Террариум

Это был отвратительнейший сон. Настолько по сути своей ужасный, что даже если бы спать хотелось невероятно, желание проснуться победило бы. И тело изломанно болело, и голова гудела; посреди горла стоял странный, душащий дискомфорт - надо же, сон выдался настолько плохим, что даже тело ощущалось по-своему разбито и потасканно.

«Что только не приснится в ночных кошмарах. Бред какой... Под лопатками так холодно. Голова болит. И почему кровать такая жёсткая, словно не своя?» - подумав об этом, Армин с трудом разлепил глаза.

И понял, что лежит далеко не в кровати.

* * *

- И зачем он только под нас копать начал?

- Не знаю и знать не хочу, - мужчина безразличино пожал плечами, сплевывая на газон. - Малолетка. Лет пятнадцать, может. Думает, что самый умный. Хуй знает.

- И вот он нам нужен? С ним куда больше проблем, - чёрные волосы по плечи легко приподнялись на ветру. Их обладатель склонил голову набок.

- Не-ет, Джек, это он бы нам проблем доставил. Вовремя заметили.

- Это да, а сюда его тащить зачем? Нельзя было сразу, что ли...

- Вот сейчас Брайт придёт, все и спросишь. С твоей-то любознательностью можно и на его месте оказаться.

Парень, который казался как минимум на добрый десяток лет младше своего собеседника, - и даже вопреки этому его впалые глазницы, утопленные в молодом лице, отдавали недоверием, - испепеляюще посмотрел на мужчину и повел плечами, ссутулившись.

- Заткнись, Элайджа.

Последнего аж передернуло. Он уставился на парня, что отчужденно и холодно смотрел куда-то сквозь собеседника. В душе он хотел задушить эту выскочку - и сделал бы это, не посмотрев, что тот обладает чудесной привилегией малого возраста, да только общая тайна позволяла стоять по одну, а не по разные стороны баррикад.

- Я-то что сказал? Меньше знаешь - крепче спишь. Этот малой сам виноват.

- Мы что, какой-то цирк? Мышку сначала отлавливали, а теперь нянчиться с ней будем?

- Ни с кем Брайт нянчиться точно не станет. Но хуй знает, что он там задумал, - Элайджа всегда надеялся на старшего, потому что лучше напарника он не мог найти. Пусть и приходилось чуть реже, чем всегда вершить его волю. В правило вошло то, что Брайт априори не допускал ошибок.

- Видимо, придётся опять плясать под его сраную дудку. И что я тут вообще делаю?

Мужчина изогнул бровь: взгляд на миг блеснул удивлением, будто ему стало весело и в новизну то, что даже оказавшись в своём положении, Джек все ещё возражает.

- Тебе напомнить? Напомнить, как мы по доброте душевной вытащили тебя из этой дыры год назад? - Элайджа сделал шаг ближе, заставив другого отшатнуться. - Мы думали, что ты станешь помогать нам, инфу всякую копать, а ты не мог отказаться, потому что вариантов-то у тебя и не было. И с чего ты возомнил, Джеки, что сейчас они у тебя есть? Ты очень неплох, мы сразу в тебе это разглядели.

- Хватит мне в уши лить, - поморщился парень, и его отрешенное лицо в этот момент исказилось странной гримасой, словно камень обрёл жизнь.

- Да ладно. Ты подавал надежды. Знаешь, что сказал о тебе Брайт? «Солдат, машущий ружьём, но не знающий, что из него нужно стрелять». Но ты круто изменился. Не надо себя недооценивать, просто делай то, что говорят.

- Мне придётся это сделать, ведь, блять, как иронично, что не только Форстеры по пояс в долгах.

- Рад, что ты это понимаешь. Не создавай себе и нам проблем.

- Если мы хотим нажить проблем, то стоит дерзать, - огрызнулся Джек.

- В смысле?

- Сейчас нам не нужно лишнее внимание, по крайней мере, пока мы не провернем это дело с Форстером. А он всем друзьям, наверное, растрепал.

Элайджа усмехнулся.

- Похоже, тебя задела наглость этого мальчишки. Но если он потрепал твоё самолюбие, то потерпи немного, совсем скоро у тебя будет шанс ему отомстить.

* * *

Четыре бетонные стены давили не хуже прессовочной машины. Даже не столько стены - черт бы их побрал - скверный грязный пол, потресканная то ли штукатурка, то ли что это вообще? - это не было его комнатой. Не было домом.

Не было дерьмовой шуткой.

Постепенно Арлерт начал оживать. Сперва проснулись острые чувства. Очнулась задремавшая боль, ежесекундно напоминая о своём присутствии: болела невидимая полоса на шее и голова - казалось, он весь полностью состоял из этой ломаной боли.

Потом постепенно пришел слух: треск полурасколотой тусклой лампы где-то в потолке звучал как рой потревоженных мух, а её свечение, хоть и бледное, но контрастно-желтое, раздражало глаза.

«Где... Что за место?»

Вопросы начали с неимоверной скоростью появляться в голове, стоило воспаленному сознанию вернуться окончательно. Едва приподнявшись на локтях, Армин оглядел помещение - его бросило в ледяной пот, а сердце застучало так, что в груди стало фантомно больно.

Он понял, где и почему оказался. Но это не решало проблему, не решало абсолютно ничего, и если был способ выбраться отсюда, то... Способа не было.

Он истерично подскочил на ноги, опираясь о треснуто-гнилую стену, пошатнувшись. Колени с лодыжками дрожали, словно пола под ними вообще не было, а в районе горла саднило, поэтому хотелось кашлять. Всё состояние реально напоминало забытьё, и лишь события прошлых дней и произошедшего накануне были чёртовым доказательством, что Арлерт не спал; ему отчаянно не хотелось верить.

«Нет, нет, нет, это ведь... Бред».

Армин почувствовал, как вспотели его ладони и как к горлу подкатил ком. Ему практически не верилось, что это взаправду происходило с ним. Мир сжался на этой отвратительной комнате, кровь застучала в висках, и он ощутил себя маленьким мальчиком, искренне не понимающим, почему мама не придёт.

Живот скрутило; покрывшаяся мурашками от озноба жемчужная кожа - «Почему она так побледнела?» - с жутким чувством подумал мальчишка, забиваясь в угол, подтянув острые колени к себе, - показалась чересчур тонкой, способной пойти по шву из-за любой царапины.

И Армин осознал, насколько он уязвим.

Он задохнулся в безысходности. Почему именно он? Почему просто не пошёл в полицию, из-за чего оказался здесь? Почему не боролся до конца, будучи преданным собственным разумом?

Почему?

Обняв себя за колени и уткнувшись лицом в это импровизированное гнездо в попытке обрести защиту, Армин старательно отгонял мысли о самом худшем, что могло произойти. Сорванное дыхание, что никак не могло выравняться вопреки стараниям, лишало возможности нормально успокоиться.

«По крайней мере, остальные в порядке. Они знают про маму и Франческу, но они им не нужны. С ними все будет хорошо, - повторяя это, словно личную мантру, он дрожал и искусывал губы до крови и глубоких ран. - Просто нужно... немного подождать. Все будет хорошо».

И он правда старался верить тому, на что проецировал свои мысли. Просто верить и думать, что так и будет, чтобы не дать страху окончательно подавить себя, - даже сейчас его сердце проламывало ребра своим стуком и отдавалось в висках слишком быстрым ритмом.

Неизвестно, сколько времени успело пройти: две минуты или два часа - оно замирало и утягивало в омут чудовищного ожидания, и каждая гребаная секунда была похожа на сгоревшую спичку в коробке; но, по законам этого неимоверно жестокого мира, коробок не мог быть бесконечным.

До слуха Армина донеслось подозрительное копошение; это заставило его поднять голову. Он поднял глаза перед собой, и в это мгновение его сердце оборвалось и упало куда-то вниз. Арлерт нервно прислушался к шуму и сумел разобрать несколько голосов за дверью - несмотря на то, что выглядела та неимоверно тяжёлой и несдвигаемой, приглушенный звук пробивался сквозь пласты железа, как пробивалось отчаяние и детский испуг через пытающуюся храбриться сущность мальчишки.

Наблюдая, как между дверью и стеной появляется слабый просвет и как он увеличивается, Армин прижался лопатками в угол еще плотнее и обратил внимание на дрожащие пальцы. Он был в ужасе, так как знал, что это были они.

Люди, которые хотели убить таких же детей, как он, ради денег. Люди, которые следили за его семьёй. Люди, похитившие его.

Армин слышал их приближающиеся шаги. Они тоже казались ему звериными, ведь он знал сущность этих людей, знал их желания - по желаниям всегда можно определить, кто кем является, - и ему казалось, что эти псы растерзают его на кусочки и сожрут.

Двое из них переглянулись - третий лишь сверлил взглядом, выглядя безэмоционально-бесчувственно, как робот. Отчего-то именно это лишённое жизни выражение пугало куда больше, чем заинтересованно разглядывающие глаза остальных.

- Вы посмотрите. Такой маленький воробышек, а зазеваешься - без глаз оставит, - один из похитителей фальшиво улыбнулся, - прямо как ты, Джеки, в самом начале, да?

- Не сравнивай меня с ним! - тут же резко отозвался второй. Арлерт молча наблюдал за их коротким диалогом.

- Да брось, не о тебе сейчас, - вмешался третий, выходя из полумрака и открывая взор на себя окончательно.

Армин замер на месте, как вкопанный, от страха позабыв все на свете, с диким, неописуемым ужасом понимая, что ему слишком знакомо это лицо.

- Что, не узнаешь?

Их с Эреном давняя и, казалось бы, безобидная шалость в виде рисунков на сайдинге чьего-то дома всплыла в памяти и ударила по голове - в горле пересохло. Тот самый мужчина, который едва не поймал их, возвышался над Армином, и его длинные волосы и громкий свирепый голос возвратились в виде воспоминания.

Опасность всегда была так близка...

Если бы Арлерт лишь знал, что с того самого момента ему стало известно лицо одного из них... Если бы он только предположил, что похититель жил с ним на одной, мать его, улице! Это совпадение не произошло бы в тот раз, выбери они другой дом и другое время! Он бы не подверг опасности лучшего друга!

«Он знал меня. Он следил. Он каждый день... Он...» - и до Армина дошло, откуда взялся конверт. Откуда было известно о его жизни. Его комната была лишь прозрачным аквариумом, и он чудовищно ошибался, когда думал, что взаправду был в относительной безопасности.

Весь мир сжался вокруг него одного; словно везде включили звук и свет, как будто раньше он был глух и слеп, а сейчас прозрел, и перед ним на столе вскрыли все карты, вытащили тузы из рукава, о которых он не знал и которые вынудили его быть обманутым собственной беспомощностью.

- Тебя не учили, что инициатива наказуема? - похититель, которого мальчишка видел впервые, прищурился.

- Я не... - Арлерт не подумал, что ответить, чтобы не быть убитым в ту же секунду, но знал, что перечить лучше не стоило. Он втянул голову в плечи.

- Ты бы знал, сколько хлопот нам доставил. Как же вы все бесите со своими благородными рвениями! Тупые подростки! Вечно вам мир менять надо, ровно не сидится!

Это было сказано другим мужчиной, и его Армин тоже узнал. Та же кожаная куртка и засаленные высветленные волосы на одну сторону. Парковка. Ну конечно. Слишком много убивающих воспоминаний.

Мужчина не унимался:

- Герой, думаешь, нашёлся? Мелкая шавка, да если бы в твою голову не пришло лезть туда, чего твоя ничтожная жизнь вообще не стоит, жил бы себе спокойно! А теперь посмотри, где ты? Думал, у тебя получится остановить нас?

- Я не лез к вам! Я просто хотел спасти их, - осознав, что только что сказал, Армин больше не мог сдержать слез: они медленно покатились по его коже.

- В этом мире все решают деньги и только деньги. Пока ты этого не поймёшь, нихуя ты не сможешь. Хотя, ты все равно ничего уже не сможешь. Попробуй что-нибудь сделать, мне очень хочется посмотреть, как червяк бросается на льва!

- Да, попробуй! - третий парень со стеклянным взглядом, до этого проронивший лишь одну короткую фразу, поддержал напарника, но ни коварной улыбки, ни резких движений так и не последовало за этим.

- Зачем вы трогали мою семью? - казалось, этот вопрос высасывал все соки, и, как только он сорвался с губ Арлерта, ему показалось, что вместо слов падали булыжники.

- Мы к ним и пальцем не притронулись!

- Вы следили!

- А ты что, думал, что мы не будем этого делать? Блять, от твоей наивности блевать хочется! Ты портишь все нам - мы портим тебе.

- Твоя семья и твои друзья стали отличной «суммой под залог». Ты узнал слишком много и зашёл чересчур далеко. Поэтому было бы вполне справедливо лишить тебя твоих близких.

Армин затрясся. Его словно схватили за шкирку и сунули в другую реальность, в которой он захлёбывался, как ребёнок, не умеющий плавать. Его друзья и семья были в опасности из-за него одного, из-за его маленькой и глупой попытки. Он был виноват, но это «виноват» как явное последствие кошмара, в котором он оказался, только доказывало, насколько плохо все было.

- Я не хотел, чтобы кто-то был убит! Вы делаете ужасные вещи! И я не желал смерти вам! Почему вы помогаете Форстеру? Он вам заплатил, да? - голос надломился, и взгляд расплылся от обильных слез - он глотал их и шептал настолько громко, насколько мог, однако, даже несмотря на это, все равно с треском выдавал свой страх.

- Ты до сих пор не понял? Тупая ты тряпка! Мы можем убить всю твою семью, где бы она ни была, и им не спрятаться! Нет нахуй никакого доброго мира, все наживаются на других ради денег, ради выгоды, - похититель остановился, чтобы продышаться, и Армин поклялся, что в эту секунду в тишине помещения даже треск тусклой лампы был сравним в разрядом тока по его телу. - Посмотри, как лишняя осведомлённость убивает. Ты живёшь в грязном мире, и даже ты делаешь его ещё хуже. Мы бы не знали о тебе. Но ты, гаденыш, разносишь то, что не должен. Страх всегда будет преследовать тебя, потому что такие жалкие подстилки, как ты, не должны знать слишком много. Пешка должна оставаться пешкой, лишь так она сможет выжить.

- Не трогайте мою семью!

Собрав в себе утекающие силы, Армин вскочил на ноги, размазывая по щекам слезы, которые жгли его глаза, пока злые слова - он хотел закрыть уши и не слушать их, но способен был лишь запуганно трястись - порождали собой новые горизонты паники.

- А то что? Каким хуем ты вообще приказываешь? Ты сам виноват в том, что они могут умереть! Видишь это? - кожаная куртка одного из мужчин была вздёрнута, обнажая перед Арлертом блеснувшее лезвие ножа с темной рукояткой, спрятанное во вшитый карман. - Я могу сделать все, что хочу!

- Тогда убейте меня прямо сейчас, но их не трогайте! Они ничего не знают, я клянусь!

Он не узнал собственного голоса. Затравленный, пронизывающий насквозь. Если бы Армин посмотрел в собственные глаза, то увидел бы столько сырой безысходности, что захотел бы сжаться в комок и исчезнуть навсегда.

- Заткнись! Ты все равно сдохнешь! - рявкнул второй мужчина.

- Так убейте меня! Если... - мальчишка почувствовал, как тяжёлый ком бурляще обвалился на него, - если это гарантирует им безопасность, то просто убейте!

- С чего бы нам верить тебе?

- Я ни о чем им не сказал, никому из них! Прошу, они не знают! Н-не надо! Я сделаю что угодно! Лучше умру я, чем они!

Гробовая тишина пронзила воздух слишком резко, а потом Армин понял, что сказал - на самом деле истерично выкрикнул - последнюю фразу слишком громко и надломленно, захлебнувшись в отчаяннии.

Эта тишина могла продолжаться целую вечность, но резкий сухой смех рассыпался, как гравий по этому бетонному полу. Как смеялись умалишенные люди, глядя в собственное отражение.

Арлерт метнул бегающий взгляд на третьего. Этого незнакомца он видел впервые и успел позабыть о нем, пока двое похитителей морально раздирали его в кровь, - молчавший до этого мужчина смотрел на мальчишку, как смотрит ребёнок в клетку с кроликом, и открыто наслаждался состоянием Армина.

- Джек, дай-ка мне нож. Если он действительно не боится сдохнуть, - мужчина прищурился, словно выбирая, где оставить первый шрам.

Арлерт задрожал, не понимая, зачем вообще это сказал. Умереть за кого-то - одно. А видеть человека, готового взаправду убить тебя, крутящего нож в руках, - совершенно ни в какие рамки не идёт с первым. У Армина началась паника. Он прикрыл живот локтями и сжался.

- Хочешь погеройствовать - вперёд. Только, видно, ты лишь на словах такой смелый, - рассмеялся незнакомец.

И после этого омерзительного смеха он начал подходить ближе; едва Армину хотелось не провалиться сквозь землю, когда тот подошёл почти вплотную, зажав его в углу. Он инстинктивно выставил сжатые кулаки, оставаясь при этом все ещё беззащитным.

Лезвие коснулось его щеки и прошло чуть ниже, но нажима не было достаточно, чтобы оставить след. Армин повернулся и прикусил язык, ведь и вправду был в шаге от того, чтобы забито заскулить. Соприкосновение металла и кожи отдалось холодным уколом.

- Не надо, пожалуйста. Я сделаю все, что хотите, - повторил он; к концу фразы голос Армина сошёл на нет, и говорил он практически одними губами.

- Все, что угодно, говоришь? Заманчивое предложение. А что ты можешь нам предложить?

И его приближающиеся губы расплылись в самодовольной кривой улыбке. Армин прекрасно мог видеть её, потому что даже тем способом отгородиться, чтобы просто опустить голову вниз, теперь не обладал: подбородок резко вздернули вверх шершавые грубые пальцы.

- А ч-чего вы хотите?..

Пауза длилась вечность.

- Отсосешь мне?

Лицо Армина перекосило в гримасе ужаса. Он не смог понять, в какой момент засохшие дорожки слез на его щеках вновь стали горячими, а в груди что-то сдетонировало - он хотел оттолкнуть незнакомца от себя, выбежать отсюда и нестись, пока лёгкие не взорвутся. Это было омерзительно, и едва ли можно было в полноте осознать, что должно было произойти и о чем вообще его просили за гребаную жизнь.

Он правда должен был запачкать свое тело, чтобы потом быть униженным и оскверненным, но живым?..

- Что вы такое говорите... Я же не... - пробормотал он и начал стремительно бледнеть, словно кровь разом отлила и начала превращать в измятый ком бумаги.

Мужчине не нужно было ничего говорить: мальчишка и так понял, насколько вспыхнула в нем свирепая искра, растекшись изнутри, потому что язык тела говорил за него. Руки незнакомца дернули его за волосы, держа так, что лучше было бы провалиться прямиком в ад, чем быть зафиксированным этими беспощадными руками - похититель был готов вообще на все, и его ни секунды не волновало, что в хватке дрожал всего лишь ребёнок.

- Н-не... - попытался возразить Армин, и его лепет дал понять, что язык залетается, - мальчишка хотел бежать, укрыться, спрятаться, сделать что-то, но все, на что он был способен - вжиматься лопатками в стену: лань перед толпой браконьеров.

Самый старший из них рассмеялся. Сухо, прокуренно, словно кашляя; «Не говорить так? Неужели родители не учили, что врать плохо? Ещё ни разу? - румянец густо покрыл его лицо: это было настолько блевотно-мерзко - и не ппосто из-за отвратительного запаха изо рта, - насколько и непристойно-ласково; - Неужели? Что-то ты не договариваешь. Такая куколка - наверняка перед всеми старшеклассниками ноги в туалете раздвигал?»

Но Армин запутался в эмоциях мужчины, как запутался в собственных страхах, - что-то разглядев ниже его лица, похититель снова жутко улыбнулся и издевательски произнес:

- Вы что-то перестарались, - он провел шершавой подушечкой пальца по контуру одной из болезненных точек на шее и - вполне неожиданно - ткнул прямо в центр темнеющего синяка.

Армин дёрнулся от боли, зашипев, но вместо сопротивления лишь сжал губы, которые казались чудовищно-заалевшими на контрасте с почти белой кожей.

- Бедняжка, они тебя просто изуродовали... - издевательский тон потонул в наслаждении похитителя. Ему так чертовски нравилось играть со своей жертвой, доводя до края.

«- ...это не так уж и забавно - смотреть в дуло заряженного ствола».

Армин будто обжегся. Ноги стали ватными, это всё равно было безумно ощутимо; любая мысль сбивалась будто прицельным огнём. До Армина давно уже дошло, что он осекся, что не удержался и свалился в этот обрыв, в эту бездну, что поддался, но что-то снова ударило под дых, и он поднял глаза, натыкаясь на жуткие взгляды своих похитителей.

Сознание покосилось, когда чужие губы коснулись того места, где ранее подобно ядовитой смертоносной анаконде сжималась веревка, а сейчас остался темнеющий след. Армин едва схватил губами воздух, и его кадык истерично дёрнулся вверх-вниз, стоило ему сглотнуть.

- Что, уже испугался? - от опаляющего ухо голоса внутри свернулся отвратительный - «Я не должен... Я не... Показаться слабым...» - ком, состоящий из кошмарных мыслей и липкого сырого страха, от которого Арлерту свело скулы, - «п-пожайлуста, пусть это закончится. Это закончится, ведь так? Это... Это сон? Я хочу проснуться...» - Армин едва дышал, а все тело сковывали такие волны страха, что вздох больше не мог быть ровным, врываясь в легкие удушающей рваной и холодной идеей «бежать» с привкусом собственной крови.

- Брайт, хватит с ним. Может, просто прирежем? - равнодушный вздох раздался из-за спины мужчины. Парень с чёрной длинной копной звучал так, словно спросил совершенно обыденную вещь.

- Какой-то ты нервный сегодня, Джеки. Правда, Армин? - Арлерту стало горько и противно от того, что его имя было сказано этими чудовищами. Задумываться о том, что они вообще знают его имя, было поздно: они вправду знали все обо всем. - Как считаешь, поможем моему другу расслабиться? - и мужчина отдернул мальчишку от угла, в который он забился; пискнув, Армин свалился на колени.

- Давай, поработай для него, - старший кивнул. Он в встретился с глазами парня и сделал шаг назад, давая тому место. Замотав головой, Арлерт истерично всхлипнул, попытавшись отползти, но носок ботинка мужчины упёрся ему меж лопаток.

С ледяным и по сути своей совершенно бесчувственным взглядом, не выражавшим ни капли сожаления или жалости, Джек смотрел на него сверху вниз. Его словно не существовало вообще в человеческом облике. Болезненно-острые черты его лица сами со себе источали озлобленность, хладнокровную сосредоточенность. И в пустых колючих глазах плескалось желание и вседозволенность.

- Начинай, - приказал он тоном, от которого у Армина силы готовы были покинуть тело, барабанные перепонки - порваться, сердце - остановиться.

Рассудок помутнел. Голос слился со звуком его частых вздохов; оказавшись в этом капкане между двух мужчин, один из которых расстегивал ширинку, а второй за спиной выглядел так, словно мог свернуть шею отточенным быстрым движением, - пожалуй, он мог, - Арлерт захлебнулся в умоляющем шёпоте: «Пожалуйста, н-не надо... Пожа...» - и среди этих неиндифицируемых просьб дрожало его сознание, и дрожало так ужасно, что Армину хотелось оглохнуть. И ослепнуть, и перестать чувствовать вообще.

Он отвернулся от чужого паха в мгновение, когда рука Джека больно схватила его за волосы. Наблюдать то, что он увидел, было более, чем мерзко, и Арлерт не мог пересилить себя, чтобы просто сделать это, ведь сделать то, что они ему говорили, было невозможно. Он трясся, оттягивая момент, и слез на его лице стало достаточно, чтоб кожа покрылась солёной влагой и испариной. И, приоткрыв глаза, замер от знакомого блеска. Блеска лезвия, оказавшегося у его шеи.

Чувство острия ножа на коже он не сможет забыть никогда - осознание собственной жизни, вот-вот готовой утечь сквозь промерзающие панически-дрожащие пальцы, заставило помещение сжаться, обволакивая полностью в бетонный вакуум, давя голос, сознание, и единственное «не надо», что удалось шёпотом выплюнуть из губ, судорожно сжимая их в попытке не завыть от безысходного ужаса - Арлерт до краев сознания почувствовал, как пламенем в черепной коробке рождается «я не хочу умирать». Это грозилось расколоть мир на осколки и превратиться в бесконечное страдание.

Мужчина медленно провел губами и звериным дыханием по коже шеи, оставив после себя послевкусие, что тут же захотелось смыть или содрать, и, как бы играючи, нажал на острие ножа - лезвие опасно кольнуло в шею, и точечный укол отозвался под сердцем: оно колотилось так, что звук бился в ушах и смешивался со звоном. Достаточно, чтоб даже сглотнуть во второй раз было невыносимо, но недостаточно, чтобы убить. Армин вздрогнул и зажмурился, замерев, словно это было единственным спасением - раствориться в воздухе. Его шатало, и непробиваемая корка ужаса металась вправо-влево-вверх, и от мужчины веяло необузданной непредсказуемой жестокостью - пламя безумия перетекало из хищной улыбки похитителя в глаза Армина, беспорядочные и молящие высшие силы о помощи.

- Если ты не начнёшь прямо сейчас сосать, я вскрою тебе глотку.

Глоток воздуха, который Армин по инерции сделал в эту секунду, показался ему последним. Кислород словно превратился в бетон, заливая собой альвеолы, застывая в груди неимоверно тяжёлым камнем. В душе все... умерло. Именно в это мгновение прошло по сознанию, раскрошив его. Отобрало его чистоту. Отобрало его самого.

Как когда вводят иглу, инстинктивно сжать что-нибудь под своей рукой: футболку, свои джинсы или собственный палец - Армин вцепился в ткань джинс, пока его нос начал биться об чужую кожу лобка. Он стискивал хватку пальцев сильнее, чтобы легче было пережить этот унизительно-отвратный момент. Внутри все рушилось, обваливаясь по кускам и обломкам. Он чувствовал, как становится грязнее с каждой секундой и каким ничтожным он теперь будет.

И приказ проглотить то, в чем мальчишка едва не захлебнулся вместе со слезами, спровоцировал взрыв. Это было слишком.

Армин высвободился из хватки, оттолкнувшись. Ему удалось хаотично упасть назад. Хотелось исчезнуть навсегда, но среди чужих ног и рук, беспорядочно хватающих его, он уже сейчас был опозоренным.

- Ну куда же ты? Вечеринка только начинается, - больно сжав пальцами его плечо, мужчина с высветленной прядью подорвал его. Затем его рука ловко переместилась на шею, и ладони были везде - они лапали и бесстыдно трогали. Армин вырывался и бился, но его несчастные попытки противостоять чужим прикосновениям лишь раззадоривали мужчин.

- Не надо! - он истерично брыкался, вопил и до невозможности больно падал на холодный пол, просто чтобы через долю секунды быть вздернутым, и снова падать, падать, падать в эту бездонную яму, в боль, и разбиваться вдребезги, кроша по воздуху просьбы и последние остатки отступающих сил.

Он чувствовал, как одежда исчезает с его тела рваными движениями и клочками. Пытался помешать этому, но с каждым новым открытым сантиметром его тела холод становился все более осязаемым. Армин не предполагал, что ад ощущается именно так.

Когда широкоплечий похититель - кажется, пару раз ему бросили «Элайджа» как быстрое обращение, но это не было важно, ведь Армин не хотел знать имён тех, которые причиняли ему эту боль, он лишь знал, что навеки возненавидит то, как они звучали, - тянул вниз его шорты, Арлерт встретился с глазами, и выражение исказилось, пошло трещинами разбитого стекла, - в мальчишечьих глазах бушевал шторм, накрывая огромными волнами все его существование.

- Посмотри на себя. Такая тряпка сгодится, лишь чтобы собственную кровь с пола слизывать.

Трое не могли не смотреть на него, не упиваясь тонким, покрывшимся мурашками телом, сжавшимися плечами в попытке закрыться; с животным восхищением на это лицо, искаженное страхом боли и смерти, залитое слезами и растрепанными беспорядочными волосами.

Он был белым, как снег, - но налитые ярким оттенком пряди не могли побледнеть - его макушка сияла вне зависимости от того, настолько Арлерт был раздавлен и испуган - но он обязан был полностью превратиться в гноящуюся отёкшую рану, куда можно было заливать яд.

- Брайт! - Джек резко выставил руку перед напарником, - дай мне нож! - при этом приказе мальчишка брыкнулся, но Элайджа, держащий его намертво, оказался блокатором отчаянных попыток. - Хватит сопротивляться. Ты что, не понял, что это бесполезно?

- Что ты хочешь сделать? - старший протянул ему оружие, с беспощадным интересом уставившись на картину, словно ему было интересно, что Джек решит отрезать: палец, ухо или выколоть глаз?

- Меня бесят эти патлы.

- Нет, не надо! Нет! Нет! - осознание сжало ком в горле; все вплоть до кончиков пальцев похолодело; сердце едва не воспламенилось от бешеного ритма.

- Заткнись! Я отрежу тебе язык!

Он не мог на это смотреть, хотел бы и не чувствовать, и, зажмурившись, зашёлся в слепом крике неверия. Он знал, что лезвие оказалось непозволительно близко к его голове, и рука сзади дёрнула его за волосы - в следующий миг та же рука без доли сожаления кинула на пол прядь.

Арлерт смотрел, как волосы, его светлые гладкие волосы упали на грязно-серый бетон, и не мог поверить. Всего день назад он расчёсывал их. Всего день назад непослушные пряди ложились на его лоб, и он смахивал их. Они всегда выделяли его из толпы - светлые, контрастирующие с этим серым миром, - друзья трепали его по макушке, пахнущей яблочным сорбетом. Эрен обожал трепать её.

И сейчас эта пшеничная любовь была мертва и сыпалась к его коленям, вокруг него - светлая на чёрном, испачканная, когда на неё наступила чужая подошва, все это не верилось, - они забрали у него даже волосы, оставив короткие обкромсанные куски.

- Зачем? Пожалуйста, зачем? - Армину показалось, что его растерзает собственный крик, но ему было физически больно: они лишали его всего, что было ему дорого.

- Я тебе эти волосы в глотку запихаю!

- Джек, прекрати. Разорался. Хватит потрошить его, он может предложить нам свою чистоту.

- Ты думаешь, что он девственник? Да черта с два! - Брайт рявкнул на напарника, который не поджал хвост, а наоборот рассверепел.

- Так давай проверим! Хочешь спустить в эту пидорскую шлюху?

- Я не хочу трахать его, он же перед всеми ноги раздвигал!

- Поспорим на пять сотен, что он чист? Не каждый день такая возможность отыграться, плюнь ты на них! Хочешь? - Элайджа психопатически улыбнулся, кивая на мальчишку. - Тебя ради уступаю!

Разлившаяся по телу боль от резкого падения на пол пронзила его лопатки и ознаменовала свое существование сдавленным криком. Брайт упал на него, придавливая широким телом, - Армин не мог выскользнуть из-под него. Руки вздернули вверх, зажимая их, окончательно лишая возможности сопротивляться, и Арлерт был благодарен, что они не додумались переломать или вывихнуть запястья.

Брайт дёрнул его за ноги, когда мальчишка попытался их свести и сжать, придвигая к себе. Армин знал, но не был способен сопротивляться. Похититель облапывал с больным рвением - я-сломаю-пальцы-в-твоей-глотке - и лучше бы эти пальцы зажались смертельно крепко.

Мужчина сильно прижал низ его живота, чтобы мальчишка не мог извернуться, и Арлерт почувствовал что-то твёрдое и горячее, уткнувшееся ему меж ног. Он знал, что это был член похитителя. Его глаза распахнулись в тёмный потолок, когда Брайт вошёл. Ему казалось, что внутри спичка сжигает его полностью, - это было похоже на ожог чем-то безжалостно-раскаленным.

Боль отпечаталась на каждом миллиметре его кожи. В этот момент нельзя было услышать, как что-то рвется, как ткань. Был лишь сам факт, и знать и чувствовать это было в сто раз хуже, чем обуздать осязание и мучаться на каждом гребне чувств. Армин закричал, и солёные дорожки слез полились ещё обильнее.

Теперь они забрали его чистоту. Теперь он был порванным и грязным.

Это было хуже, чем смерть. Долгие мучения, унижения, превращение в мусор, в дырку, которую можно было рвать, чтобы потом вырвать сердце и удостовериться, что оно бьётся, и размазать по стене. Их члены вторгались и стирали в пыль, превращали в месиво не только кровоточащее тело, но и сознание: оно рассыпалось, и хотелось, чтобы эта боль просто убила, чтобы не чувствовать ничего.

Мышцы просто шли микротрещинами, и это приносило ад, горящий и невыносимый. Тугие стенки поддавались и тянулись в сопротивление члену; от этого пару раз казалось, что от боли он потеряет сознание. Толчки были слишком сильные, чтобы нормально дышать, и горло сдавливало не хуже пальцев.

Джек передавливал все вены на руках Армина, держа в хватке, словно пёс, вцепившийся клыками в жертву, хотя кровь уже потекла в обратном направлении. И в это же время меж ног Элайджа безжалостно раздирал его, вбиваясь едва не по ребра и оставляя на коже не просто кровоподтеки, а, казалось, океан бордовой крови и лимфы.

Брайт вбивался бесконтрольно, и то, что в какой-то момент он остановился, стало чудом, продлившимся, к горю, мнимые мгновения.

- А что это у нас? - со злобной усмешкой гнилого превосходства покрутил он перед красными глазами Армина испачканными в алеющей белесе пальцами, а после, решив, что ему не нравится эта липкая субстанция на его фалангах, приказал: - Оближи это.

Скулы ещё болезненнее свело, когда до мальчишки практически сразу дошло: это последствие. И это текло из него. А ещё он был на грани рвоты от слез и той гадкой жидкости, оказавшихся в его рту.

Арлерт молился, чтобы просто потерять сознание; его онемевшие ниже бёдер ноги изогнутыми бледными бликами стирались о бетон. Слезы стали клеймом его лица, из воспаленных глаз катились крупные капли. Он думал, что внутри него скорпион жалит внутренности, заставляя тугие стенки его мышц в агонизирующем кошмаре поддаваться.

Армин не почувствовал и даже не сразу понял, почему Брайт в какой-то момент остановился и омерзительно громко застонал ему на ухо, - он лишь отвернулся и зажмурился, продолжая рыдать. Потом чужой член медленно покинул его тело, и от этого было ещё больнее: порванные кровоточащие мышцы сжались, а вот неощутимые ноги свести не вышло. Всё внизу болело так, словно прошлись мясорубкой, и ничего целого не осталось.

Армин лежал весь мокрый, в холодном поту и слезах. Он не мог шевельнуться, лишь чувствуя, как по коже вязко стекает собственная кровь вместе со спермой Брайта, которую отвергало и выталкивало изнеможденное нутро.

- Ну как тебе, Брайт? - он всхлипнул от этого вопроса.

Это было чудовищно. Они действительно собирались обсуждать это после того, как их напарник кончил? Арлерт подумал, какой ужас пережил и что сейчас нужно сосредоточиться на том, чтобы постараться отключиться и ждать, когда эта боль утихнет. Главное - не двигаться.

- Блять, ты был прав, - мужчина хрипло ответил и, судя по звукам, поднялся на ноги, звеня бляшкой на ремне. - Он тугой, как будто его реально никто не драл. С дебютом, сучка, - он пнул мальчишку в бедро, вынуждая застонать.

- Эй! Думаешь, один ты тут? Моя очередь! - дерзко выступил Джек.

«Господи».

Армину казалось, что он сошёл с ума. Все это сейчас должно было повториться. Эта боль, эти хвататающие руки, это унижение... А он не был способен даже сопротивляться. Вся комната кружилась в неясно-размытом контуре, стоило открыть глаза. К горлу подкатила тошнота, и мальчишке показалось, что крайняя порция еды скоро окажется на этом бетоне.

Тело Джека начало приближаться к нему. Армин с ужасом зажмурился; мышцы сжались, ощутив приближение очередной волны жуткой боли. Еле шевеля языком, Арлерт шептал мольбу прекратить.

- Понравилось? Тогда не смею отказывать в продолжении, - Армин с мольбой посмотрел в глаза Джека и наткнулся на взгляд, в котором обитали ядовитая оспа и смертоносная чума, убивающие моментально.

Головка члена проникла в него обманчиво медленно - Армин знал, что они не станут его жалеть и вскоре наверняка опять начнут вдалбливать в грязный бетон, - и все заболело ещё сильнее, поскольку раздёртые разорванные мышцы снова принимали в себя твёрдый член, растираясь о него.

Джек сделал глубокий толчок - Арлерт задохнулся в крике. Мир переставал существовать для него: пробивная волна его собственного, личного апокалипсиса стирала с лица сознания каждую морщинку.

Руки хватали его везде, оставляя грязные отпечатки. Армин был весь в них, в этих следах рук людей, которые играли с ним в убийство, эти дьяволы, трахающие его и кончающие в его тело, мерзко стонущие ему в уши, превращающие его в использованный разорванный мусор, не достойный даже дышать. Душащие его снова, тянущие за остатки того, что раньше было волосами, стирающие о пол и плюющие на его кожу.

Вспышка, вспышка, пауза, как азбука Морзе с сигналом о помощи, - новый радиосигнал, когда головка проезжалась и стирала в кровь внутри. До смерти мучительно.

Армин не мог сопротивляться. Тело онемело от шока, как немело у похитителей от оргазмов после быстрых толчков; он попытался задержать дыхание, ведь вонь пота и их тел была омерзительна - он хотел выблевать даже желудок.

Мужчины касались его не только руками. Армину казалось, что он чувствует их губы на шее и ниже, но не был уверен, является ли его осязание реальностью или больной комой, куда он попал. Это не было столь больно, как члены внутри него, как синяки на ногах, но сейчас каждый контакт его кожи с чужой вынуждал верить, что его просто терзают на кусочки заживо.

Кончивший Джек - Арлерт не знал, сколько раз это случилось, - отстранил его от себя и, как мучитель, вдавливая палец в синяк, радуясь тому, что оставил ещё много таких по всему телу, произнёс:

- Тут чего-то не хватает, да?

Брайт и Элайджа переглянулись. Они все трое выглядели дико, как львы, растерзавшие добычу и стоя перед полумертвым месивом, которое будет найдено и обглодано гиенами.

- О чем ты?

- У подстилки должно быть имя. Чтобы все могли звать её так, как она заслуживает.

Наверное, любимым занятием Джека было резать и кромсать что угодно своим ножом, потому что от него несло жадным маньячеством, - лезвие блеснуло в его руке снова, и инстинкт самосохранения помог Армину отпрянуть от ладони в сторону.

- Сука, да что ж ты, блять, мешаешь?

- Джек!

- Заткнись, лучше помоги мне! - Джек снова погрузился в состояние желания крови, плоти, и в холодных глазах играла лишь жажда причинить боль и унижение, будто это и было его инстинктом.

Арлерт начал махать руками, и было все равно, если он порежется этим лезвием, ведь хотя бы не подпустить их к себе было лучше, чем оказаться с перерезанным горлом, но ноющее в пульсации боли тело отказалось идти на компромисс, и он лишь мысленно и губами шептал бесконечное «Нет-нет-нет-нет-нет». Он и так потерял слишком много.

Армин молил, чтобы Джек остановился. Но тот не сделал этого.

Сдирая острыми ногтями кожу с головы, он заставил запрокинуть её - дыхание сорвалось и едва не пропало. Кадык истерически дёрнулся под кожей, предчувствуя опасность. Прислонившись и наклонившись к коже настолько близко, что затхлый запах едва не оставил язвы на лице, он с садистким удовольствием, растягивая его, провел по коже: лезвие утонуло в порезе на полсантиметра.

- Ты шлюха, и ты всегда ей будешь, и все будут знать об этом. И каждая секунда твоего существования должна уничтожать тебя, ничтожество. Ты создан, чтобы быть козлом отпущения и...

- Да хватит! Джек, прирежь его!

- Отъебись! Я ещё не закончил! Я вырежу имя на этом куске мяса!

И шея начала покрываться расходящимися ранами и подтеками крови, которой становилось все больше; в какой-то момент она размазалась по ранам и смешалась с вырезанным на шее «шлюха».

Резкая боль пронзила тело в очередной раз. Арлерт громко взвизгнул и на секунду застыл: даже малейшее движение головой или плечом приносило жгучее ощущение, словно на порезы сыпанули горсть перца, а густая железисто-пахнущая жидкость все обильнее капала вниз, бордовые капли размазывались по тонкой коже. Края ран расходились, принося режущую боль, заставляющую стонать и шипеть.

Армин пытался закрыть сознание, но вообще перестать чувствовать не мог. И, понимая, что порезы были слишком высоко, чтобы их не мог не видеть каждый, он осознавал: Джек сделал то, что хотел.

Теперь Армин принадлежал чему-то недостойному жить. Даже не нужно было знать, какой надписью изуродована его шея, - это было клеймо на всю жизнь.

- Хочешь продолжить? Давай, сейчас он ещё лучше! Ну же, Элайджа, Брайт? Может, я?

Арлерт подумал: «Пусть все закончится». Но все продолжилось адовой мёртвой петлёй.

Слова рассыпались на уровне посторонних звуков. Вся реальность для Армина превратилась в одну сплошную мучительную петлю, которая затянулась слишком туго, но все ещё не давала задохнуться, обрекая на безостановочные боль и отчаяние. Руки подрагивали, белее снега, а тело шло тремором избитых конвульсий.

Они продолжали трахать его. Армин больше не мог точно разобрать, когда их члены были в нем, когда выходили: постоянное жжение заместило все ощущения и становилось сильнее. Наверное, все внутренние органы просто воспламенились, и чем ниже они находились, тем больше горели. Бедра уже не чувствовались, как и плоть Брайта, Элайджи и Джека.

Кровоточащая кожа шеи у Элайджи меж пальцев. Он сжал их до грызущей боли на порезах, оставленных тем, другим, хотя все слилось в один кошмар. Будто датский дог баловался с пищащей игрушкой: укус - писк, укус - писк.

Армин даже не успел понять, когда ему сказали что-то про снафф и чертовски огромные суммы, и что «эй, подстилка, посмотри в камеру! Ты станешь звездой даркнета». Звездой чего? - изнасилования и принуждения, сырой бессмысленности и уничтоженого сознания? Психоделический черно-белый мультик?

Единственное понятное слово билось вместе с бешено колотящимся сердцем и питало собой, как последними отчаянными попытками справиться.

«Жить».

Он не узнавал себя. Ему, наверное, хотелось закрыть глаза и умереть, но отчаянное непонятное нечто не могло отпустить, настолько это желание выжить трепыхалось в нем. И желание было настолько сильным, что инстинкт самосохранения ударил в голову.

В крови колюче и жёстко забурлил адреналин, из-за чего сосуды, казалось, набухли под кожей; дыхание подобно отчаянному порыву ветра срывалось с едва ощутимых губ, а те обнажились в безнадёжно-страдальческом оскале. Спина изогнулась. По каждому нерву до единого нёсся ужас, разрушительный, безотчетный, придающий слепой силы, которую невозможно было собрать в себе.

Арлерт слепо кинулся вперед, не осознавая того, что собирался сделать непонятно откуда взявшийся рефлекс, не ощущая какого-то предмета в своей руке - он лишь искоса метнул взгляд - и в следующее мгновение тело обрело силу, настоящую, которой бы хватило для того, чтобы вырваться - и он рванул выпадом вперёд, поднимая руку, и взор уловил ярую волну сопротивления, прежде чем Армин зажмурился, нанося отчаянный удар - время остановилось в секундном «сейчас или никогда».

Он поклялся, что почувствовал, как лезвие тугим сопротивлением вошло во чье-то тело.

- Сука! - раздалось откуда-то слева, и, резко открыв глаза, Арлерт понял случившееся, но в любом случае было слишком поздно сделать что-либо ещё.

Нож торчал из ложбинки над правой ключицей, заставив самого молодого из незнакомцев парализованно застыть и захрипеть от боли.

- Блять, Джек! - безжалостные руки рывком швырнули на пол; Армин закричал, окончательно срывая горло. Чужой хрип стоял у него в ушах, но он не мог совладать с ощущением, что только что произошло, и даже не сам факт, но знание, что с ним сделают, вынудило связки сжаться в вопле.

Силы ушли так же неожиданно, как и появились. Больше он не мог закрыться руками: удары, крошащие, кажется, кости, сыпались с таким остервенением и ненавистью, что все внутри превратилось в месиво из плоти, рёбер, внутренних органов и кожи, рвущейся об осколки костей, и горячих потоков его крови, изливающихся на этот холодный пол, и...

- Маленький ублюдок! Ебаная мразотная шлюха!

Шум чужого тела, обвалившегося после совершенного руками мальчишки где-то в радиусе метра, отпечатался до безумия глубоко. Чужие крики и маты звенели заевшей пластинкой повторяющегося кошмара - как будто ролик с психоделической анимацией под сводящую с ума музыку беспощадно крутили раз за разом; от запаха собственной крови хотелось блевать.

Он знал, что это был конец: чудесный мерцающий свет - тот знаменитый спасительный свет в конце туннеля? - манил его, угасая и загораясь вновь, манил прочь от боли, от вины, от грязных тел и членов его мучителей - Армин едва ли хотел этому сопротивляться. Он знал, что ничего нельзя было вернуть назад, и осознание последствий было чрезмерно тяжёлым. Он пытался оглянуться, но не только физически его давило к полу, но и какое-то чувство кричало не делать этого. Или это он кричал?.. Он следовал за всеобъемлющим светом, которого становилось все больше, вдыхая настоящий запах ужаса и сгнившего нечто. Стоны и крики вкупе образовывали неестественную безумную агонию, полную страдания и стенания, и реальность растворялась.

- Дерьмо! Он, кажется, вырубился.

- Оставь его нахуй, Элайджа! Ты не видишь, что с Джеком? Сука, я заставлю его кричать! Он не мог лишить нас напарника, пидорская шлюха!

* * *

Это что, был десятый адовый?

- Ты знал, что смерть от огня самая мучительная?

Армин застонал от ужасной боли и с трудом приоткрыл глаза. Стальной привкус крови в его рту заставил поморщиться, хотя нет, не только он - Арлерт буквально крошился на кусочки, все ещё будучи дизориентированным.

Холодно.

- Что?..

Мурашки прошли по его телу, потому что здесь действительно было зябко. И непонятно, чем являлось это «здесь», - где он оказался? Все смазывалось в холоде и тянущей боли, словно к телу присохла корка, и сейчас её медленно снимали, обнажая.

За спиной что-то крепкое и длинное не давало сделать и движения. Все было таким ненастоящим, что каждая из мыслей пробивалась с огромным трудом через этот пласт слабости.

Чужой голос рассмеялся. И даже через этот мерзкий смех пробивалась ярость и желание сделать с ним что-то нечеловеческое - Армин знал это. В его голове очень смутно пробуждались воспоминания, но самым сильным из них была боль: где-то меньше, где-то больше, но внутри все по ощущениям едва не кровоточило.

«Как же холодно и мерзко. Я должен выбраться, просто... Руки, черт...»

Армин снова закрыл глаза, и вырвавшийся из пересохших губ дрожащим выдохом воздух терпко проскользнул сквозь саднящее горло.

- Что происходит? - простонал он, не понимая: неужели им не хватило того, что они уже с ним сделали? Было ли что-то более унизительное и разрушающее?

«За что?»

- Что происходит? О, сейчас ты узнаешь! Ты поплатишься за то, что сделал с Джеком! Ты думаешь о спасении, но прямо сейчас никто тебя не спасёт.

Это был знакомый свирепый голос. Всем своим естеством мальчишка ощутил, какой ненавистью он пропитан.

- Да что я вам сделал? - он распахнул большие глаза и дёрнулся вперёд - верёвки не дали ему это сделать до конца, и он забегал взглядам по их лицам, отчаянно пытаясь найти ответ, в чем же он виновен и за что с ним так. - Я ни в чем не виноват!

- Ты жалок. Ты сам пошёл против себя. Кто говорил, что не желает никому смерти? Ты убил его, подстилка, убил собственными руками!

Он не мог возразить, что это была чёртова самозащита. Не мог сказать, что Джек, как и оба другие, насиловал и рушил его полностью, даже когда Армин умолял прекратить.

- Да ты весь дрожишь, - подойдя ближе, один из мужчин заметил озноб Армина, - не бойся, сейчас согреешься, - это обещание прозвучало угрозой.

Открыть глаза было бы таким же страданием, как если бы он наблюдал за смертью человека и не был способным помочь ему никак. Но звук вспыхнувшего огня где-то совсем рядом не был тем, чего Армин мог ожидать. Он не знал, чего вообще должен быть ждать.

Перед лицом стало почти горячо. Отвергнутое теплом, тело потянулось к источнику жара. Но Армин отпрянул, приоткрыв веки, потому что в нескольких сантиметрах от его лица пылал синий пламень зажигалки.

- Нет! - «Лучше пусть мне будет холодно! Пусть оставят меня так! Я же не умру так! Нет-нет-нет, я хочу, чтоб мне снова было холодно, пожалуйста!»

И его действительно швырнуло в холодный пот в секунду осознания.

- Страшно? - реакцию оценили, и оба похитителя рассмеялись.

- Не надо! - Арлерт истерически забился. Стало неважно, что он в одной лишь рубашке и что под ногами куча острой соломы. Он чувствовал, что второй раз не сможет это пережить.

Непредсказуемых людей стоит бояться. Не знаешь, о чём они думают и что сделают в следующую секунду. Они, наверное, и сами не знают. Каким будет следующий бросок в игровые кости? Что творится в их голове?

Осязаемость Арлерта была всё ещё разобщенной, плавающей в некой дымке боли и постобморочного состояния, но треск огня, словно в камине, безжалостно швырнул его в реальность.

- Ты будешь пылать в аду, но прежде сгоришь так же, как Нотр-Дам!

И зажигалка из рук похитителя полетела прямо в солому.

Стало контрастно жарко, и этот жар подплывал к нему ярким пламенем и стреляющими горячими искрами.

Резкое тепло обнажило, нервы зазвенели, обнажая новый поток животного страха. Отвратительный жестокий огонь всполыхнул около его связанных ног. И лишь сейчас Армин почувствовал стянутые верёвкой конечности, будто раньше они принадлежали не ему.

- Давай, посмотри в камеру! Ты станешь звездой, - озлобленно и дико сказал мужчина.

- Нет! О боже, нет! Нет! Не надо!

Опасно-обжигающий дым уже чувствовался едва не под кожей - проникал адской болью и смешивался с неверием, со слепым отчаянием, с кошмаром, который действительно происходил с ним, который означал, что это последнее, что видят его глаза.

Становилось все невыносимее и жарче.

Сердце зазвучало меж обломков рёбер, как оглушительное метро в пустом тоннеле, и нахлынувший от осознания ужас невозможно было вытерпеть - он плыл на недосягаемой до этого высоте.

Только не это.

- На помощь! Пустите! Нет, нет! - связки почти рвались - натянутые до безнадежного крика о помощи струны виолончели, и кошмарный вопль в них стал погребальной мелодией.

До черных обугленных кусков безвыходной инквизиции. До потери разума ужасающе.

В момент, когда раскаленный язык чистого пламени вонзился в кожу, заставляя истошно заорать, распахивая глаза и неестественно изгибаясь, сознание вспыхнуло, будто его нанизывали на миллиард лезвий.

Тот самый запах и треск огня и попавшего в печь мяса. Запах смерти.

Как искренне ни хотелось бы жить, в то мгновение, разделившее на «до» и несуществующее посткоматозное «после», смерть показалась спасительным островом.

- Очаровательно кричишь, шлюха. Подо мной также кричал, - эта фраза донеслась даже сквозь треск соломы и огня и крик Арлерта.

Армин метался. Огонь добрался до его ноги, и даже не сама боль, но происходящее заставляло его истошно кричать. Его буквально сжигали, как ведьму на костре, и он давился клубами дыма и треском соломы, кашлял и продолжал безрезультатно рвать горло в крике.

Неужели он заслуживал того, что получил? Неужели жизни Эрена и других стоило подвергать этому огню? Неужели он был так плох?

В любом случае это не имело значения. Ничто больше не имело значения. Ядовитого дыма стало слишком много в его дыхательных путях: у Армина не было возможности этого избежать - он добрался слишком далеко, и тело начало ослабевать и проваливаться.

Верёвка не была слишком тугой, и, обмякая, мальчишка сполз на солому, почти предаваемый огню, который ласкал сухоту соломы, а вскоре должен был испепелить Арлерта.

У него больше не осталось сил бороться.

Неощутимые мышцы не получали должного кислорода - становясь закаменевшими, ослабели; слабое дыхание вырвалось из груди хриплым свистом. Спина выгнулась, и сознание оттолкнулось от оболочки, но Армин уже исчез, истаял в горящем и адски-мучительном ничто, и в какой уже раз за это время...

Падал вниз.

В это пламя и кровь.

Делая последний вдох этой гари и дыма.