заметной секцией.»