Глава 16. Видение
Монахов уже несколько минут с отстраненным видом стоял у запотевшего зеркала в ванной комнате. Его мысли, капитулируя, разбегались как тараканы, оставляя в сознании только гудящую пустоту. Впрочем ненадолго. Разбежавшись, они вновь обрушивались на него воспоминаниями о прошлом вечере.
Думая обо всем, что случилось, Женя чувствовал, как по его спине пробегает неприятный холодок, заползая своими щупальцами в самое сердце. Если бы он с коллегами не подоспел вовремя, то невозможно представить, что бы сделали с Шутовым те пьяные ублюдки. Их намерения лежали в определенной, всем понятной плоскости и осознание этого было для Монахова настолько неприятным, что он старался отогнать от себя проносящиеся в его голове картинки.
Тот парень, на которого Евгений набросился первым, после встречи с его кулаками представлял из себя жалкое зрелище. Женя рассек ему бровь, разбил губу и, кажется, даже сломал нос. И если бы ребята его не остановили, то он вряд ли смог бы сделать это самостоятельно. Что-то звериное проснулось в нем тогда. И Евгений не мог успокоиться до тех пор, пока уродов, напавших на Петю не рассадили по машинам.
Когда же Монахов увидел Шутова, который спокойно, как ни в чем не бывало шагал по переулку, вырулив откуда-то из-за угла, где занимался неизвестно чем, пока Женя так самозабвенно защищал его честь и достоинство, он сорвался повторно. Они наговорили друг другу много обидных слов. Но в тот момент ими обоими двигали исключительно опасения и страхи, накопившиеся за вечер.
Один испугался не успеть прийти на выручку, а второй страшился пережить то, что ему предвещал взгляд сильно перебравшего незнакомца.
Как бы то ни было, сказанного не воротишь. И все, что Монахов мог сделать в данной ситуации — попытаться извиниться перед Шутовым в понедельник утром. Евгений сильно сомневался, что это поможет, но попробовать все-таки стоило.
Приняв решение, молодой человек со вздохом провел ладонью по поверхности зеркала.
Из отражения на него смотрели уставшие глаза, под которыми пролегли серые тени. Синяк на скуле стал как будто бы больше и ярче, а из разбитой губы вновь показались капельки крови.
Сжав пальцы в кулаки, Монахов буркнул что-то про безответственных людей с отсутствующим чувством самосохранения, а затем принялся рьяно сушить свои влажные волосы, которые такой резвости были явно не рады.
— Жень, ты скоро? — за дверью послышался голос Андрея.
— Да, еще пара минут! — замотавшись в большое белое полотенце и бросив еще одно точно такое же в стиральную машину, Монахов вышел из ванной комнаты.
— Я думал, ты там уснул.
Только сейчас как следует рассмотрев друга, Тихоновский присвистнул и окинул того внимательным взглядом, на ходу отмечая все его «боевые шрамы». — А ты хорош...
— Ты сам-то себя в зеркале видел? — Женя зашел в спальню Андрея, открыл шкаф и начал по-хозяйски там копаться.
— Да что ты понимаешь?! Может, я таким образом рассчитываю заслужить нежную и трепетную женскую заботу. Стоит им увидеть мои синяки и ссадины — и дело сделано, — молодой человек прислонился к стене в прихожей, отчаянно борясь с зевотой.
— Ну, если секс из жалости — это не единственное, на что, по твоему мнению, ты можешь рассчитывать, то советую пересмотреть стратегию будущего начинания, — перебирая майки, Женя выбрал одну, лаконичного черного цвета.
— Из жалости?! Да почему сразу из жалости?! А как же чувство восхищения?!
Евгений промолчал. Он не стал продолжать этот бессодержательный спор, поскольку сейчас его интересовала чистая одежда и новое нижнее белье, которое довольно быстро нашлось все в том же шкафу. Уже одеваясь, он случайно посмотрел на экран включенного ноутбука Тихоновского.
Увиденное показалось ему странным.
Это было не похоже на Андрея, которого вдруг стали интересовать вопросы мумификации, а также мифы древности и всего, что связано с воскрешением. Присев на кровать, Монахов придвинул ноутбук поближе к себе, пробегая по статье быстрым взглядом.
Андрей прислушался к тишине, повисшей в квартире. Заметив, что его друг непривычно молчалив, он зашел в комнату в тот момент, когда Женя просматривал уже третью ссылку. Сильно смутившись, реаниматолог подбежал к своему ноуту и, захлопнув крышку, убрал его подальше. Он попросту не знал, как сможет объяснить свой внезапно проснувшийся интерес к потустороннему такому человеку, как Монахов.
— Ничего не хочешь мне объяснить? — Евгений слегка прищурился.
— А? Да нечего тут объяснять, — судя по взволнованному виду Тихоновского, тот сильно нервничал.
— Андрей...
— Да я просто... просто фильм один посмотрел, вот и заинтересовался данной темой! — эта версия показалась парню наиболее правдоподобной.
— Правда? — Женя сложил руки на груди, всем своим видом выражая сомнение.
— Конечно правда! — Андрей неестественно рассмеялся. — Ты думал, я мертвеца на дороге, что ли, встретил?
— Хм... согласен. Ладно, уже поздно. Выдай мне постельные принадлежности, и я пойду спать.
Немного подождав, Монахов ворчливо забрал у друга простынь, подушку и одеяло, придирчиво все осматривая:
— Кстати, когда ты уже поменяешь этот диван в гостиной? На нем же спать невозможно.
— Вот выдадут нам премию, этим и займусь. Как насчет того, чтобы скинуться на него совместно?
— Тих, не наглей. Я тебе и так горный велик простил. Забыл уже?
- Да понял я, понял... — примирительно улыбнувшись, реаниматолог завалился на кровать, провожая друга поникшим взглядом. — Свет только выруби, лень вставать.
Не в состоянии уснуть, Евгений лежал на диване, прислушиваясь к звукам с улицы.
Он вдруг вспомнил одно имя, уже давно не выходившее у него из головы, и решил узнать его происхождение. Женя набрал в поисковике имя «Загрей» и стал просматривать ссылку за ссылкой. По мере ознакомления с информацией, он все больше хмурился, вступая в диалог с самим собой.
Интернет предлагал Монахову только одну возможную версию возникновения этого имени, а также информацию о том, кому она могла принадлежать. Поверить, что лаборант был никем иным, как сыном Зевса, Персефоны и Аида — было сложно.
Решив, что в нем просто разыгралось его непомерно сильное воображение, Женя отложил телефон в сторону и закрыл глаза.
Спустя еще десять минут квартира на улице Москворечье погрузилась в благодатную тишину.
Этой ночью и без того странные сны Евгения стали еще более красочными.
Ему снилось, что он стал большим и сильным черным псом, гоняющим воробьев на античных лугах. Вдалеке виднелся храм, посвящённый Аиду. Неподалеку слышался плеск воды. Каким-то неведомым чувством Женя понял, что это река Ахеронт.
Пещера Персефоны, как и сама река, вызывавшая у местных суеверный ужас, самому Евгению таковой не показалась. Эти места выглядели для него привычными и даже родными, располагая его к себе.
Затем картинка изменилась. Женя вновь стал человеком. Однако теперь он стоял уже не на залитом солнцем лугу, а в какой-то глубокой подземной пещере. Стены пещеры освещали бронзовые факелы, тускло горевшие синеватым огнем.
Вдалеке на возвышенности Женя увидел в полутьме что-то по виду напоминающее каменный трон. На нем, к удивлению Монахова, сидел Петр Шутов. Голову молодого человека украшал золотой венок из виноградных листьев, а в одеждах, очень напоминающих длинный хитон, угадывались греческие мотивы.
Поверх хитона, заколотого золотыми фибулами с яркими, крупными рубинами, на Шутове был накинут задрапированный плащ, украшенный орнаментом из красно-черных цветов.
Вокруг трона под звуки флейты танцевали девушки в белых, опоясанных черными поясами коротких хитонах. В руках они держали бубны. Их движения поначалу были синхронными, но со временем танец становился все более резким и порывистым, а музыка - громче.
Картинка снова изменилась. Теперь вместо девушек Монахов увидел пятерых титанов. Весь их грозный вид не сулил Петру ничего хорошего. Заметив сидящего на троне парня, они направились к нему, круша все на своем пути. Тот, словно не видя их, все также сидел на том же месте, с отрешенным, подавленным видом.
И как бы Евгений не пытался его позвать, тот будто бы ничего не слышал.
Титаны почти достигли каменного трона, но тут Женя проснулся.
Часто дыша, Монахов резко сел на кровати, уставившись в стену ошарашенным взглядом.
— Никаких статей перед сном, — прикрыв глаза, он пробормотал что-то о собственном воображении и, вновь упав на подушку, попытался уснуть.
Над городом поднималось солнце.
**********
Шутов уже битый час ходил из угла в угол, пытаясь успокоиться. Он не понимал почему вспылил, наговорив много ненужных слов своему коллеге. Ведь было очевидно, что ему помогли. Однако вместо того, чтобы отблагодарить Женю, он набросился на него с обвинениями, высмеяв того за благородный поступок.
Неблагодарным Петр обычно не был. Напротив, стоило ему увидеть доброту в отношении себя, как он тут же старался ответить человеку тем же, вне зависимости от степени их знакомства. Почему же его поступки так сильно менялись в обществе Монахова, делая Шутова настороженным и отталкивающим — этого парень понять не мог.
Безрадостные мысли вызвали в нем чувство сожаления. И кроме того, Петр вспомнил, что произошло сразу же после ссоры с Евгением. Обнимая Меликяна, он отчетливо услышал голос своего отца. Пусть это и было короткое обращение, выраженное одной лишь фразой. Загрей не мог ошибиться — голос принадлежал тому, кого он надеялся больше никогда не увидеть.
Эти непрекращающиеся заигрывания с божественной семейкой Загрея ужасно раздражали.
То, что его папочка смог пробраться к нему через Меликяна самого Петра не удивило, скорее наоборот — он как будто бы рассчитывал на его появление, хоть и боялся себе в этом признаться.
Если подумать, сотрудники современных моргов, пусть и отчасти, но брали на себя ту роль, которую некогда выполняли жрецы древности в античных, египетских, шумерских и прочих храмах, проводящих посмертные ритуалы среди людей. У всех Богов подземного мира в качестве проводников их воли выступали служители святилищ, непосредственно отвечающих за переход человека из этого мира в мир «подземный». Самой своей деятельностью, которая становилась частью их жизни, они, можно сказать добровольно вверяли себя в услужение тем, кто обладал данной властью. Но если раньше это было действием осознанным, то спустя столетия ушло в категорию бессознательной потребности на ином, ментальном уровне.
«Интересно, что бы сказал сам Давид, если бы узнал, что на него возложена такая ответственная задача?» — безрадостно хмыкнув, парень посмотрел в окно на ночное небо.
Он просидел неподвижно, прислонившись к изголовью кровати, еще час.
Ни на один тревожащий его сегодня вопрос у Петра так и не нашлось ответа. И чтобы их получить, он должен был для начала заручиться поддержкой того, кто так же, как и он, сторонился любого участия божественной семейки в своей жизни. Однако, в отличии от Загрея, его брат любил не просто вмешиваться, но и менять ход событий по своему разумению.
Пещера Персефоны
Река Ахеронт