"Ночники"

   — Утречко!
   — Чего? — Клод с трудом выдавил из себя вопрос.
   — С добрым утром говорю! — пробасил Люсьен с задором в голосе. — Ты что, мо́лодец, спишь ещё?
   — Ну да, сплю. — Клод недовольно перевернулся на другой бок и увидел Люсьена, моющегося в холодной северо-французской реке. — Ты чего это делаешь?!
   — Как это чего? Я моюсь. Силушки природной набираюсь. Ты б деда послушал, авось и сам бы покрепче стал. Ты посмотри только на меня. — Люсьен принял демонстрационную позу: полностью выпрямил спину, приподнял руки и согнул их в локтях, демонстрируя свою мускулатуру. — Видал? А ты, парень, щуплый какой-то. Как ты машине Кайзера противостоять-то собираешься?
   — Так я это... Винтовкой, что-ли. А ты чего это такой весёлый?
   — Как это чего? Я моюсь. От того и природа наградила бодростью да силой духа.
   — Заболеешь же, Люсьен! — перепугался Клод. — Тут же вода такая холодная, что у мёртвого ноги отнимет!
   — Коли ты природе не противишься, паренёк, то и она тебе не противится. Это закон! Как, по-твоему, выжили люди сорок тысяч лет назад, а?
   — А ты у нас прямо такой умный, да? Всё-то тебе ведано!
   — А как же? Я этот... Как его... Университет закончил, вот!
   — И какой же?
   — Да я уже не припомню какой.
 
   Люсьен повернулся спиной к спящему Клоду и глубоко вдохнул. Затем выдохнул, снова набрал воздуха и ушёл под воду. Поначалу Клод не придал этому значения. Но его товарищ был под водой уже вторую минуту и Клод заволновался.

   — Эй, Люсьен! — Клод вскочил с земли и полез в воду прямо в форме. — Ты там утонул что-ли?!

   Когда Клод подошёл к месту, где нырнул Люсьен, он ничего не заметил. Но помотав ногой под водой он ощутил что-то мягкое, но в то же время твёрдое. И тут из воды восстал Люсьен и откинул голову назад чтобы убрать с лица волосы.

   — Эхх, хорошо! — Люсьен собрал за головой волосы в пучок и выжал из них воду. — А ты чего, малец, понял-таки, что природа тебя сильным делает и тоже искупаться решил?! Только, что ж ты в форме-то полез, дурак?
   — Так я тебя спасать полез вообще-то!
   — От чего?
   — Я думал ты тонешь...
   — Я? Тут? Да во мне почти два метра роста! И я дружу с природой. Незачем ей меня забирать. А вот ты бы поосторожнее был со своим-то отношением.
   — Ладно. Сейчас я тоже разденусь и искупаюсь.
   — Вот и хорошо, мо́лодец! Правильно делаешь! А я, пожалуй, пойду растяжку утреннюю делать.

   Оба разведчика вылезли из воды.

   — Эй, лохматый, отвернись! — Клод закрыл одной рукой лицо, а вторую выставил вперёд, закрывая от своего взора тело Люсьена.
   — Что с тобой, малец? Тут ничего такого нету. Мы ж тут всё равно все мужики.
   — Всё равно! Отвернись пожалуйста. — недовольно настаивал Клод.
   — Ладно...

   Люсьен отвернулся и оделся. После этого он отправился на небольшой холмик, что лежит на отвесном берегу реки. Там он начал делать какие-то упражнения, неведомые Клоду. Последний, как и говорил, разделся и полез в воду. Он умылся, окунулся, немного поплавал и вылез. Вдруг Клод, ожидая этого сейчас меньше всего, столкнулся с одним из сложнейших для него на тот момент испытаний: после купания в реке залезть в форму. И так и сяк пытался он просунуть ноги в мокрые штанины. Было сложно, но молодой "Ночник" справился с этой преградой и отправился на холм к Люсьену, делающему разминку.
   Взойдя на холм, Клод поинтересовался:

   — И зачем ты столько вещей делаешь по утру? Не лучше ли просто хорошенько потянуться и поесть?
   — О-о-о, малец, — разочарованно затянул Люсьен. — Да ты, как я погляжу, не хочешь становится нормальным, сильным и способным мужиком!
   — Это каким? Таким как ты что-ли?
   — А от чего нет?
   — Да ты странный какой-то, честно говоря, Люсьен.
   — Это, мо́лодец, ты тут странный, а не я. — Люсьен продолжал менять позы и выполнять упражнения во время разговора. — Ты погляди на наших: к примеру Дамиан – муж учёный, мудрый и спортивный; ещё более мудрый – Атаназ – хоть и пожилой мужик, а всё-ж-таки силач каких поискать, таких как он – жилистыми называют...
   — Да понял я! Ни ума во мне, ни силы физической. Что дальше?
   — А ты не перебивай! — Люсьен на секунду оторвался от выполнения упражнений. — Хорошо, вот ещё пример – Эжен. Не шибкий он умник, да и не силач, а всё равно солдат хороший, а почему?
   — А я кстати и не знаю...
   — Стреляет метко...
   — Так Атаназ ведь тоже стрелок хоть куда! Охотник в прошлом как никак. Белок только в глаз и стреляет.
   — Кому сказал, не перебивай! — Люсьен снова оторвался от упражнений. — Эжен – лучший стрелок на дальние дистанции из всех солдат, что я знавал. Он может поразить цель в двухстах, если не трёхстах метрах от него, не используя при этом новомодные игрушки, вроде оптического прицела! Ты где-нибудь такое видел?! Вот и я нет...
   — Да-да, действительно. Поразительные навыки. А мне-то что делать? Я так стрелять тоже не умею.
   — А ты, мо́лодец, не понял, о чём я говорил?
   — Ну о том, что, чтобы быть хорошим солдатом надо обладать каким-нибудь отличительным качеством. Быть сильным, ловким, умным, особо рассудительным, метким, жестоким. Разве не так?
   — Эх-х, малец. Плохой из меня, видимо, учитель. Вот Дамиан бы всё как надо разъяснил. Я не о том говорю, Клод, что, чтобы быть хорошим солдатом надо просто иметь отличительную черту, а том, что её надо отыскать. В поисках ты разглядишь как следует свои слабые и сильные стороны. И как найдёшь то, в чём ты особенно силён, тебе уже не будут страшны ни пули, ни штыки, ни даже приказы Ашиля.
   — Командира?! Он же такой жуткий! От одного взгляда в дрожь бросает. Ему как ни глянь в глаза, видишь – ему наплевать на всех; твоя, моя или чья-либо ещё жизни для него ничего не стоят, и он не пожалеет, если отправит нас на верную смерть, лишь бы воплотить свой очередной безумный план в жизнь.
   — В паре вещей ты не прав. О том, что Ашиль жутковатый – не спорю. Бывает у него такое. Но это не значит что, как ты говоришь: "Ему на всех наплевать". Он дорожит каждым из "Ночников". Даже тобой. Хотя другой бы командир скорее всего внимания бы на тебя не обратил, отправил бы в ад, к пушкам и пулям. Ты у нас довольно недавно... Напомни, сколько?
   — Полтора месяца уже...
   — Ну вот. А я с Ашилем воевал с самого начала. Из нынешних "Ночников" с Ашилем в один полк изначально поступили четверо: Фиакр, Атаназ, Марин и я. И поверь уж мне, мо́лодец, я такую заботу о сослуживцах мало где видал. Раньше Ашиль был довольно улыбчив.
   — Да ну! Не верю!
   — Да, так и есть. Он считал братом каждого из нашего отряда. Всем помогал, поддерживал. Он со всеми нашёл общий язык! А коллектив у нас был ой какой разношёрстный! Он со всеми подружился и многому всех научил. Но всё-таки – это война. Отряд терял всё больше и больше людей, а пополнения не поступало... Знаешь... Я понимаю Ашиля. Помнишь я говорил о братстве?
   — Да...
   — Так вот. Для человека, потерявшего девяносто пять братьев, скажу я тебе, он ещё очень даже весел...
   — Чёрт...
   — Что такое, малец?
   — Теперь, когда я понял почему командир такой угрюмый, я не могу сказать о нём ни единого плохого слова. Теперь, когда ты мне рассказал, я понимаю, почему его все в "Ночниках" так уважают. Отныне я буду, не жалея сил, искать свою сильную сторону, навык, черту, плевать что. Ведь я намерен помочь командиру добиться любых целей!
   — Я рад твоему прозрению, мо́лодец. Но ты так не распаляйся. А то задумает Ашиль вооружённый переворот устроить, а ты собрался ему помочь любых целей добиться! Ха-ха-ха!

Уже опалённые до белизны дрова приятно потрескивали в костре. Мечтательные огоньки летели вверх, желая дотянуться до неба, но гасли лишь отлетев от огня. Атаназ сидел на бревне, в полутора метрах от костра и точил какую-то деревяшку ножом. Рядом ходил туда-сюда Эжен – переносил дрова и провиант с места на место. Когда меткий "Ночник" перенёс последнюю охапку дров, он поднял голову, выпрямился, потянул руки к небу и зевнул. Эжен прислушался к шуму леса: к утреннему пению птиц, к шелесту сосен, к течению реки неподалёку и треску костра. Эти звуки доставляли невероятное удовольствие ушам Эжена и он, видимо решив их дополнить, взял свою винтовку, сел у костра и начал её разбирать.

   — Сынок. — заговорил вдруг Атаназ. — Ты эту ружью только за утро разобрал и почистил уже три раза. Сотрёшь все механизмы там. — Старый охотник ухмыльнулся.
   — Отнюдь дедуль. — Эжен не поторопился с ответом. — Я её затем разбираю, чтобы она стреляла точно в цель. Вот, куда я наведу целик, да с мушкой совмещу, чтобы туда и стреляла. Не нужна мне перекошенная винтовка, что мажет на два или больше сантиметров в сторону.
   — Это дело хорошее, однако... — Атаназ приподнял брови и качнул головой. — Ты можешь в процессе сборки что-нибудь напутать и ничего стрелять у тебя не будет. А я знаю, что ты с этой винтовкой не расставался с самого вступления в "Ночники". А это, если мне память не изменяет, чуть меньше года.
   — Именно. Я эту винтовку разбираю и чищу с самого начала войны. И буду чистить. А ты-то сам дедуль, что такое вырезаешь? Где не встанем на привал, ты вырезаешь что-то из дерева.
   — Это, сынок, статуэтка. Волк, если быть точнее.
   — Что за волк?

   Атаназ выдержал паузу в пять секунд.

   — Когда я был мал... Не помню... Ну лет десять мне было, что-ли. Я с отцом в лесу охотился, ну и мы встретили одинокого волка. Сам понимаешь, зрелище редкое. Ну я, с разрешения отца, его и одомашнил. Сделал своим напарником. А когда у него возраст подходил, мы с ним искали ему самку и они давали потомство. Потом тот самый волк умер, но от него остались волчата. И я их воспитал как своих детей, вырастил в могучих охотников и любящих родителей. У каждого из них на шее висела какая нибудь безделушка – опознавательный знак. Род того, первого волка прервался с началом войны. С тех пор, где бы я ни был, я вырезаю из дерева статуэтки всех волков из рода Нико – так звали первого волка, и оставляю их у дерева, сторожить леса от захватчиков. Лес – это и мой дом и их. И они – его гордые защитники. Вот, глянь. — Атаназ протянул Эжену небольшую статуэтку волка, размером с ладонь. У него на шее висел на верёвочке дубовый лист.
   — Дедуль, а что за лист такой? Прямо настоящий что ли висел?
   — Нет конечно. — рассмеялся старый охотник. — Я из дерева его вырезал. Он, видишь, побольше настоящего будет.
   — Ну да, теперь понятно.

   Эжен рассматривал фигурку, а Атаназ с улыбкой наблюдал за взглядом меткого "Ночника". Эжен опустил руку с фигуркой, и подумав немного спросил.

   — Старик... А как звали этого волка?
   — Бурбон. Его имя – Бурбон. В честь французской династии правителей.
   — Ясно. А почему именно дубовый лист?
   — А чёрт его знает. — Атаназ снова рассмеялся. — Само как-то в голову пришло.

   Эжен отдал старому охотнику статуэтку и они оба продолжили то, чем занимались, попутно говоря о наболевшем.

   Марин сидел у берега реки и слушал музыку волн. Он вглядывался в переливы цветов и бликов на воде, вспоминая Марсель. Тут со спины к нему подошёл Фиакр.

   — Что там такое в воде? — неожиданно поинтересовался иноземец.
   — Музыка... — Марин был заворожён красотой реки.
   — Какая ещё музыка?
   — Родная...
   — А ты собственно откуда, Марин?
   — Я? — Марин очнулся от "речного транса". — Я из Марселя.
   — Правда? Вот совпадение. И я из Марселя! Земляки получается!
   — Получается так... — Марин снова был поглощён "музыкой" реки.
   — Погоди-ка... Марсель... Этот платок... Неужели ты тот самый?
   — "Пацан с платком"? Да, это я.
   — Вот чего не ожидал, так это увидеть здесь легенду переулков родного Марселя. — Фиакр выдержал паузу. — А слыхал ли ты что-нибудь о "Чёрном буране"?
   — М-да, слыхал. Какой-то чернокожий парень, что в драках метелил всех размашистыми ударами. От чего и получил своё прозвище. — Марин на пару секунд ушёл в мысли. — Так... Постой... Да ну?! Не верю! Ты?!
   — Да. — гордо ответил Фиакр. — Я "Чёрный буран".
   — Вот это да! Как будто начало какого-то анекдота: "Встретились как-то раз две легенды Марсельских переулков".
   — Ха-ха-ха! Это да! Как же так угораздило?
   — Знак свыше, не иначе!

   — Доколе, а? — Дамиан негодовал. — Сколько нам ещё предстоит провести дней в пути, командир?
   — Дамиан, не стоит сомневаться в способностях Атаназа к ориентированию. — спокойно ответил Ашиль. — Он сказал что через пару дней будем у северных артиллеристов.
   — Понял, командир.
   — Так-то, а теперь разожги костёр. А то, так выходит, что Эжен зря дрова туда-сюда таскал.
   — Так точно!
   — Что "так точно"? Разожешь, или зря таскал?
   — Так точно, розожгу!
   — Во-от. А то что это – такой опытный солдат, а полные ответы отдавать не научился?
   — Никак нет, научился!
   — Всё-всё, хватит. Можешь нормально говорить, я шучу.

   Дамиан сложил дрова домиком и разжёг костёр. Ашиль принялся готовить завтрак, пока Дамиан проверял своё снаряжение и вещмешок.

   — Сегодня будет простая похлёбка из того, что я нашёл неподалёку.
   — Командир, а от чего вы не отправляете кого-нибудь из нас, ваших подчинённых, искать пропитание, а ищете, собираете и готовите всё сами?
   — А мне, Дамиан, нравится это дело – собирать и готовить. Меня однокурсники в университете решили научить этому ремеслу, мне и понравилось. На третьем курсе даже думал бросить педагогику и пойти в кулинарное училище какое-нибудь.
   — Да ну, не верю. Вы - кулинар? Ха-ха-ха! — У Дамиана от смеха потекли слёзы, в которых отражалась вся безмятежность пути. Пушистые облака на голубом небе, крепкие хвойные деревья, превращающиеся в малахитовый браслет, и солнце, то самое, что освещает путь "Ночникам" днём. — Ох-х, простите. — Дамиан перестал смеяться, но его  периодически тянуло продолжить смех, но он прикрывал рот рукой, и его голова надувалась так, что казалось, скоро взорвется. — Я просто не думал, что такой суровый человек, как вы, может заниматься таким мирным делом.
   — А учитель значит не мирная работа, да?
   — Действительно, вы правы. Что-то я и не задумывался об этом. Но, всё равно, обе эти профессии требуют заботливости. И вы правда очень заботливый, несмотря на изредка изрекаемые вами безумные приказы.
   — Я – командир, вы – мои подчинённые, подопечные. А долг как  учителя, так и командира – заботиться о своих подопечных.
   — С вами не поспоришь...

   "Ночники", собравшись за завтраком обсудили то, что нового узнали сегодня. Вокруг их стоянки неслись разговоры, обсуждения и смех. Похлёбка, кстати, оказалась очень даже вкусной. А солнце продолжало освещать мягким и заботливым светом устремления "Ночников".
   
   Вот каков "долгий и безмятежный путь на север"...