Грегори Гойл
Грегори Гойл.
Просто имя, пшик, назойливая тень за плечами слизеринского принца Драко Малфоя.
Мальчик, угнетётенный тираном отцом, недолюбленный сварливой матерью, натерпевшийся издёвок от двоюродных братьев и сестёр на семейных сборищах. Круглолицый задира, чей гнев с каждым годом креп, впитывался в каждую клетку организма. Гнев, что затмил все другие чувства, но вмиг обратившийся в страсть.
В страстное параноидальное желание обладать ею.
***
Отец сообщил ему о битве за ужином. Будничным тоном он в общих чертах описал незамысловатую стратегию под своим командованием и наказал действовать чётко по плану, цель которого была раньше других учеников, успевших получить метку, добраться до подружки Гарри Поттера и убить её.
— Но как?
— Сын, не мои заботы то, как именно ты расправишься с грязнокровкой, — Гойл-старший устало потёр кончиками пальцев переносицу. — Просто следуй приказу господина. Импровизируй. Только сделай это быстро, пока сопротивление будет сосредоточено на нас и мальчике-который-никак-не-умрёт.
— Грязнокровка... — раньше он без задней мысли поговаривал это слово, называл им эту самую девчонку, но сейчас внутри будто что-то сжалось настолько, что содержимое желудка едва не вырвалось наружу. — Эти трое всегда вместе, они защищают друг друга даже под страхом смерти.
— Глупое гриффиндорское самопожертвование во имя добра, — отец скривился. — У тебя тоже есть друзья, пусть Малфой и Крэбб отвлекут Поттера и Уизли.
— Я попробую...
— Ты сделаешь это, чего бы тебе это ни стоило, сын! За нами победа, пока наш господин Тёмный Лорд возглавляет нашу армию. Ты не имеешь права упасть в грязь лицом.
— Да, отец.
Грегори в повиновении опустил голову.
Отец собственноручно накажет его, если план провалится, и грязнокровка выживет. Нет и тени надежды на форс мажор или милость Мерлина. Гермиона Грейнджер умрёт, и именно ему придётся запачкать руки грязной кровью.
— Можешь идти, нам с матерью нужно поговорить наедине.
Миссис Гойл, всё это время сидевшая за столом без права даже вздохнуть громче дозволенного, наконец заговорила:
— Будь умным мальчиком, Грегори, — в её голосе просияло сочувствие, липкое, тягучее сожаление о тяжкой доле сына. — И будь осторожен.
— Да, мама.
«Будь осторожен? Какая к чёрту осторожность во время войны? Только чудо убережёт всех нас от смерти, а я сам стану палачом для кого-то... я не хочу этого! Я не прощу себе её пролитую кровь».
Грегори вышел из столовой, сдерживаясь не хлопнуть дверью со всей силы, чтобы она слетела с петель.
Магия внутри бурлила вместе с кровью в жилах и отдавалась яростной болью в области сердца. А ведь кто-то считал, что у него нет сердца. Не пресловутого незаменимого органа, а сосуда, где пряталась невесомая практически эфемерная душа.
Прямо сейчас его душа разрывалась в клочья с болезненным вдохом-выдохом, паром, слетающим с потресканных губ.
Привычный холод родного поместья не спасал, наоборот, его катастрофически не хватало.
«Заморозьте меня! Мерлин, молю, забери всё моё тепло».
Тепло всегда ассоциировалось с ней. Грейнджер источала собой свет, дарящий надежду и спокойствие. По крайней мере так считал он, и наверняка её друзья — счастливчики, которым повезло быть рядом с ней.
«И где же она сейчас? Кому вновь повезло согреться в её лучах»?
Гермиона заправляет за ухо выбившуюся из причёски непослушную каштановую прядь и забавно морщит нос.
— Эй, Гермиона, не поможешь мне? — улыбается ей Рон.
Она согласно кивает и подсаживается к нему, заботливо опуская сумку на пол.
Они о чём-то шепчутся, и Гермиона прячет улыбку бледной ладонью.
— Голубки, — Драко неожиданно подходит ближе и кривит лицо в отвращении, глядя на гриффиндорцев. — Ещё бы поцеловались прямо здесь, или и того хуже...
Драко сильнее кривится, а затем разворачивается на каблуках и уходит.
Воспоминание, не вовремя подкинутое воспалённым разумом, вынудило его остановиться, обернуться на девяносто градусов и выпустить разрушающее проклятие в изящную вазу, подаренную когда-то их семье миссис Забини.
Годы тренировок в беспалочковой магии и всё для того, чтобы разнести вдребезги бесполезный кусок фарфора?
«Браво, Грегори, ты превзошёл самого себя».
Ей бы подобный выпад не понравился. Скорее всего, Гермиона заставила бы его починить вазу и обратиться к колдомедикам за помощью для управления гневом. И он бы послушал её. Совершенно точно. С виноватым, абсолютно искренне, видом взмахнул бы палочкой, произнёс «Репаро» и вернул бы вазу на законное место. Извинился бы перед ней, а заодно мысленно перед миссис Забини и на всякий случай перед Мерлином. И позже со спокойной душой аппарировал бы в Мунго.
Отдай она приказ выполнить что-то ещё, и он бы без лишних вопросов выполнил.
И как давно он превратился в ручного пёсика? Когда механизм сломался? Что произошло для того, чтобы грязнокровка Гермиона Грейнджер полностью подчинила его волю себе?
Почему Грегори Гойл впервые влюбился? А главное, в кого...