Bitter desire

Playlist:
Street Spirit - Radiohead 
Moonlight - Midgar

Некоторые битвы заканчиваются на поле боя. Другие — живут в тебе вечно.

Поезд медленно набирал скорость, унося их прочь от Лондона. За окном мелькали крыши домов, превращаясь в размытые пятна, но Гермиона Грейнджер едва их замечала. Из под открытого окна шел прохладный ветер, который невольно щекотал лицо и заставлял ее кудри непослушно разлетаться. Она сидела у окна, держа в руках увесистый том по продвинутым заклинаниям, но даже она, лучшая ученица школы, не вчитывалась в текст. Взгляд рассеянно скользил по строчкам, не улавливая смысла. Мысли блуждали слишком далеко, не позволяя сосредоточиться. Разговоры друзей сливались в неразборчивый гул, оставаясь лишь фоновым шумом, не способным вырвать ее из этого состояния.

Гермиона расположилась в купе напротив Джинни, Невилла и Луны, но чувствовала себя отстраненной. Будто стекло отделяло ее от остального мира, приглушая голоса, эмоции, краски.

— Хочешь пирог? — Джинни протянула ей небольшой кусок тыквенной выпечки.

— Нет, спасибо, — отозвалась Гермиона, собственный голос даже в ее ушах прозвучал отдаленно.

— Ты почти ничего не ешь, — заметила подруга, нахмурившись обеспокоенно. Сейчас Джинни походила на Молли больше, чем обычно.

— Всё в порядке.

Луна задумчиво посмотрела на неё. Голубые глаза смотрели сквозь нее, но тем не менее, словно замечали все. От белокурой волшебницы веяло загадочной и проницательной аурой.

— В Хогвартсе стало тише —, произнесла спокойным тоном Луна, улыбаясь также всезнающе и почти ласково.

Гермиона подняла взгляд, и распахнула удивленно глаза.

— О чем ты?

— Некоторые звуки исчезли. Они не вернутся, — слова из уст девушки прозвучали как гром среди ясного неба.

Все старались избегать разговоров о том, что произошло. О том, что многие потеряли. Гермиона не спросила, какие. Она и так знала ответ. По ночам ей все еще снятся крики и страдания. 

Она возвращалась, но не домой. Больше нет.

Гарри и Рон решили не продолжать учебу в Хогвартсе. И она понимала их, но сама так и не смогла оставить родную школу незаконченной.

Внезапно в конце вагона раздался знакомый смех — насмешливый, пропитанный снисходительностью. Тот, который она ненавидела.
Гермиона резко повернула голову, и в памяти всплыло предательство слизеринки. Паркинсон была готова сдать Гарри, лишь бы спасти свою шкуру. От воспоминаний внутри вспыхнул знакомый, зудящий гнев.

Дверь купе распахнулась с глухим хлопком. Гермиона вздрогнула всем телом. После всего, что произошло, она ненавидела резкие звуки.

На пороге стояла Пэнси Паркинсон.

Безупречная осанка, холодная ухмылка. Темные волосы с идеально ровной челкой, уложенные с раздражающей точностью. Приталенный изумрудный костюм с короткой юбкой, сидящей так, будто сшитой под нее, и фамильная брошь с зеленым сапфиром, поблескивающая в свете. Ее внешний вид, как всегда, кричал о превосходстве.

Но что-то было иначе.

Линия губ чуть напряженнее, чем обычно. Взгляд, который не скользил по лицам в поисках слабостей, а держался на грани защиты и нападения.

— Ну надо же, — протянула брюнетка, скрестив руки на груди, зеленые глаза насмешливо смотрели на нее. — Грязнокровка Грейнджер снова с нами.
Джинни дернулась, чтобы возразить, но Гермиона остановила ее легким движением руки.

— О, Паркинсон, ты всё ещё здесь? Мне казалось, что ты, поджав хвост, решишь не высовываться, — сухо поинтересовалась она.

Пэнси склонила голову чуть набок, уголки губ дернулись в подобии улыбки.

— А ты удивлена? Думала, ты избавилась от меня навсегда?

— Думала, у тебя есть хоть капля гордости, чтобы не возвращаться туда, где тебя никто не ждет, — резко парировала Гермиона, вздернув подбородок высоко. — Даже для слизеринцев ты пала слишком низко.

— Ну конечно, великая героиня войны, тебя тут ждут как появление самого Мерлина обратно — Пэнси сузила глаза, и Гермиона заметила как челюсть слизеринки сжалась крепче, прежде чем она лениво прикрыла рот ладошкой от притворного зевка. — Ах, Грейнджер, твое предсказуемое презрение к Слизерину — почти так же скучно, как твои увлекательные речи о дружбе и равенстве. Неудивительно, что все считают тебя скучной. Кто бы захотел проводить время с ходячей энциклопедией с синдромом всезнайки?

Гермиона почувствовала как комок нервов затягивался все туже и туже с каждым дрянным словом из уст Паркинсон. Раздраженным тоном она отчеканила.

— И все же я предпочитаю книги, чем компанию пустоголовой куклы, чьи единственные достижения — это злые комментарии и умение выбирать правильный оттенок помады, — карие глаза продолжали смотреть на брюнетку с вызовом.

Пэнси медленно шагнула ближе и прислонилась к косяку двери. Ее голос, звучавший ядовито, но одновременно мягко, растянул слова, будто смакуя каждую букву.

— А я думала, что твое самое большое достижение — это быть «мамочкой Поттера». Без него ты жалкая дура.

Колкости Паркинсон начинали выводить ее из себя, но все же она старалась напоминать себе о том, что выше этого. И тем не менее, слизеринская принцесса умела играть на ее нервах на каком-то профессиональном уровне. С гордостью и немного угрожающе Гермиона ответила.

— Я выжила в войне, в которой ты могла только прятаться за чужими спинами. Не забудь об этом, когда вновь попытаешься сравнивать наши достижения.

Улыбка Пэнси дрогнула на мгновение, будто сдерживаемая маска треснула. Она постучала каблуком по полу, почти шипя.

— Ты все такая же заносчивая всезнайка.

— А ты все такая же злобная дура. Избавь нас от своего общества, Паркинсон.

Пэнси фыркнула, но в ее глазах вспыхнуло что-то непонятное. То, что не смогла распознать Гермиона. Что-то незнакомое, несвойственное самодовольной девушке.

— Ещё увидимся, Грейнджер.

Она развернулась и ушла, ее шаги эхом отдавались в коридоре еще некоторые время. Сидевшие в купе друзья напряженно смотрели на подругу. Они знали, что лучше не вмешиваться, когда Гермиона сама об этом настоятельно просит.

Джинни шумно выдохнула и потерла пальцами устало виски.

— Не могу поверить, что она действительно вернулась. Малфой, хотя бы, удосужился избавить Хогвартс от своего неприятного присутствия.

— Могла бы просто пройти мимо, но нет, — добавил Невилл тихо со стеснением.
Луна задумчиво наклонила голову. В ее руках была газета от Придиры. Не обращая внимание на возмущения друзей, она обратилась к Гермионе.

— Люди прячут страх за злыми словами. Они боятся, что если не укусить первыми, то их укусят сами.

Гермиона не знала, что ответить. Поджав губы, она отвернулась и посмотрела на открывающийся вид из окна.

Она не хотела признавать, что в словах Луны было что-то... слишком знакомое, что-то что могло сделать в ее голове Паркинсон настоящим человеком, а не пустой оболочкой.
Прошло полчаса, когда их поезд доехал до нужной станции. Они собрались, и вышли из вагона. Высокие, иссохшие создания с кожей, натянутой на кости, с глубокими черными глазами. Они стояли, спокойно поглядывая на нее, словно знали, что внутри нее отзывается холод, который уже не уйдет.
Фестралы перестали быть невидимыми для всех них.  

Гермиона всматривалась в необычных существ, в ее голове проносились печальные мысли о том, как много людей они потеряли. Люпин, Тонкс, Снейп, Фред, Сириус. Джинни молчала, но ее рука на мгновение сжала запястье Гермионы. Она хотела сказать что-то ободряющее, но слов не нашлось.

Карета тронулась с места.

— Все будет иначе, — сказала Луна, будто подводя итог их молчанию.
Гермиона снова посмотрела на дорогу, которая вела к величественному замку.

Иначе. Да. Но лучше ли?
Все их лица всплывали в ее голове почти каждую ночь, как горькое напоминание о том, что как прежде уже не будет.

Мы слишком рано повзрослели.
Хогвартс встретил их ровно таким, каким должен был: величественным, монументальным, недвижимым среди сгущающихся сумерек. Свет факелов мягко колебался в высоких стрельчатых окнах, отбрасывая дрожащие отсветы на сырые каменные стены. Казалось, ничто не изменилось.

Но Гермиона знала, что это не так.
Замок сохранил память о войне. Даже если стены не хранили следов разрушений, даже если всё было отстроено заново, кровь погибших незримо отпечаталось навсегда по всему замку.

Она шагнула за ворота вместе с остальными. Гул голосов учеников окутал ее, но казался приглушенным, словно доносился сквозь мыльный пузырь. Ее взгляд то и дело возвращался к деталям, которые прежде казались незначительными: к изгибу лестниц, к точеным колоннам, к фреске, с символом всех факультетов. Вестибюль встречал их величественным сводом. В воздухе витал слабый аромат воска и еды. Рядом кто-то громко смеялся, кто-то с замиранием сердца оглядывался, а первокурсники сгрудились у массивных дверей, ожидая церемонии распределения.

Они успели сменить форму в своих спальнях, перед сбором всех учеников в общем зале. В ее голове всплыли детские воспоминания о друзьях. Она улыбнулась уголками губ.
Интересно, как там Гарри и .... Рон? Хоть бы между нами не было этой неловкости. Скорее всего, он нашел себе кого-то, и я этому рада. Я бы не смогла ему дать то, что он хочет.
Вернувшись из мыслей в настоящих мир, она присмотрелась в зеркале на себя. Чуть выцветший на мантии герб Гриффиндора вызывал в ней странные ощущения. Когда-то этот символ был для нее всем. Теперь он напоминал о людях, которых здесь не было. О тех, кто не вернулся.

Джинни приобняла ее за плечи, когда они вновь встретились у входа в Большой зал.

— Готова? — тихо спросила она.
Гермиона кивнула, но не была уверена в этом.
Они вошли в зал. Как и всегда, звёздное небо под потолком отражало настоящее, но сегодня оно казалось особенно бескрайним. Золотой свет свечей наполнял пространство, столы были уставлены блюдами, а в воздухе разливалось нетерпеливая атмосфера младшекурсников.

Старшекурсники были тише — они вглядывались со страхом, словно Воландеморт воскреснет снова и вся их битва окажется напрасной.

Она понимала это слишком хорошо. Гермиона жила с этим навязчивым страхом каждый день.

Ее взгляд метнулся к преподавательскому столу. Профессор Макгонагалл стояла во главе — строгая, но заботливая. Однако в ее глазах таилась усталость. После Дамблдора и Снейпа она заняла место директора, и теперь на ее плечах лежала вся тяжесть Хогвартса. Тяжесть утрат, которые до сих пор отзывались болью в сердцах тех, кто оплакивал погибших.
На первый взгляд все было так же, как прежде. Но стоило лишь приглядеться - становилось ясно: это уже не та школа. Гермиона потеряла то ощущение легкости и веру в чудеса.

Другой дом. Другой мир. Без Гарри и Рона рядом. И она должна была в нем заново найти свое место.

Она мельком заметила слизеринский стол. Среди сидящих там учеников было заметно меньше знакомых лиц. Малфоя не было — об этом она знала заранее, но теперь, когда она видела пустующее место, на котором он обычно сидел, это ощущалось реальнее. Он не мог вернуться после того, что натворил его отец и как он сам стал пожирателем. Миллисента Булстроуд тоже не вернулась. Теодор Нотт сидел, наклонив голову к Блейзу Забини, что-то говоря ему вполголоса. И Пэнси...

Слизеринка лениво водила пальцем по краю кубка, а камень на ее дорогом кольце поблескивал даже с расстояния. Их взгляды встретились — и Паркинсон в тот же миг замерла. Ее глаза были холодны, лишены эмоций, но в этой пустоте таилась угроза. Будто змея, она выжидала момент, чтобы подползти ближе и пустить смертельный яд по ее венам.

Однако вскоре взгляд Пэнси изменился — в нем появилось нечто изучающее. Она медленно оглядела гриффиндорку с головы до пят, а спустя секунду ухмыльнулась и едва слышно прошептала, одними губами.

— Осталась одна, заучка?

Гермиона сжала под столом руки в кулаки, ей хотелось запустить в нее пару заклинаний, которые заставят ее блевать беспрерывно.

Я ее ненавижу, она ни капельки не изменилась после войны. Почему она пытается меня провоцировать?

От мысли, что ее мальчиков нет рядом, слова Паркинсон ударили по больному месту. Она так скучала по ним.

Ей было тошно от этой гадкой ухмылки. Гермиона приподняла подбородок, и прошептала в ответ.

— Ты потешная змея.

Глаза Паркинсон весело сверкнули, а на губах появилась кривая улыбка — она явно наслаждалась реакцией соперницы. Однако Блейз задал ей какой-то вопрос, и, потеряв к Гермионе интерес, она отвернулась. Шатенка тихо выдохнула с облегчением и снова сосредоточилась на церемонии распределения.

Профессор прокашлялась. Через несколько мгновений в зале раздался голос Макгонагалл.

— Добро пожаловать в Хогвартс.

Гул голосов стих.

— Этот год будет особенным для всех нас. Мы потеряли многое... но мы также имеем возможность вернуть то, что было разрушено.

Макгонагалл говорила четко, голос ее звучал твердо, но в этой твердости было что-то, напоминающее сдержанную скорбь. Гермиона чувствовала, как у нее сжалось горло.

Трапеза началась, но у нее не было никакого аппетита. Она положила себе на тарелку бурый рис, курицу и заставляла себя есть. Джинни пыталась шутить, на что Гермиона мягко рассмеялась. Но они обе знали, что это было ложью.

Прошло мало времени, чтобы мы немного отпустили произошедшее.
Сможем ли мы когда-нибудь в действительности это сделать или продолжим притворяться всю жизнь, что прожили эту пустоту в груди? Этот кошмар?

Спустя полчаса, шатенка заметила, что ее зовет к себе Макгонагалл. Когда Гермиона подошла к профессору, женщина бросила взгляд на любимую ученицу. Пожилая директриса почти по-матерински и теплым голосом обратилась к ней.

— Мисс Грейнджер, я рада, что вы решили вернуться, — произнесла она ровным, уверенным тоном. — Вы продолжите исполнять обязанности префекта Гриффиндора. Мне хотелось бы назначить Вас старостой школы, но, к сожалению, это Ваш выпускной год. Я собиралась предупредить Вас заранее, отправив сову, но решила объявить обо всех назначениях на месте. 

Макгонагалл обвела строгим взглядом зал и, подняв палочку к горлу, вновь заговорила, перекрывая гул оживленных разговоров.

— Мисс Паркинсон и мистер Забини остаются префектами Слизерина. Мистер Долгопупс и мисс Грейнджер представляют Гриффиндор. Мистер Макмиллан и мисс Аббот — Пуффендуй. Мисс Патил и мистер Бут — Когтевран. 

Она сделала небольшую паузу, давая ученикам переварить информацию, а затем добавила.

— Хочу проинформировать, что за неоспоримую помощь в войне мисс Грейнджер и мистер Долгопупс будут исполнять обязанности высших префектов всех факультетов. 

Гермиона почувствовала, как десятки взглядов разом устремились на нее. В этот момент ей бы не помешала мантия-невидимка — исчезнуть, раствориться среди стен, лишь бы не стоять под этим вниманием. 

— Преподавательский состав пришел к единогласному мнению, что подобное нововведение пойдет на пользу. Они будут координировать работу всех префектов и, разумеется, продолжать выполнять свои привычные обязанности. 

Перешептывание началось мгновенно, разливаясь по залу, как лесной пожар. Гермиона не успела осознать собственных эмоций, прежде чем услышала за соседним столом приглушенный голос, который раздражал ее все сильнее с каждым часом. 

— О, да, конечно, профессор, святая Грейнджер опять знает все лучше всех! Почему бы сразу не дать ей должность министра магии? — раздался недовольный шепот Паркинсон. Она скрестила руки на груди, ни капли не скрывая сарказм.

Слизеринцы смотрели на Гермиону с откровенной неприязнью, в то время как Гриффиндор улыбался ей с гордостью, будто ее назначение — их личная победа.

Невилл растерянно смотрел на друзей, его щеки густо покраснели от внимания в его сторону. Было видно, что в голове скромного парня крутились винтики механизма, пока он пытался осознать свое новое назначение.

Гермиона в прострации шагала рядом с Невиллом, сопровождая первокурсников. Их голоса сливались с шумом Великого зала, раздаваясь эхом среди высоких стен, пока они объясняли новичкам базовые правила Хогвартса. Взгляды детей, полные восторга и нетерпения, ловили каждое слово, и Гермиона, глядя в эти сияющие глаза, невольно видела в них отражение себя — когда-то такой же наивной, горящей жаждой знаний. Тогда им всем казалось, что впереди только чудеса. Пока реальность не разрушила вдребезги их веру в добро.

Прошло полчаса, пока они проводили экскурсию первокурсникам, и вернулись в комнату для префектов. Профессор Макгонагалл должна была посетить собрание. Там уже стояли другие ее коллеги, в том числе и слизеринцы.

Паркинсон недовольно поджала губы, а ногти с безупречным бордовым маникюром размеренно постукивали по ее плечу. Завидев Гермиону, лицо слизеринки скривилось еще сильнее, словно перед ней было нечто омерзительное — что-то похожее на слизней.
Забини же, напротив, лишь усмехнулся, разглядывая гриффиндорку без тени враждебности, явно не намереваясь втягиваться в извечное противостояние двух факультетов. За это он вызывал у Гермионы чуть больше симпатии, чем остальные представители слизеринской элитной шайки.

Падма Патил подошла к Гермионе и задала вопрос, который, казалось, волновал всех присутствующих в комнате.

— Ты знала заранее, что станешь высшей среди префектов? Я бы удивилась, если бы тебя не наградили за все заслуги. Я рада за тебя, — искренне улыбнулась смуглая девушка, и чуть неуверенно добавила — Но ты сама-то хотела такую должность после.... Ну ты поняла. Разве кого-то назначали ранее как высшего префекта?

Гермиона прикусила губу, ее взгляд прошелся по всем одноклассникам, которые смотрели на нее с любопытством. Им, несомненно, хотелось бы расспросить Гермиону про все подробности, но стеснение не позволяло им спрашивать в открытую.

В глубине души она сама не до конца осознавала свое новое положение. Едва успев привыкнуть к званию «Героини войны», теперь ей предстояло носить еще и титул высшего префекта — как будто на её плечах было недостаточно бремени.

Сохраняя внешнее спокойствие, Гермиона перевела взгляд на Падму, поправила лямку сумки и, приняв привычный всезнающий тон, ответила.

— Я знала не больше вас. Если профессор Макгонагалл приняла такое решение, значит, посчитала его правильным. Она не стала бы вводить новую должность без веских оснований. Да, раньше ничего подобного не существовало, но я постараюсь помогать всем, чем смогу. Быть префектом — большая ответственность и честь для каждого из нас.
Гермиона говорила размеренно и четко, но ее голос тонула в шуме шепчущихся учеников.

Едва уловимая напряженность повисла в воздухе, когда бархатный голос Паркинсон нарушил тишину. В ее тоне сквозила насмешка, но куда сильнее чувствовалась неприязнь.

— Ты когда-нибудь заткнешься, Грейнджер? Или твоя жизнь теряет смысл, если ты не выпендриваешься каждую минуту?

Пэнси хмыкнула, прищурив глаза, словно оценивая собеседницу с новым интересом. Увидев, как губы Гермионы сжались в тонкую линию, она только воодушевилась, продолжая колкие оскорбления.

— Ты правда думаешь, что бесконечная зубрежка может скрыть, насколько ты жалкая? Хотя, в твоем случае, даже это не поможет.

Гермиона усилием воли сдержала вспыхнувший гнев. Паркинсон не стоила ее эмоций. С ледяной улыбкой, сдержанно, но твердо, она парировала.

— Я учусь не для того, чтобы произвести впечатление на кого-то вроде тебя. К тому же, я бы скорее обсудила вопросы мироздания с мандрагорой — от нее, по крайней мере, хоть какая-то польза.

Пэнси издала короткий смешок, но в глазах блеснула ярость.

— Прости, забыла, что твое мнение здесь имеет хоть какое-то значение, — с расстановкой, медленно, словно объясняя что-то непроходимо тупому человеку, проговорила она.

Остальные ученики замерли, наблюдая за их словесной дуэлью, предвкушая, кто нанесет следующий удар.

Гермиона злилась. По-настоящему, впервые за долгое время. И уже второй раз за день — из-за занозы в пальце по имени Паркинсон.
Сердце стучало где-то в горле, а пальцы сами собой сжались в кулак. Ее взгляд зацепился за фамильную брошь на мантии Пэнси, которую та лениво крутила в пальцах, словно провоцируя.

— Мои слова хотя бы основаны на фактах, — холодно бросила Гермиона. — В отличие от тебя, я не строю свою личность вокруг фамильной безделушки, что передается по наследству.

В толпе послышался сдавленный смешок.
Пэнси замерла на секунду, но быстро нашлась с ответом.

— Забавно слышать это от заносчивой гря... маглорожденной, которая считает, что одни только книги способны заткнуть пропасть между ней и настоящими волшебниками.
На долю секунды в зале повисла зловещая тишина. Пэнси осеклась, но слова уже чуть сорвались с губ. Вероятно Пэнси знала, что слишком много ушей услышат то, что она хотела произнести.

Гермиона почувствовала, как в груди вспыхнул огонь. Она сжала лямку сумки так сильно, что костяшки побелели.

Как она смеет? После всего, что произошло? После всего, что они потеряли?

Но прежде чем она успела ответить, воздух прорезал строгий голос профессора Макгонагалл:

— Достаточно!

Голос профессора не был громким, но в нем прозвучала такая несокрушимая твердость, что в зале мгновенно воцарилась тишина.

— Мисс Паркинсон, мисс Грейнджер! Вам должно быть стыдно за этот детский спектакль! Особенно после всего, что мы пережили!

Макгонагалл окинула их ледяным взглядом. Пожилая женщина редко так выходила из себя.

— Вы — префекты. Вы должны быть примером, а не опускаться до столь возмутительных обзывательств! И раз уж вам так нравится препираться, полагаю, совместные дежурства помогут вам найти общий язык. Отныне, мисс Паркинсон, вы становитесь ассистенткой мисс Грейнджер.

Гермиона едва не открыла рот от удивления. Она почувствовала, как на нее устремились взгляды сокурсников. Румянец вспыхнул на ее щеках — отчасти от смущения, отчасти от ярости. Она ощущала себя, как нашкодивший ребенок перед всеми.

Пэнси же не выглядела пораженной. Она выглядела так, словно ей сказали, что она выйдет замуж за тролля. Паркинсон сморщила нос в отвращении, но не решилась спорить с профессором. Особенно, когда женщина метала молнии.

Через пару минут ее выражение лица сменилось, на ее губах заиграла медленная, лениво-издевательская улыбка. Будто в голове всплыло что-то забавное.
Она слегка склонила голову, изучая реакцию соперницы.

— О, это будет интересно, — почти мурлыкнула она. Чистокровная явно задумала подлость.

Гермиона до боли закусила внутреннюю сторону щеки. Она понятия не имела, кто наказан сильнее — Паркинсон или она сама. Теперь она в ловушке, и ей придется выбраться из капкана. И это значит, что ей придется взаимодействовать с самой грубой и высокомерной личностью во всем Хогвартсе.

Оставшийся день прошел словно в тумане, она перекинулась фразами с Джинни, и легла в постель. Но перед сном она не могла перестать думать.

Хоть один год может быть спокойным в стенах этой школы? Будь проклята эта Паркинсон!
Вот бы Гарри и Рон были рядом, они бы точно поддержали меня, и давали бы клички снобским змеям. Как же не хватает моих дурачков...

— Что ж, добро пожаловать в Хогвартс, Гермиона. Теперь ты снова одна, — пробормотала она себе под нос, устало опускаясь на подушку.

Комната была тихой, кроме похрапывания Парвати на соседней кровати. Треск огня в камине создавал привычный шум, но тепло не проникало внутрь — казалось, оно останавливалось у самого края ее постели.

Она закрыла глаза, надеясь на спокойный сон, но знала, что впереди ее ждет лишь темнота, в которой притаились кошмары.
Пока что, однако, спальня оставалась наполненной ее тихим, размеренным сопением.