***
Снег. Снег — всё, что меня окружает. Бег. Бег — единственное, что мне остаётся. Страх. Страх — чувство, преобладающее в моей жизни, особенно сейчас.
Я пересекаю необъятное поле, до рези в глазах сверкающее белизной, и ужас раздирает моё нутро, норовясь вырваться наружу. Призрачная луна смутно освещает пространство, которое моё слабое зрение способно распознать. Скопления облаков, периодически заслоняющие её, не дают небесному светилу полностью проявить себя. Хотел бы я, чтобы яркий луч, внезапно отстранившийся от общего спектра, указал мне верный путь к спасению. Но боюсь, мой воздушный замок уже готовится превратиться в руины. Мне вряд ли удастся пережить эту ночь...
К сожалению, я совершил слишком много грехов, чтобы фортуна улыбнулась мне. Как минимум это было бы несправедливо: благодать ещё необходимо заслужить. Я по своему малодушию упустил тот эфемерный поезд, и всё, что мне теперь остаётся, — это наивная надежда. Однако сильнее всего пострадают люди, которые никогда не делали ничего скверного. Моя семья не заслуживает известий о смерти близкого человека. Мне больно от осознания того, какую муку им придётся испытать. Они добрые и любящие люди. Больше всего я жалею о том, что не смогу взглянуть на них в последний раз. Я не сомневаюсь, что жена и дочь поймут, почему я поступил так. Но от этого горечь в душе не растворяется, а становится более ощутимой. Моя тщетная попытка искупить вину за содеянное — шаг смелого или отчаявшегося человека? Я не смогу дать вам ответ на этот вопрос, поскольку сам не понимаю, чем руководствовался. Но мне хочется верить, что мной двигало светлое побуждение. Не всегда же побег является проявлением слабости, ведь правда?
В ретроспективе я вижу, что нельзя было соглашаться на то предложение. Жена предупреждала меня и, как всегда, оказалась права. Тем не менее я, действительно, не мог сидеть сложа руки и невозмутимо смотреть, как моя дочь голодает и мёрзнет в захудалой квартирке. Сколько я уже бегу? Вечность? Нет, наверное, чуть меньше. До воссоединения с вечностью остался незначительный миг терзаний. А пока что лёгкие напоминают мешочек с ледяными гвоздями: холод вбивает по одному при каждом вздохе. Конечности окоченели так сильно, что движения замедлились. Противопоставляясь им, разум забился в агонии, судорожно перескакивая с темы на тему, не в силах ухватиться за что-то одно.
Жена подозревала, но я был слеп. Возможность обеспечить семье достойное существование затуманила мой взор. Моё сознание не допускало вероятности того, что их сообщение несёт в себе столько противоестественного, столько деструктивного, столько антигуманного, столько...
Из погружения в рефлексию и реминисценции реальность грубо вытягивает меня на поверхность. Но это отнюдь не спасение. Забвение — вот выход, избавление от страданий. Я предпочёл бы утонуть в потоке мыслей, в миниатюрной Лете, созданной в моей собственной карманной вселенной. Ведь только находясь там, я могу отвлечься от воздействия вездесущего мороза.
А где-то в тысячах километров отсюда дочь ждёт возвращения своего папы. Те негодяи заплатили мне заранее, надо отдать им должное. Я смог перевезти семью в более подходящее для жизни место, и наше положение даже стало налаживаться. Однако я не ведал, что ради комфорта близких продаю душу. Прибыв на базу, где мне предстояло работать, я сразу же насторожился из-за вида снежной пустыни, окружающей её, но долг в любом случае нужно было отдавать.
База уже далеко позади, но я чувствую, как её мёртвый металлический взгляд упирается мне в спину. Тревога нарастает с каждым шагом, хотя, казалось бы, должна затихать. Я догадываюсь, в чём дело. Это же так очевидно. Силы стихии было бы недостаточно, всегда нужна подстраховка.
Из стальных ворот ко мне навстречу вышли существа, облачённые в пуховики, шапки, маски и очки. Определить, что под всем этим скрываются люди, можно было только по их очертаниям. Для меня же они являлись обезличенными воплощениями разлуки, одиночества и тревоги. Приглашение войти внутрь я воспринял как принуждение, хоть и понимал, что сам обрёк себя на это.
Уверен ли я в своей догадке? А правильно ли ставить вопрос так? В мире, где каждое суждение выхватывают щупальца хаоса, после чего, скомкав, отправляют в его же пасть. Скорее, я не хотел бы быть уверенным в ней, сославшись на паранойю. Так было бы проще.
В письме была обрисована вся ситуация: "К нам поступили сведения, что вы высококвалифицированный специалист в необходимой для нашего проекта области. Мы знаем, что в данный момент финансовое положение вашей семьи оставляет желать лучшего. Поэтому предлагаем приехать на научный объект, чтобы помочь в наших исследованиях. Энная сумма денег будет выдана авансом, а после выполнения работы вам заплатят в два раза больше. Ваши умения и опыт крайне важны для нас. Если вы заинтересованы в предложении и хотите узнать подробности, напишите нам". Роковая ошибка.
Он может поджидать меня с любой стороны. Возможно, я направляюсь прямиком в его лапы. Выбора всё равно больше нет. За мной следят. Не могут не следить. Так просто людей не отпускают. Минимальная вероятность того, что случится чудо и я встречу какую-нибудь группу полярников или что-то подобное, подстрекала их. Шансы нужно было свести к нулю, поэтому за мной отправили его.
Поначалу всё и выглядело как научный проект, направленный на благо общества. Меня заверяли в том, что открытие, сделанное нами, станет прорывом в медицине. Я думал, что высший гриф секретности был присвоен, потому что мы работали с опасными веществами. К тому же нужно было исключить утечку информации о проведении опытов в общий доступ до получения результатов. Мне сказали, что все официальные разрешения для проверки препаратов на животных уже подписаны. Меня удручало, что живые существа могут пострадать от побочных эффектов и наших ошибок. Но я надеялся, что цель оправдывает средства. Извечная отговорка самообмана.
Снайпер. Он давно готов выстрелить в меня. Я не способен различить его силуэт и обнаружить позицию. Но ощущаю, что на меня направлен прицел. Почему снайпер не нажимает на спусковой крючок? Он играет со мной. Знает, что моя жизнь по большей части находится в его руках. Пока я прилагаю последние усилия, черпая их из резервов, о которых раньше даже не подозревал, он выжидает. Ему достаточно совершить одно действие взамен тысячи моих. Может он решил благосклонно помиловать меня... Нет, это издёвка. Шутка, над которой смеётся всего один человек.
Однажды я услышал вопль в лаборатории. Человеческий вопль. Вместо ответов на свои вопросы я получил угрозы и "доброжелательное" предупреждение не лезть не в своё дело. Случай не был единичным. Всё изменилось, когда я увидел то, что не предназначалось для моих глаз. Зрелище подсказало мне, что наши наработки используют для диаметрально противоположных целей. Людей пытали с их помощью. После того, как ужасающая правда открылась мне, я больше не мог находиться там. Не имел никакого морального права. Я осознавал, что путей у меня немного: смириться или приговорить себя к смерти, сохранив при этом человеческое достоинство. Вы понимаете, на какую тропинку пал выбор. Помнил ли я о семье в тот момент? Безусловно. Но совесть, самый суровый и справедливый судья, не позволила бы посмотреть в их глаза. Отец и муж, который перестал считать себя Человеком, автоматически теряет и эти титулы. Именно поэтому, скрепя сердце, я стал готовиться. Надо было хоть как-то восполнить ущерб, причинённый мною. И я сбежал. Сбежал и сжёг все мосты за собой. Буквально сжёг. Пламя охватило бумаги с моими расчётами и записями. От них остались только порочащие честь воспоминания. Когда включилась сирена, я воспользовался суматохой и скрылся. Пришлось преодолевать одновременно два лабиринта: внешний, сложенный длинными коридорами, и внутренний, этический. Однако камеры всё равно выдадут моё "преступление" против ранее совершённого преступления. Я не настолько наивен, чтобы думать, будто после исчезновения меня оставили бы в покое. Разумеется, меня найдут. Мне кажется, уже нашли.