Лестница Иакова

Примечания:
Музыкальное сопровождение: Гарри Топор - Лестница Иакова

Он глядит на нее недостаточно мельком, не достаточно смело.
Хочет сегодня получить это мясо, ведь он недостаточно веган.
Но в бокале недостаточно Реми, ведь при себе недостаточно кэша.
Значит к своим уже немалым годам, он недостаточно сделал.

Шепчет на ухо словами поэта что-то достаточно нежно
Она положила ладони к нему на колени, джинсы достаточно Bershka.
Скоро мосты, они вызывают такси, достаточно в спешке.
На заднем сидении он обласкал ее ноги, пальцы достаточно между.

Морозное утро, по вчерашней любви у него недостаточно память.
Ее голова на подушке, казалось бы, это счастье и зависть.
Запах яичницы с карри в его коммуналке, в плохо обставленной спальне.
Чтобы не быть таким одиноким, ему недостаточно вставить.

Чтобы не реветь перед ним на полу, у нее недостаточно стержня.
Он, как и всех, ее бил по лицу, сука, он еще достаточно вежлив.
Пьяный уснул лишь на третьи сутки, он ее достаточно держит.
Она убегала там ночью без куртки, а город достаточно снежен.

С плясками, песнями, якобы по эскалатору вниз, как по лестнице Иакова.
Все мы живем в своих разных мирах, но мы умираем все одинаково.
Там на верху тебе покажут кулак, ты вниз поплетешься понуро.
А там внизу в тебя просто плюнут, дурак, и выкинут в урну, дура.

Вы все говорили, что время излечит, но еще достаточно ссадин.
Перед монитором она снова просидит допоздна, босс недостаточно платит.
После работы осталась одна, со сломанными планами на день.
Коллега достаточно сильно прижал ее к шкафу, ему недостаточно сзади.

Муж с ее лучшей подругой в прошлом году куда-то на юга укатил.
С тех пор у нее все достаточно Ново-пассит или Ладиомил.
Она хочет о бедах забыть, потому одинокая в платьице в баре сидит.
И ей на сегодня достаточно просто, чтобы парень не олигарх, а бандит.

Шепчет на ухо словами поэта что-то достаточно нежно.
Она положила ладони к нему на колени; Похер, не Versace, а Bershka.
Скоро мосты, они вызывают такси, достаточно в спешке.
Она смотрит в его голубые глаза, они дарят надежду.

Вокруг или голь перекатная или элита; или грязь, или стразы.
Ей недостаточно роста, она хочет взлета так, чтобы ярко и сразу.
Она обнажит свое тело снимая все лишнее, как при огранке алмазов.
Теперь для полета в ее кухне закрыто окно и достаточно газа.

***

Нервно оглядываясь по сторонам, Драко допивал огневиски. Он опустошил уже седьмой стакан, наполненный ровно наполовину. Запустив пальцы в отросшие до плеч платиновые волосы, он ждал; терпеливо оставался на своём месте, поглядывая на циферблат дорогих часов, тонким кожаным ремешком обвивающих бледное запястье.

Ровно десять вечера.

Массивные двери с противным скрипом открылись, впуская в помещение освежающий декабрьский воздух. Переступив с ноги на ногу, волшебница осмотрела присутствующих, отряхивая мантию от снега. Коротко кивнув хозяину кабака, она прошла к самому дальнему столику в углу. Скинула с усталого плеча увесистую чёрную сумку, из которой торчала пара свёрнутых пергаментов. Она облизнула пересохшие обветренные губы, делая заказ: яблочный сок и огневиски.

С каких пор золотая девочка Гриффиндора пьёт такие крепкие напитки?

Хотел сказать вслух, но слова так и остались на кончике острого языка, который оттолкнулся от ровного белоснежного ряда зубов, задевая нёбо.

Посмотрел на неё с животной яростью и... желанием. Как охотник поджидает свою жертву, он ухмыляется, продумывая в голове свой коварный план. Кажется, он уже чувствует запах, нет, вкус свежего окровавленного мяса.

Глоток горячительного смочил горло, и Драко не моргая, проследил, как тонкий женский пальчик опустился в янтарную жидкость, а потом скрылся за припухшими алыми губами. С влажным звуком она вынула палец изо рта, прикрывая глаза.

Хриплый голос старика-хозяина раздался у самого уха, Драко не расслышал, потому махнул рукой, отмахнулся как от надоедливой жужжащей мухи. Только потом он вспомнил, что пора бы оплатить свой заказ. В кармане звякнули монеты, которые Малфой спешно достал и положил на стол. Он знал, что их недостаточно, чтобы оплатить хотя бы половину, но сейчас его это мало волновало. Драко Малфой — бывший пожиратель смерти, безжалостный убийца и прославленный мучитель, только дурак станет с ним связываться.

К своим двадцати четырём годам всего чего он добился — это дурной славы в тени своего отца. Всё его имущество арестовали спустя год после падения Тёмного Лорда. Люциус получил пожизненный срок и отправился доживать свой век в Азкабан; Нарцисса, не выдержав потери главы семьи, отправилась в Мунго с сильным эмоциональным расстройством; Драко же похоронил жену и нерождённого ребёнка, и, по сей день, жил на остатки её денег на счету в Гринготтс.

Он глядит на нее недостаточно мельком, не достаточно смело.
Хочет сегодня получить это мясо, ведь он недостаточно веган.
Но в бокале недостаточно Реми, ведь при себе недостаточно кэша.
Значит к своим уже немалым годам, он недостаточно сделал.

— Ну, здравствуй, Грейнджер.

— Здравствуй, Малфой.

Час воспоминаний о школе и вражде, Гермиона глупо смеялась, опьянённая огневиски и галантностью бывшего слизеринца. Наматывая каштановую прядь на палец, она заворожёно смотрела в его глаза, которые опасно сверкали в тусклом свете лампы. Драко нашёптывал очередной комплимент ей на ухо, обжигая дыханием кожу. Его рука давно покоилась на хрупком плече Гермионы; большим пальцем он поглаживал тонкую рубашку, скрывающую горячую матовую кожу, изредка сильно надавливая.

— Почему ты не был таким раньше? — Она опустила ладонь на его колено, слегка сжала пальцами плотную ткань джинс. — А?

— Дамблдор готов закрыть сие заведение, — хищно сощурив глаза, он заговорил чуточку тише. — Может, я покажу тебе свой дом?

— Может, лучше покажешь мне свою спальню?

Вот так легко Гермиона Грейнджер попала в капкан. Сложила руки на груди и склонила голову в повиновении, ожидая лязг тяжёлого топора палача.

Малфой галантно подал ей руку в кожаной перчатке и следом за ней залез в карету. Не теряя ни минуты, он опустил ладонь на бедро бывшей гриффиндорки, предварительно резко задрав подол мантии. Он жадно терзал губами её шею, обводил языком мочку уха. Гермиона без стеснений отдавалась его ласкам, вздыхая; слегка постанывала, когда Малфой проводил пальцами по внутренней стороне бедра. Она целовала его в ответ; отчаянно-страстно впивалась в его губы, покусывала, посасывала их. Как обезвоженный зверь на водопое, она упивалась им, насыщаясь необходимой сладостной истомой.

Шепчет на ухо словами поэта что-то достаточно нежно
Она положила ладони к нему на колени, джинсы достаточно Bershka.
Скоро мосты, они вызывают такси, достаточно в спешке.
На заднем сидении он обласкал ее ноги, пальцы достаточно между.

Мужские и женские стоны слились воедино — сжигая прошлое, настоящее и будущее. Двое, не теряя момента, дарили друг другу себя без тени сомнения в правильности своих действий. Их не волновало, что страсть развернулась на полу у камина, а под разгорячёнными влажными телами их одежда, сорванная и небрежно скинутая в безобразную кучу.

Впивающиеся острые ноготки в бледную кожу, вздохи и всхлипы наслаждения, влажные возбуждающие звуки и забытие.

Драко проснулся первым; кутаясь в хлопковую простыню, он поднялся с кровати; не веря, смотря на каштановые кудри Грейнджер, он взмолился Мерлину.

Переспали?

Гермиона наморщила нос, пряча лицо в мягкую подушку. Героиня войны, золотая подружка Гарри Поттера и экс-невеста Рона Уизли. Так просто оказалось соблазнить её и притащить домой, затем вытрахать до потери сознания, не стесняясь рассматривать её извивающуюся на нём, развратно-грязно стонущую, истекающую смазкой.

Как хорошо, что её совершенно не волновало, как выглядит помещение, куда он притащил её: грязные полы и обшарпанные стены, с потолка свисает паутина, а камин, хоть и зажжённый, наполовину разрушен.

А ведь когда-то это была комната его жены, в светло-голубых тонах. В день её смерти Драко запустил огненно-красный луч проклятия в камин и разбил окна. Каждый раз в истерике он возвращался сюда и продолжал крушить всё вокруг, не прикасался только к кровати — святыне, в которой дорогая Астория выпустила свой последний выдох, умирая вместе с нерождённым младенцем.

Драко спустился на первый этаж; не застёгивая рубашку, он закатал рукава и достал сковороду и яйца. Без применения магии приготовил незамысловатый завтрак и вернулся в спальню. Лукаво улыбнулся сонной Гермионе, протягивая тарелку.

— Доброе утро.

— Мне пора.

— Останься, Грейнджер.

Морозное утро, по вчерашней любви у него недостаточно память.
Ее голова на подушке, казалось бы, это счастье и зависть.
Запах яичницы с карри в его коммуналке, в плохо обставленной спальне.
Чтобы не быть таким одиноким, ему недостаточно вставить.

Ровно сутки всё было гладко; они провели их уже в его спальне, чистой и уютной; он целовал её, соря комплиментами, а она улыбалась искренне-нежно. Дарила ему необходимое тепло; насаживалась на него, запрокидывая голову, обнажая тонкую шею, подставляя по его поцелуи-укусы. По кругу: стоны, сплетение пальцев и ложные обещания. Хищник Малфой и его невинная жертва Грейнджер в золотой клетке без права на жизнь. Ночью, обнимая её, крепко прижимая к себе, он вдыхал запах её волос, сладкая смесь цветов и мёда. Грейнджер что-то мурчала ему на ухо, воодушевленная обстоятельствами, наконец-то позабывшая о бывшем женихе.

С утра раздался хлёсткий удар и пронзительный женский крик.

Гермиона на коленях стояла перед ним, прикрывая обнажённую грудь окровавленными руками. В шоколадных глазах горело непонимание — за что он устроил эту сцену; с чего приревновал её к Рону, а потом и припомнил Виктора Крама; за что изуродовал ей руки, раздирая кожу незнакомым проклятием. Горькие слёзы скатывались по щекам, капая на замёрзшее тело и мраморный пол. Очередной удар пришёлся на правую щёку, оставаясь багровым пятном на коже.

Малфой смеялся, опустившись на колени перед ней; целовал, а она не пыталась сопротивляться. Потом резко принял вертикальное положение, схватил с прикроватной тумбочки её волшебную палочку и сломал пополам. Гермиона пыталась что-то сказать, но Silencio не позволяло издать хотя бы звук. Измученная, избитая она закрыла лицо руками и мысленно позвала на помощь, зажмурилась до белёсых пятен на внутренних сторонах век.

Трое суток он избивал её, насиловал всё там же на полу у камина; хватал за волосы на затылке подставляя лицо как можно ближе к огню, клялся сжечь заживо, заливаясь пьяным истерическим смехом. Каждую опустошённую бутылку огневиски он разбивал вдребезги о стену.

Дождавшись пока он уснёт, Гермиона взвесила все за и против; попятилась к выходу, стеклянная крошка больно впивалась в кожу ступней. Схватив свою рубашку, юбку и ботинки, она как можно тише вышла в коридор, и, не закрыв за собой дверь, побежала. На улице обулась и натянула одежду. Без волшебной палочки, голодная она оглядывалась по сторонам в надежде увидеть кого-то или хотя бы какое-то здание.

Гриффиндорское везение, не иначе — вдали сверкали жёлтые огни фонарей. Гермиона побежала вперёд, как мотылёк полетела на свет. Снег хлопьями опускался на землю и растрёпанную копну непослушных волос Гермионы Грейнджер.

Чтобы не реветь перед ним на полу, у нее недостаточно стержня.
Он, как и всех, ее бил по лицу, сука, он еще достаточно вежлив.
Пьяный уснул лишь на третьи сутки, он ее достаточно держит.
Она убегала там ночью без куртки, а город достаточно снежен.

Малфой проснулся, глубоко вздыхая пересохшим ртом. Утёр ладонями лицо и посмотрел туда, где глубокой ночью уснула Грейнджер.

Ушла.

Гермионе не хватило какой-то капли терпения, чтобы вынести причиняемые Малфоем мучения. А ведь он клялся ей, тщетно пытался внушить — это проверка на прочность. Он больно хватал её за руки, притягивал к себе и отталкивал; кружил в сумасшедшем танце. Если бы она согласилась, стерпела... впрочем, ей никто не дал уверенности в том, что Драко Малфой не лжёт. Ему ничего бы не помешало убить её в этом полузаброшенном поместье на окраине Хогсмида. Все его песни-обещания были напрасны.

Разъярённый, Драко раненным зверем кинулся к окну, сощуренными глазами смотря вдаль. Солнце осветило заснеженное поле и небольшие следы на нём, ведущие к деревне. Её следы с каплями крови. Драко кричал, проклинал её и себя: Грейнджер за сомнения, а себя, да чёрт знает за что, может за маниакальность и страсть к пыткам. Может за то, что не смог удержать; глупо понадеялся на страх жертвы, уверил себя в её непоколебимом подчинении, а она дождавшись, пока он уснёт, сбежала.

Даже мантию оставила.
На память ли, а может просто в спешке забыла?

Малфою было ясно две вещи: он ошибся в ней и её нужно обезвредить. Босыми ногами он спускался по лестнице обдумывая, куда Гермиона могла спрятаться и не успела ли добраться до Министерства. Издав рык, он оделся и покинул поместье.

А может ему повезло, и грязнокровка не выжила. Её сердце остановилось, прекратило разгонять кровь по венам; замёрзла, свернувшись кошачьим клубком прямо на поле, проваливаясь в снег.

Он шёл за ней, следовал припорошенным следам, чётко рисуя в голове картину её бездыханного хрупкого тела. Иронично ухмыльнулся, вспоминая, как умирали его жертвы, измученные и окровавленные.

— Магглы, волшебники, — он сплюнул вязкую слюну, — умираете вы все одинаково.

С плясками, песнями, якобы по эскалатору вниз, как по лестнице Иакова.
Все мы живем в своих разных мирах, но мы умираем все одинаково.
Там на верху тебе покажут кулак, ты вниз поплетешься понуро.
А там внизу в тебя просто плюнут, дурак, и выкинут в урну, дура.

Гермиона боялась, боялась увидеть его снова; найди он тогда её в номере дешёвого отеля, убил не задумываясь. Уничтожил все улики и скрылся вместе с телом. Она проспала пару часов и трансгрессировала в свою квартиру на окраине Лондона. Собрала самые необходимые вещи, отдала ключи и предоплату за пару месяцев вперёд хозяйке и исчезла.

Целых два года Гермиона Грейнджер постоянными переездами скрывалась от Малфоя. Захлёбывалась слезами каждую ночь, содрогаясь всем телом. Сознание подкидывало сцены пытки: удар кулаком прямо в челюсть, противный хруст и скрип зубов. Резкие взмахи рук, сжимающих длинные волосы. Малфой ударил её лицом о пол, алые капли окропили мрамор. Кричали оба: он ожесточенно приказывал подчиниться, она же кричала от боли. Кошки скреблись где-то глубоко, разрывали когтями плоть изнутри. Малфой целовал её в висок, умолял понять его, рассказывал про жену, которую вовсе не любил. Гермиона спрашивала, за что он мучает её и мучил ли Асторию, а он без ответа лупил её по лицу и телу. Ни разу не применил магию, по-маггловски бил Грейнджер.

— Грязнокровке положено маггловское наказание, — говорил он.

Гермиона устроилась в местный отдел магического правопорядка. Исполняла свои обязанности, получая похвалу от начальства. Зарплаты хватало едва ли на оплату маленькой комнаты в пустующей коммунальной квартире. Грейнджер всё чаще просила подработки, чтобы сводить концы с концами. Переписывала бланки, заполняла графики на неделю вперёд. В одну из таких вечерних подработок с ней остался коллега, милый парень на пару лет младше самой Гермионы. Эрик приветливо улыбался ей ежедневно, помогал с работой. Они вместе обедали. Эрик рассказывал о своём обучении в Америке. Гермиона старалась не замечать его двусмысленные знаки внимания, но в ту летнюю ночь Эрик прижал её лицом к стене. Задрал тёмно-синее платье до самой талии и прижался всем телом к ней. Гермиона чувствовала его возбуждение, просила одуматься и прекратить это. Он тёрся носом о её макушку, нашёптывая:

— Расслабься, тебе понравится, — тяжело выдыхал он, — обещаю.

Вы все говорили, что время излечит, но еще достаточно ссадин.
Перед монитором она снова просидит допоздна, босс недостаточно платит.
После работы осталась одна, со сломанными планами на день.
Коллега достаточно сильно прижал ее к шкафу, ему недостаточно сзади.

Уволиться вышло быстро, Гермиона не стала рассказывать причину. Напоследок окинула унизительным взглядом Эрика и вышла из отдела. Не вовремя перед глазами вспомнилось, как Джинни рассказала ей о Роне и Ингрид. Ингрид была её коллегой и одной из близких подруг; знала бы тогда Гермиона, почему рыжеволосая красотка Ингрид так часто бывает у них в гостях. Как оказалось, Рон спал с подругой, а потом и вовсе укатил с ней куда-то на тропический остров.

Этого было достаточно для незамедлительной работы нервной системы, Гермиона потихоньку начала сходить с ума. Депрессия стала единственной и самой близкой подругой, которая с материнской лаской приняла в свои объятия.

Гермиона отчаянно искала спасения. Эротические сны с каждым днём подталкивали её к абсурдным действиям. Каждый вечер один план — платье покороче и кабак. Мало кому удавалось затащить Грейнджер в свою постель после пары-тройки выпитых бокалов. Слишком галантные, слишком воспитанные. Этого было недостаточно, тогда-то она и отправилась поздним вечером в «Кабанью голову». За месяц к ней подсаживались только бывшие школьные приятели, а ей хотелось хоть кого-то незнакомого и не такого приторно-сладкого. Малфой нашёлся сам собой, подсел к ней, нагло чмокнув в щёку.

Муж с ее лучшей подругой в прошлом году куда-то на юга укатил.
С тех пор у нее все достаточно Ново-пассит или Ладиомил.
Она хочет о бедах забыть, потому одинокая в платьице в баре сидит.
И ей на сегодня достаточно просто, чтобы парень не олигарх, а бандит.

Она раз за разом ощущала на теле его фантомные прикосновения, жалящие пчелиным ядом. Трясла головой, крича в пустоту, прогоняя мираж — его спальня, такая уютная, освещенная плясками огня в камине. Проводила пальцем по груди, шее и плечам; обводила следы его укусов, шрамами, оставшимися на её теле. Рисовала дикую картину пытки, мучая себя. Кромсала самые тёплые воспоминания из прошлой жизни, замещая эротически-смертельной пыткой персонального инквизитора. Сжимала ткань джинс побелевшими костяшками пальцев, нуждаясь в его тепле. Сумасшедшая не иначе. Повторяла шёпотом каждый его комплимент. Вглядывалась в его вытянутое лицо, освещённое неестественно-синим светом Люмоса; серебро стало голубым, Гермиона запомнила каждую крапинку его радужки, обрамлённую темной каёмкой надежды.

Шепчет на ухо словами поэта что-то достаточно нежно.
Она положила ладони к нему на колени; Похер, не Versace, а Bershka.
Скоро мосты, они вызывают такси, достаточно в спешке.
Она смотрит в его голубые глаза, они дарят надежду.

Оставшись дома, она сняла с себя халат, оставаясь нагой. Вспоминала прошедший день. На улице к ней подбежал мальчишка, его лицо было измазано сажей. Он протянул ей яркую брошюру с изображением крыши. Грейнджер отправилась туда, заворожённая представлением вида с высоты птичьего полёта. На месте ей встретилась толпа людей, таких разных, от богачей до бедняков. Все они смотрели на красоты Парижа, восклицая, слушая экскурсовода. Ей хотелось расправить крылья, взмыть ввысь точно птица. Раствориться в пушистом облаке, забывая обо всём навсегда.

Плотно закрыв окно и дверь, Гермиона подошла к кухонной плите, глаза широко распахнуты, губы дрожат. Правильность её действий была, безусловно, отрицательной, только кого это сейчас волновало. Гермиону Джин Грейнджер забыли все, даже верные друзья не заметили её пропажи. Она провернула все четыре конфорки, вдыхая кисло-горький запах газа. Медленно сделала пару шагов назад, не глядя, опустилась на стул. Закинула ногу на ногу и откинула голову назад; в последний раз погружаясь в болото похоти. В последний раз, ощущая поцелуй Малфоя на тонкой шее, а затем и укус, жадно-звериный.

Вокруг или голь перекатная или элита; или грязь, или стразы.
Ей недостаточно роста, она хочет взлета так, чтобы ярко и сразу.
Она обнажит свое тело снимая все лишнее, как при огранке алмазов.
Теперь для полета в ее кухне закрыто окно и достаточно газа.

Все двадцать шесть лет смешались в безобразное пятно. Первые детские воспоминания, родители и Хогвартс. Учебники и исписанный пергамент, приключения и битва. Мёртвые и живые, всех она видела своими коньячно-карими глазами; оплакивала их и свои страдания. Сказали бы ей тогда, что её ждет через каких-то несколько лет — она бы рассмеялась. Всю жизнь её пугала смерть, в самых критических ситуациях она отгоняла от себя старуху с косой. Умирать оказалось совсем не страшно. Всё, что Грейнджер смогла почувствовать — долгожданное спокойствие. Наконец-то она поняла тех, кто умирал на её глазах, даже Пожирателей Смерти, которых казнили. Она, как и все умирала, смиренно закрыв глаза.

С плясками, песнями, якобы по эскалатору вниз, как по лестнице Иакова.
Все мы живем в своих разных мирах, но мы умираем все одинаково.
Там на верху тебе покажут кулак, ты вниз поплетешься понуро.
А там внизу в тебя просто плюнут, дурак, и выкинут в урну, дура.