Пэнси Паркинсон/Драко Малфой
Шелк. Прохладный и струящийся. Просыпающийся сквозь пальцы.
Платиновый шелк.
Пэнси всегда перебирала волосы Драко, когда он оставался с ней. Когда просто был рядом. Когда клал голову ей на колени и просто молчал. Так ей казалось, что он ближе. Но создавалось впечатление, что он держит в руках весь мир. Весь ее мир.
А она пропускала прядки сквозь пальцы и размышляла. Офигенно много размышляла.
«Слишком много для Пэнси Паркинсон», как пошутил тогда Блейз. И Драко беззлобно улыбнулся. А Пэнси хотела было прикрикнуть на Забини, но не стала. Потому что, Мордред, Драко улыбнулся.
Чуть ли не впервые по настоящему улыбнулся за весь этот период полной выжатости.
Девушка замерла. Ладонь мягко скользнула по его виску, и Пэнси слегка погладила пальцами щеку, едва не коснувшись уголка губ. Будто бы ловя эту улыбку. Пряча ее в ладони.
Со стороны жест показался бы дурачеством или давно-привычной нежностью.
Но ведь слизеринцы не привыкли много говорить.
Поддерживать — молча.
Одно касание. «Я здесь, если что».
Только ему не если что. У него слишком много этого всего. Чертовой выжатости. Усталости до тошноты. Абсолютной. Его едва хватило на одну улыбку.
Она, наверное, все-таки не умела заботиться. Ей хотелось снять груз с его плеч. Но потребность быть рядом — для него та же навязчивость. Драко явно тяготился обществом друзей. Ему нужно было побыть наедине со своей усталостью.
Он с каждым днём все больше закрывался.
И Пэнси соглашалась. Молча.
Блейз шутит, что Паркинсон давненько уже не устраивала Малфою истерик. Драко усмехался и прикрывал глаза. Пэнси думалось — даже дышать стал глубже.
Он успокаивался. Он наконец-то успокаивался.
Только для этого Пэнси была готова заткнуться на всю оставшуюся жизнь.
«Я здесь, если что».
Но он ее не любит.
Она отчаянно пыталась отыскать хоть крупицу нежности, надеяться так нелепо на что-то, поймать отголосок тепла в каждом поцелуе. И уходила, давясь запахом одеколона. И он уходил от нее.
— Они все решили?
— Да.
— А тебе не плевать? — Пэнси сглатывает комок в горле.
Мерлин, какая же она дура.
— Ты знаешь, что нет.
Она знает. Она все знает.
— Я люблю ее, Пэнс.
Словно констатируя и без того очевидное.
Она будет очень долго плакать. Тихо и долго-долго.
Слезы скатываются по щекам, и Пэнси не собирается их сдерживать.
Шепот, тихий, почти неслышный шепот:
— Эй. Я здесь, если что.
Я все еще здесь.
И она плачет навзрыд.