Вне души

В комнате разрастается унылая темнота, как споры черной плесени. Только что заснул, трещавший за окном, тревожный сверчок. Копченая лампада пришла на смену поникнувшей, яркой голове уставшей свечи. Аромат летнего жара и влажной духоты, исходящего от пруда, находящегося неподалеку, заполоняет и душит мрачную комнату, готовящуюся баюкать своего грустного хозяина и предать его ко сну.

Сонный человек, по имени Джорэ Лювинг, сидит почти неподвижно в уютном кресле и медленно поглаживает свой, немного обвисший, подбородок. Его угрюмый и вместе с тем чем-то заинтересованный взгляд спокойно прогуливается по стене напротив. Он скользит по старым картинам, что когда-то были написаны его руками с бывалой нежностью и любовью. Также задумчиво он всматривается на хаотично раскиданные и помятые листки с криво нарисованными нотами. Эти музыкальные ряды, сочиненные им самим, уже давно дремают под тонким одеялом пыли. Взор Лювинга устремляется на стол, на котором хулигански расположились его уставшие ноги. Под сморщенными, от долгого пребывания в ванной, пятками, лежала небольшая стопка исписанной бумаги. Когда-то Джорэ записывал свои гениальные мысли, чтобы после породить великолепный мир в своем еще ненаписанном шедевре.

Вот он, этот лик творческого гения. Вот они, глаза требующие идеала. Вот они, руки великого человека, жаждующие творческого труда. Он здесь, в этой темной комнате, его профиль невольно вступил в труппу актеров теневого театра, что оживает на стене по ночам. Колыхающийся огонек, тот, что томится за круглым стеклом, робко освещает его гордый профиль. Этот дом, эта комната, эта темнота замуровали тонкую творческую натуру, даровитого игрока на струнах, талантливого искателя слов, гениального творца по белоснежным холстам... Замуровали Джорэ Лювинга.

Ночь царит и потихоньку сжигает все то, что родилось сегодня днем. Ночи.. они обычно такие, они заставляют нас убивать мысли и пережитые моменты прошедшего светлого дня. Вы никогда не задумывались о том, что те же звезды, ту же луну, что мы видим сейчас, видели великие люди? Вспомните, как писатели-романтики воспевали луну и ночь в целом. И если исходить из того, что ночь убийца наших мыслей, можно предположить, что луна уже давно является самым огромным кладбищем мыслей всех людей, когда-либо живших на Земле. Такие мыслесжигающие ночи постоянно мучили бедного Лювинга. Он не мог оставлять свои мысли в прошлом дне и просыпаться хотя бы немного обновленным и свободным. Он думал только об одном и это его убивало.

Беда великого Джорэ в том, что он не может уже двадцать два года выбрать свой путь. Не может понять, в чем его настоящее предназначение, чем он должен покорить этот мир. В чем смысл существования его внутреннего гения. Лювинг с детства был очень жадным человеком, но он не жалел конфеты для приятеля, он жалел свое собственное время. Джорэ боялся бесплодно прожить секунду своей жизни. Он верил в то, что эта самая какая-то незначительная, мимолетная секунда человеческой жизни содержит в себе великую мысль. И, что эта секунда может повернуть все его существования вспять. На сегодняшний день Лювингу сорок лет и до сих пор его душа не может обрести внутреннего покоя. Он еще не сделал желанное творение. Он еще не поймал за крылышко ту мысль, что летает в его голове. Он еще не выбрал путь удовольствия, по которому ему суждено идти. Он еще не в состоянии явить себя миру, как великого гения, каким себя считал и каким по истине являлся. Джорэ Лювинг живет вне души.

Все слова, стертые временной пылью, все картины, выглядывающие из дешевых рам, все инструменты, с лопнувшими струнами, отчаянно ждали пробуждения хозяина. Но что он может без внутреннего покоя, кроме того, как лениво развалиться на кресле и томно разглядывать свои творения, которые со временем начали раздражать его глаза?

Когда Джорэ Лювингу было около двадцати, он отдавал себя без остатка этим трем великим видам искусства и постоянно оставался ни с чем, только лишь с использованной бумагой, утраченными красками и головной болью, терзающую душу пустыми иллюзиями. Талант начал пропадать на глазах, зачах внутренний гений, исчерпан великий запас вдохновения. Джорэ не мог сотворить что-либо в полном объеме, он отдавал каждому занятию по крупице своего заржавевшего таланта. Он стал почти бездарным творцом. Его статус творческой личности утрачен, подобно королевскому титулу. Позже этот творческий вирус начал разъедать Лювинга изнутри и вскоре он впал в глубокое отчаяние и теперь лежит на своем излюбленном кресле в домике, когда-то построенным им в глухом лесу, для поисков исчезнувшего вдохновения.

Много лет прошло с тех необузданных пор. Лювинг пристрастился к рому, который хранился в небольшом подвальчике под домом. Он был предназначен для бурного празднования в честь прославленного Джорэ Лювинга, но теперь это всего лишь ядовитое лекарство от несчастной жизни.

Он бросил все, начал тонуть во временном тумане алкоголя. В припадках ненависти к себе и искусству, крушил свою, ни в чем неповинную, мастерскую. Но позже случилось страшное. Лювинг решил очень хитро покончить с собой, не прибегая при этом к самосуду. Он решил больше никогда ничего ни сочинять, ни воспроизводить, ни творить. Он решил перебраться с кресла на большой диван, стоявший возле камина, чтобы никогда больше не двигаться и даже не думать, ибо гнилое вдохновение его в скором времени убьет.

Однажды Лювинг так сильно напился, что забылся в жутком сне, где он беспощадно тащил из себя свою душу и переносил ее в карман багрового дьявольского плаща. В ужасе он проснулся, вытер капли пота со лба, осмотрел комнату и выпил ещё. Тогда его разум впал в спячку, а точнее Джорэ начала мучать белая горячка.

Ночь будет долгой. В камине ещё тихо трещат угли. В приоткрытое окно начал тяжело вваливаться свежий воздух, предвещая не скорый рассвет. Вдруг, что-то хихикнуло в первом ящике комода, заскрипела ставня, дрогнула свеча, и стрелки часов неожиданно прошептали:

- Тихо, он услышит, уже скоро. Почему ты такой не тереливый?

- Этот болван спит сном непробудным. А нам уже пора готовиться к ее приходу. Надо всех будить.

Джорэ продрог, неприятный холодок быстро пробежал у него под кожей. Он отогнал от себя мысль о том, что он сошел с ума. Стало тихо, спокойствие снова вернулось, но тут же тишину пронзил тонкий голосок, который протяжно издавал мелодичные писклявые звуки. Голосок робко пропел начало какой-то странной, но веселой песенки. Глаза Лювинга открылись и больше не закрывались до утра. Лювинг удивлённо наблюдал, как пританцовывая вылетали кисти, краски и другие принадлежности для рисования из комода. Он протирал глаза и не верил в то, что сейчас происходит в его мастерской. Чистый холст, что-то негромко бормотал и напевал ту же незнакомую песенку. Кисти окружили его и начали весело творить картину.

Тело обескураженного Джорэ Лювинга было парализовано от того, что он уже давненько не двигался. Все попытки Лювинга сдвинуться и разогнать толпу оживших предметов были тщетны. Он гневно глядел на холст, на появляющиеся из неоткуда мазки, на летающие кисточки. Вдруг послышался где-то в затылке женский голос. Лювинг, как творец искусства, сразу же вспомнил о Музе. Эта дева, которую он ждал уже очень много лет, наконец явилась. Гений не созерцал ее, только лишь довольствовался прекрасным голосом, упрекающего его за его скудный образ жизни. Он внимал ее слова: "Ты ли это, Джорэ́льдиен? Не ты ли клялся, что не проживёшь бесплодную секунду? Твои ли глаза мне сейчас противны? В них пустота и ничего больше. Я вижу, тебе кажется странным мой подарок. Не горячись Джорэ́льдиен, а послушай одну историю. Жил на свете человек, которому был послан свыше великий дар. Но, вовремя не поняв в чем его истинное предназначение, какое творение сулит ему славу и признание, он сдался и начал травить себя. Узнаешь этого героя, Джорэ́льдиен? Послушай, ты должен знать правду, ведь ты уже на пороге, твой срок истек. Твой внутренний гений хотел творить красоту на холстах, твоя же творческая трусливая жадность убила этого гения. Я тоже ухожу, ведь ты скоро умрёшь. Смотри, наслаждайся своим, но одновременно чужим творением. Подумай, автором этого шедевра должен был быть ты. Что ты оставил этому миру? Ничего. Ты лишь украл созерцание у любителей искусства. Видишь это чудо? А ведь твоя гениальная рука могла бы все это сотворить сама, но все уничтожила твоя неопределенность. Она длилась слишком долго. А талант не должен погибать вместе с человеком, ты должен этот понимать. Подари свой талант новорожденному незнакомцу. Прощай, мой несчастный гений."

Глаза обливались обидой, тело неподвижно лежит. Лювинг увидел, что было на холсте и это было гениально. Из-за обиды, зависти, горечи, сердце Джорэ́льдиена Лю́винга встало. Он умер в раскаяниях, жалости к самому себе и главное, со знанием того, что он мог бы сотворить. Закрыв карие глаза, Джорэ молился и просил Господа о том, чтобы тот подарил его талант какому-нибудь мальчику из далекой страны. Ему всегда было жаль дикие народы, так как они не понимали искусства и не стремились развивать в себе какие-то творческие способности.

Отравившись своей жизнью, Лювинг, гений каких на свете не сыскать, наконец ушел в долгожданную свободу, которую ждал уже долгие несчастные годы.

В мастерской все затихло, раскатилось по своим местам. Утренняя синева разлилась по комнате.

Спустя восемнадцать лет, в племени Джатук-Маттака начали смешиваться краски и затачиваться угольные палочки, которые напоминают карандаши.