В плену фантазии

Предупреждение: упоминание мужской беременности, альтернативное разможение

– Нет, – кричит Серёжа. Рыжие волосы, мокрые от пота, разметались по подушке когда-то белого цвета. – Это мой ребёнок! Отдайте мне моего ребёнка!

Но его крики остаются неуслышанными, и врачи уходят, прижимая к груди белый свёрток.

Разумовский резко открывает глаза, фантомный крик обрывается шепотом.

– Нет ...

Он не в детском доме, что остался как пережиток советского прошлого, а в своей собственной постели, половина, которую занимает Олег, ожидаемо пуста. Время всего десять часов, учитывая что Сергей лёг в пять, это рань, но с кухни слишком аппетитно пахнет блинчиками, чтобы оставаться в постели.

– Ты рано сегодня , - удивлённо произнёс Волков, когда холодные пальцы забираются под его футболку. Обычно Серёжу приходится выковыривать из кровати, чтобы впихнуть немного еды, прежде, чем он снова сядет за свой ноутбук, выживать на голом кофеине, и редких сладких батончиков, которые он сам себе запрещал есть, но прятал по всей серверной.

– Твои блинчики пахнут очень соблазнительно, – мурлычет Серёжа, и утыкается носом в спину Олега, пытаясь прогнать нехорошие мысли.

– Кошмар? – понимающе спрашивает Олег, откладывая в сторону сковороду. Серёжа чувствует, как мужчина напрягается под его руками и успокаивающе шепчет.

– Это не связано с Птицей.

После прошедшего, уточнять такие вещи становится нормой, Разумовский не обижается, зная, что заслужил подобное, и не понимает, почему Олег прости его? Почему снова дал шанс почувствовать себя любимым и дать быть любящим?

– А что тогда?

Они, наконец-то, встречаются лицом к лицу. Волков гладит его по щеке.

– Знаешь, я думаю, вы с Лерой, –  Сережа замолкает, прикусывает губу, надеясь, что Олег сам доскажет мысль за него.

– Что мы с Лерой? – мягко уточняет Волков.

Серёжа молчит, нервно теребя край чужой футболке, прежде, чем выдать большую глупость по мнению Олега.

– Могли бы... Могли бы жить обычной жизнью, завести собаку, – и добавлять чуть тише, едва слышно для человеческого уха. – Или ребёнка.

Сам Серёжа отказался от мысли когда-то завести ещё одного ребёнка. Ему не нужен был другой, ему был ла нужно только его дочь. Олег не настаивал, ему хватало Серого, но иногда он ловил, как Разумовский мечтательным видом гладил живот, они нуждались в том, чтобы их семья стала целой. Они не говорят о детях уже двадцать лет.

Им было по пятнадцать, внутри бушевали гормоны, которые быстро находили выход в пустых классных комнатах, о том во что это может вылиться никто тогда не думал, а когда все стало очевидным, Серёжа Олег не сговариваясь решают сохранить свою тайну. Волков гладит живот, там внутри символ их большой любви. В больших толстовках Олега, вечно хрупкий Серёжа, кажется шариком. Для аборта уже слишком поздно, и директриса, поджав губы, находится другой вариант – отдать их ребёнка на усыновление. После возвращения из больницы Серёжа уже никогда не говорил о возможном будущем. Олег поначалу испугался, что это конец и их отношений, но Серый ночью  переполз на его кровать и, рыдая, просил, чтобы Олег никогда его не бросал.

– Мы вернём её, Серёж, – горячо шепчет Волков, прижимая к себе Разумовского. – Клянусь.

А потом, то, что случилось потом никто из них вспоминать не хочет. Слишком много боли, неужели человек способен столько пережить?

– Серёж, – нежно произнёс Олег. – Скажи честно – ты дурак?

Разумовский обижено надулся, он и сам прекрасно знал, что его речь звучит по-детски, но важно было дать Волкову шанс, на нормальную семью, о которой он мечтал в стенах холодного детского дома, этими мечтами он делился с Сережей, которому отчаянно хотелось их разделить.

– Я люблю тебя, Серый, слышишь? – мужчина обхватил чужие щеки. – И никто мне больше не нужен.

Серёжа ткнулся носом в его грудь. Он без Олега не сможет. Уже пробовали, ничего хорошего из-за этого не вышло.

– Я тебя люблю, Волче.

– И не смей меня ревновать к Лере. Она, конечно, хорошая, но мне нравится только рыжий психопат.

Серёжа возмущенно фыркнул и требовательно поинтересовался.

– Только нравится ?

***

– Мне нравится, – улыбнулась Аня.

Дом, после ремонта стал казаться чужой территорией, Табаки фыркнул и называл его теперь продолжением могильника.

– Не говори этого при Шакале, – засмеялся Сфинкс.

– По крайней мере, здесь стало чище, – Стервятник провёл пальцем по стене, где-то там слоем краски прятался рисунок. Девушка взяла его за руку.

– Нам придётся привыкнуть к новому облику.

– Да, – согласился Стервятник.

– Кошмар! –  убийственным голосом произнёс Табаки, появившись в конце коридора с трагическим лицом.

– А по-моему, стало лучше, – подал голос Курильщик, коляску которого катил Чёрный.

– Как был фазаном, так и остался, –   страдальчески продолжил причитать Табаки.

– Мы принесли шампанское, – произнёс Чёрные, Эрик показал бутылку.

– Отметить реставрацию? –  улыбнулся Сфинкс.

– Скорее твое назначение, большая кошка, – ответил Табаки и тут же оживился, врываясь в диалог с положительными эмоциями.

Когда Дом снова заполнился детьми, Анче почувствовала себя в нужном месте. На улице уже бушевало лето, а Сфинксу не хватало рук, чтобы справиться со всем, и девушка согласилась помочь.

– Аня! –  встревоженный голос позвал ее, когда она объясняла новичкам правила поведения. – Отнесёшь в кабинет Сфинкса? Мне с неразумными нужно разобраться.

– Конечно, –  девушка перехватила папки.

В этих стенах кличка Сфинкса всегда звучала уважительно, сколько Аня себя помнит, и, наверное, по этой причине, никто не удивился, когда он решил возглавить Дом. Лысого всегда сюда тянуло, что-то держало его, что-то, что девушка не смогла понять. Из приоткрытой двери лился мелодичный голос лысого.

–... монт закончился. Ещё не успели перевести документы в цифровое пространство.

– Извините, постучаться не могу, – произнесла Аня, и толкает дверь вперёд носком обветшалых кед. Обувь была удобной, сколько бы Черный не ворчал на нее, и как заботливая мамочка, не присылал коробки с новыми кроссовками.

Гости Сфинкса обернулись, и что-то в их лицах изменилось, они поняли истину раньше, чем заглянули документы. Рыжеволосый схватил руку своего спутника.

– Олег, это она.

Девушка смотрела на них удивлённо.

– Я вижу, Серый.

Анче и правда была той, которую они искали. Сфинкс вышел, одобрительно улыбаясь девушке.

А Волков и Разумовский вся не могли на неё насмотреться. Рыжие волосы, собранные хвост, голубые глаза и веснушки, казались от Олега ей ничего не досталось, разве, что чувство вкуса, ведь ее одежда была чёрная.

Как-то Сфинкс её спросил.

– Ты бы хотела найти родителей?

Аня грызла зубами вафельная рожок.

– Конечно, я не думаю, что они меня бросили, у них была причина, чтобы так поступить.

Она всегда в это свято верила, пока остальные ненавидели тех, кто подарил им жизнь. И вот теперь все её ответы лежали на поверхности, но до них надо было дойти чуть позже.

– Чаю? – неуверенно предложила Анче

Темноволосый мужчина кивает, рыжеволосый протягивает ей руку, в которую девушка не задумываясь вложила свою ладонь. Эти прикосновения нельзя были назвать чужими, они были самыми родными из тех, что они когда-то чувствовали.