В плену фантазии

Олег ожидал примерно такой реакции, поэтому сидел тихо, и старался лишний раз не отсвечивать, давая Ане возможность выплеснуть свои эмоции. Он не ждал, что Аня согласиться с его решение, здесь она была больше похожа на его рыжеволосого друга, и бросалась в спор.

– Ты сошел с ума! – она расхаживала по дорожке перед скамейкой, на которой они еще пару минут назад сидели вдвоем. – Армия! Олеж, скажи честно, тебе в твоей секции часто в голову прилетает?

Волков тяжело вздохну, когда он рассказал Серому, тот молчал, и лишь хмуро заявил, что Воронова не простит ему такого поступка.

– Ань, - он мягко потянул ее на себя. – Я уже попробовал учиться, сама понимаешь, что из этого ничего не вышло.

– Но ты... ты ведь, - она всхлипнула. – Ты можешь попробовать другое направление, на твоем экономическом свет клином не сошелся.

– Анют, - Волков коснулся грубыми пальцами ее щек, стирая редкие слезы. – Маленькая моя, это всего два года.

– Два года, Олег! – страдальчески вскрикнула девушка, тряхнув копной волос. – За два года столько всего может произойти!

– И что, разлюбишь меня за два года? – Олег склонил голову на бок, невинно улыбаясь.

Девушка встала, выпутавшись из его объятия. Смотря на лицо, на котором, казалось, не осталось ничего кроме глаз, она произнесла дрожащим голосом. То, что у них есть сейчас, уходит навсегда. И это больно, очень больно. Парень увидел ее глаза, они лихорадочно блестели, но слез он не заметил. Он тут же поднялся, надо обнять ее, пообещать все, что угодно, пока дело не дошло до слез.

– А вот и разлюблю, ясно тебе? И письма писать не буду!

– Ань..

– Отвали, Волков!

Воронова, запахнув рубашку, его рубашку, на своей груди, уверенно движется к воротам приюта. Она боится. Она хочет быть с ним, но кажется это плохая идея. Ровно до тех пор, пока они не прояснят все со своим будущим.

С того дня они с Волковым больше не пересекались. Оба винили себя за слова, брошенные на эмоциях, за страх, что вылили на другого, но гордость перешагнуть не могли. «Упертые бараны» - ворчал Разумовский, когда приехал в детский дом, чтобы навестить Аню.

Девушка сидела на площадке, делая вид, что очень увлечена игрой малышей, когда Сережа сел рядом. Малышня пускала кораблики, Разумовский им даже завидовал, до появления Олега он немного побаивался выходить в общий двор, сверстники его недолюбливали.

– Мне написал Олег, - неловко начал Сережа.

– Вот еще! – вздернула носом Воронова, словно только что вспомнила, что обладает способностью говорить. – Не хочу ничего о твоем дружке слышать, Разумовский.

– А ты не слушай, - фыркнул рыжеволосый, кладя на ее колени свернутый лист. – Ты почитай. Я завтра заеду, если надумаешь писать ответ.

Конечно, проще было бы дать адрес части, куда Аня могла лично написать, но в детском доме с личным пространством была большая напряженка, и Сережа решил, что так будет удобнее всем. На следующий день, смущенная девушка протянула ему исписанный лист.

– Я вам не сова, - бурчал парень, весь первый год, что носил письма туда – сюда.

На выпускном Ани Сережа присутствовал как гордый родитель, даже раздобыл букет в ужасной фиолетовой упаковке, очень в стиле Разумовского. А когда за спиной остались экзамены и скомканное прощание с местом, что «вы выросли и провели чудесные мгновения жизни», Сережа перевез ее вещи в свою квартиру.

– Вдвоем же веселее, - пожал плечами Сережа, умолчав о просьбе друга приглядывать за этой своенравной девчонкой.

Аня знала, что вторую комнату до нее занимал Олег, здесь еще остались его вещи, плакат с Арией на стене, что она подарила ему на день рождения, подвески на полке, не хватало только волчьего клыка, с которым парень не расставался. Проводя рукой по стопкам футболок, Воронова улыбнулась – Олежей пахнет.

Свернувшись калачиком на его кровати, Аня думает - без нее Олег был бы в другом месте, жил бы совсем другой жизнью, ему бы не пришлось таскаться с девчонкой, которой он, то ли глупости, то ли по молодости, признался в светлых чувствах. Да, и сама Воронова, возможно, была бы другим человеком. Обрела бы она то, что люди зовут счастьем? И каким бы оказалось это самое счастье?

Когда Аня готовит на кухне ужин, Разумовский влетает в квартиру с письмом в руках. Прижимая к груди конверт, девушка уходит в спальню, предупреждая, что котлеты еще горячие, и пусть, ну хотя бы дует, если ждать невмоготу. Письмо она вскрывает с трепетом, а вдруг там – все? Вдруг Олежа пишет, что больше не надо этих глупых писем, и что между ними теперь только дружба? Но настоящий Волков об этом не пишет, он пишет о том, что скучает, отправляет свою фотографию с лысой головой, а в конце, корявыми, но родными буквами выведено – я люблю тебя.

О том, когда Олег возвращается, он не пишет. Просто в один день, возвращаясь с учебы, ее встречают берцы у двери, неприметные, и на вид довольно тяжелые. Аня старается быстро стянуть с себя кеды, но путается в шнурках, и стоит сделать шаг, как ее тут же подхватывают родные руки.

– Олежа, - выдыхает она, вцепившись в раздобревшие плечи.

– Анютка, - тихо произносит Волков.

Между ними вдруг возникает ощутимая пауза, одно дело писать о любви, другое дело говорить, смотря человеку в глаза. Неловкость ощущается слишком сильно, Аня чувствует, что ему нужно столько всего сказать, но она продолжает молчать, и просто смотрит на Волкова, который улыбается. Каждому из них хочется почувствовать это снова. Вспомнить, каково это любить такой любовью, настоящей, а не на словах. Но не просто кого-то, а человека стоящего напротив.

Аня помнила его тело, его кожу с запахом солнца. Два года прошло с их последних прикосновений. Олег осторожно касается губами ее плеча, заставляя девушку почувствовать себя святыней.

Письма – это, конечно, хорошо, но они не позволяют прочувствовать всю полноту чувств, все настоящее, что есть между ними, теряется в строках, и не долетает до адресата.

В комнате полумрак, свет дают лишь незакрытые шторы. Олег лежит рядом с Аней, лицом к лицу, дотрагивается до нее, словно девушка всего лишь прекрасный мираж. Ласки продолжаются без слов, стирая те остатки неловкости, что жили между ними долгие два года. Воронова прижимается к его груди, так тепло и спокойно, что хочется спать, и больше ничего. Олег целует ее снова, когда она закрывает глаза.

– Ну, что, разлюбила? – с улыбкой шепчет Олег, убирая прядь волос за ухо.

– Дурак, ты, Волков, - бурчит девушка, пряча красные щеки на его груди.