«Главное сокровище» (Дагбаевский клан) стекло
Траурные одежды не могут быть к лицу – это простую истину Лия уловила давно, когда ее нога впервые коснулась кладбищенской земли, в которой собирались упокоить ее родителей. Теперь черное платье было еще строже, в пору ее статуса – жены главы клана.
— Дорогая, ты готова? – Баатар заглянул в спальню, да бы поторопить супругу.
— Да, - тихо отвечает Лия, повернувшись к мужчине.
— Серьги с апатитом? – заметил он, касаясь ее щеки.
— Апатит помогает его владельцу пережить печаль и горе, - шепчет она, уткнулась носом в его плечо, обтянутое черным пиджаком.
Баатар выдохнул и погладил ее по плечу, сегодня длинные светлые волосы были собраны в аккуратный, но уж слишком серьезный пучок. Последняя неделя отразилась на ее прекрасном лице, девушка вдруг стало казаться старше и взрослее.
Алтан вцепился в подлокотники инвалидного кресла, боли он почти не чувствовал, сколько в него влили обезболивающих средств, было страшно представить, да и сейчас не до этого было. Он смотрел на гроб, в котором лежала мать, безмятежность на ее лице казалась чудовищной маской, пугающий смертный оскал. Но теперь женщина перед ним перестала быть его матерью, или по крайне мере, он теперь не сможет так ее называть, потом что ответа не услышит. В воздухе витает удушливый запах благовоний.
Юма стоит поодаль, на ее лице тоже маска, но уже другая – непроницаемая. Казалось, что на ней никак не отразились изменения в семье.
Откуда ему было знать, что в тот день, когда на голову бедной девушки обрушилась эта новость, Юма закрылась в ванной. Тошнота подступилась к горлу еще за столом, желчь бежала впереди, встретившись с белым фаянсом, она торопилась в канализацию, подальше от этого дома и от этой семьи. Тошнота и слезы смешались в дикую и безжалостную эмоцию. Казалось, что с каждым позывом рвоты Дагбаева пыталась выпустить из себя печаль и горе. Юма свернулась калачиком на холодной плитке, она казалась самой себе жалкой. Дагбаева не позволяла такого, она всегда была сильной, в глаза матери, деда, брата, да даже Лии, которая влилась в их семью.
— Мама, мамочка, - шептала она бледными губами.
Тихий стук в дверь прервал всхлипы. Юма замерла, словно ее поймали на месте преступления.
— Юма, это я, - раздался тихий голос Лии, она не просила открыть дверь и разделить с ней переживания, после Юма еще долго будет жалеть, что не нашла в себе мужества, чтобы сказать ей спасибо. — Я принесла тебе воды, оставлю на тумбочке.
Юма не питала любви и прочих светлых чувств к новой жене деда, конечно, она знала ее трагическую историю, но придерживалась того, что женитьба была слишком радикальной мерой. Лия не любила их деда, но относилась к нему с уважением, а Баатару, кажется, этого хватало.
Он слышит еще шаги, тяжелые, властные, дедовские, и легкие, парящие, те, что принадлежали Лии. Дед шагнул к гробу, а Лия застыла возле Алтана, рука, подобную колибри, ложится на его плечо. Руки Алтана не слушаются, сломленные уколами и капельницами, они кажутся ему чужими. В тишине неуютно, она давит, проникает под кожу, вливаясь в органы вместе с кровью, Алтан ежится, в себя его приводит голос деда, властный и громкий, как всегда.
— .. она была нашим главным сокровищем, мне..
— Не смей, - хрипит Алтан.
Он чувствует, как две пары рубиновых глаз впиваются в него. Алтану плевать, сейчас, под сильными обезболивающими он может высказать все. Баатар понимает его по-другому.
— Хочет что-то сказать? – спрашивает мужчина.
— Хочу, чтобы ты замолчал, - слова получаются тихими, но в зале с хорошей акустикой нет смысла переспрашивать. — Ты не имеешь никакого права называть ее сокровищем, ты никогда не относился к эжы, так, будто она действительного что-то для тебя значила!
— Алтан, - угрожающе произносит мужчина.
— Только после смерти она заслужила быть твоим сокровищем, да? – взревел он, откуда только взялись силы?
— Глупый мальчишка, - Баатар шагает в его сторону, и Лия едва успевает встать между ними, кладя руки на плечо мужа.
— Баатар, пожалуйста, давай не будем устраивать сцен у гроба, Дара не заслужила такого.
— Ты слышала, что он сказал? - в глазах Баатара теперь пылал гнев, вместо былой скорби.
— Подумай о своей дочери, - холодно осадила его Лия.
— Почему вместо нее не умер ты? – зло выплюнул Баатар, отвернувшись к гробу.
— Ты думаешь, я не задаюсь этим вопросом?! – его крик застревает в ушах, и Лия чувствует, как сердце начинает биться медленнее.
***
— Тебе не стоило так говорить, - произнесла девушка, когда они вернулись в комнату.
Украшения снова улеглись в коробку, ожидая более подходящего случая. Баатар подошел к мини-бару, что состоял из пары бокалов и трех бутылок элитного алкоголя, что совсем недавно поселился в их спальне. Дагбаев старался не пить здесь, Лию напрягал запах алкоголя в комнате.
— Это его мама, - заметила Лия.
— Это моя дочь! – холодно произнес Баатар, делая глоток виски. — Родители не должны хоронить своих детей.
— Алтану сложно, а твои слова ранят, Баатар.
— Ты, как и его мать, не понимаешь всей ситуации, дорогая. Таких, как он, клан пережует и выплюнет, я готовлю его к взрослой жизни. Хватит носиться с ним, как курица наседка.
Лия тихо постучалась в дверь, ответа не последовало, да она в нем и не нуждалась. Девушка проскользнула в комнату. Казалось, что Алтан спал, или, по крайней мере, не выдал своего пробуждения ни одним мускулом. Она села рядом, беря его за руку. Холодные пальцы, подобные обжигающему лезвию ножа, сжали ее. Лия не стала говорить жалостливых слов, мямлить пустые соболезнования, Алтан в этом не нуждался, лишь в ее присутствие.
— Спасибо, - хрипит парень.
— Алтан, - шепчет Лия, касаясь его синяков.
— Это больно, как ты это пережить? – он надеется получить ответ, Лия сама пережила подобное.
Девушка молчала, пытаясь залечить нежными прикосновениями врачебные оплошности. Пережить такое непросто, боль не уходит, она сворачивается клубочком и прячется глубоко в душе, порой выпуская коготки.
— Никак, - честно признается она. — Как бы банально не звучало, но нужно время, много времени. Эта рана затянется, но временами будет кровоточить. Я могу что-то для тебя сделать?
Дагбаев, наконец-то, открывает глаза, что непривычно слезятся от света ночника, пусть и тусклого.
— Поцелуй меня, - тихо просит Алтан.
Она накрывает своими его холодные губы, словно пытается вдохнуть жизнь и душу в тело, которое казалось так и осталось в той машине на площади Восстания.
— Я люблю тебя, - шепчет парень.
— И я тебя люблю, - вторит ему девушка со слезами на глазах. — Но сам знаешь, в каких мы обстоятельствах.
Алтан прекрасно знал, что так нельзя, что он не имеет право даже думать так о жене своего деда, а уж тем более говорить ей такие слова, но в пике своего отчаяния Дагбаев знал, Лия – это главный, и правильный выбор, других не будет, таких, как она, не будет.