Сделка

Лондон за окном просыпался в серой, промозглой дымке, характерной для раннего осеннего утра. Где-то далеко гудели автомобили, слышались отголоски голосов и шагов — шумный, суетливый, совершенно маггловский мир. Но в маленькой, уютной квартирке на Бейкер-стрит царила своя собственная, отдельная вселенная. Вселенная, сотканная из тепла, магии и тишины.

Воздух был насыщен ароматами: сладковатый запах только что испеченного круассана, горьковатые нотки молотых кофейных зерен, и тонкий, едва уловимый запах старинного пергамента и чернил. Солнечный луч, пробившись сквозь кружевную занавеску, поймал в свою ловушку сотни пылинок, заставив их танцевать в такт тиканью старинных часов на каминной полке.

Гермиона Грейнджер, а ныне просто Гермиона, сидела, поджав под себя ноги, в глубоком кресле у окна. В руках у нее был растрепанный фолиант с пометками на полях, а на носу — очки в тонкой металлической оправе, съезжавшие на кончик. Она уже давно окончила Хогвартс, и ее жизнь приняла самый неожиданный и, как она сама считала, самый счастливый оборот.

Их встреча с Беллой несколько лет назад на одном из скучнейших благотворительных вечеров в поместье Малфоев казалась ей теперь божественным провидением. Тогда Беллатрикс Блэк, младшая сестра нарциссической и холодной Нарциссы, предстала перед ней не грозной наследницей мрачного рода, а уставшей от светских условностей женщиной с умными, печальными глазами. Она говорила о магии не как о инструменте власти, а как о живом искусстве, со страстью и поэзией, которые пленили Гермиону сильнее любых чар. Они сбежали от этого лицемерия, построив свой собственный, частный мирок, где не было места предрассудкам чистокровного общества, а было только двое из них и их тихая, всепоглощающая любовь.

Раздался легкий шорох, и в дверях гостиной появилась Беллатрикс. Просто Белла. Её Белла.

Она была босиком, в длинной шелковой рубашке своего любимого темно-бордового цвета, которая на один размер превышала необходимый и потому делала ее удивительно хрупкой. Ее густые черные волосы, обычно собранные в безупречную и строгую прическу, сейчас были распущены по плечам вьющейся волной, в которой запутались лучи утреннего солнца. В руках она несла две дымящихся кружки.

— Я вижу, мой книжный червь уже принялся за работу, даже не удостоив свой желудок завтраком, — ее голос, низкий и бархатный, был слегка охрипшим после сна и звучал как самое сладкое из возможных обвинений. — Я принесла подкрепление.

Гермиона отложила книгу, сняла очки и улыбнулась, чувствуя, как по телу разливается тепло при виде нее. — У меня строгий внутренний дедлайн. А ты встала. Это историческое событие. Надо отметить.

— Ой, замолкла бы ты, — Белла фыркнула, но глаза ее смеялись. Она подошла и поставила одну кружку на столик рядом с Гермионой. — Твой кофе. Две ложки сахара, немножко молока, и какая-то дурацкая пена сверху. Хотя с твоей любовью к сладкому, удивляюсь, как у тебя еще все зубы на месте.

— Я их чищу, — парировала Гермиона, с наслаждением делая первый глоток божественного напитка. Пена действительно была в виде чуть кривоватого сердечка. — В отличие от некоторых, кто считает, что утренняя чашка черной грязи заменяет все гигиенические процедуры.

— Это эспрессо, невежда маггловская, — с достоинством ответила Белла, устраиваясь на широком подлокотнике кресла и закидывая ногу на ногу. Ее пальцы с темным лаком бесшумно барабанили по керамике ее собственной кружки. — Напиток для ценителей. А не эта твоя... сладкая бурда.

— Ценитель кислого настроения по утрам, — не унималась Гермиона, поднимаясь на колени в кресле, чтобы быть с ней на одном уровне, и обвивая ее руками за талию, утыкаясь носом в шею. Кожа Беллы пахла сандалом и чем-то неуловимо ее собственным, знакомым и родным. — Ты пахнешь сном и кофе.

— Ужасающее сочетание, — прошептала Белла, но ее рука сама потянулась, чтобы погрузиться в каштановые волосы Гермионы, распущенные и пушистые после сна.

— Самое лучшее, — возразила Гермиона, целуя ее в основание шеи.

Они замолкли на несколько минут, наслаждаясь тишиной и близостью. За окном гудел Лондон, а в их крепости царил мир.

— О чем твой фолиант на этот раз? — спросила наконец Белла, указывая подбородком на книгу. — Снова пытаешься доказать, что теория магического поля Гамбита неверна?

— Не просто неверна, а в корне ошибочна в своих первоначальных посылах! — оживилась Гермиона, ее глаза загорелись знакомым огнем спора и анализа. — Смотри, он здесь предполагает, что...

Она погрузилась в объяснение, размахивая руками, цитируя на память целые абзацы. Белла слушала, откинув голову на спинку кресла, и смотрела на нее не отрываясь. В ее темных, обычно насмешливых или отстраненных глазах, сейчас светилось что-то теплое, что-то безмерно нежное и преданное. Она обожала эти моменты. Обожала наблюдать, как работает этот блестящий ум, как он рассекает сложные концепции, находит несоответствия, строит новые теории.

— ...и поэтому его вывод на странице четыреста двадцать второй просто абсурден! — закончила свой монолог Гермиона, запыхавшись.

Белла медленно хлопала в ладоши, изображая восхищение, но на ее губах играла та самая, немного хитрая улыбка, которую Гермиона обожала и которой немного побаивалась.

— Браво, профессор Грейнджер. Вы совершенно уничтожили бедного старину Гамбита. Я почти что чувствую жалость. Почти.

— Ты вообще слушала? — прищурилась Гермиона.

— Каждое слово, моя дорогая, — с невозмутимым видом ответила Белла. — Ты сказала, что он был круглым идиотом, и привела весьма убедительные доводы. Я полностью согласна.

— Я сказала это гораздо более сложными предложениями! — расхохоталась Гермиона.

— А я их немного сократила. Гениальность в простоте, — Белла сделала глоток своего эспрессо и скривилась. — Остыл. Чудовищная несправедливость.

— Наказание за невнимательность, — поцеловала ее в щеку Гермиона. — Ладно, хватит с меня теорий на сегодня. Значит, Гамбит — идиот, мы установили. Что дальше в нашем расписании?

— О, Боже, — закатила глаза Белла. — Опять твой знаменитый список дел? «Сделать всё невозможное до обеда»?

— Примерно так, — не смутилась Гермиона. — Во-первых, нужно зайти в магазин за ингридиентами для нового защитного зелья. Во-вторых, проверить, не прислал ли ответ на мое письмо старый профессор Флитвик насчет того заклятья... И в-третьих... — она хитро прищурилась, — ...мы идем в тот новый маггловский магазин с посудой.

Белла сделала вид, что упала в обморок на кресле, закинув руку на лоб.

— Опять? Гермиона, умоляю. У нас уже нет места для твоих кружек с надписями «Лучшая волшебница на свете» и «Кофе — мой патронус».

— Новая была бы с единорогом! — возразила Гермиона. — И она светится в темноте! Это же практично!

— Да, конечно, невероятно практично, — пробормотала Белла, но встала с кресла, протягивая руку, чтобы помочь подняться Гермионе. — Ладно, уговорила. Но только если после этого мы зайдем в кафе за моими любимыми булочками. Мне нужно залить в себя хоть немного нормальной еды, прежде чем ты накормишь меня своими экспериментальными зельями.

— Сделка! — весело согласилась Гермиона, подпрыгивая на месте. — Одевайся! Я пока найду Живоглотика и отберу у него мои вещи. И твою брошь. И, возможно, мои носки.

— Он утащил еще твою закладку для книг, — лениво сообщила Белла, направляясь в спальню. — Магнитную. Проверь под диваном. В прошлый раз он утащил туда мой браслет.

Гермиона упрыгала в поисках кота, а Белла остановилась в дверном проеме, обернувшись. Она смотрела на солнечный зайчик, поймавший в свою ловушку пылинки, танцующие в воздухе, на разбросанные книги, на две кружки на столике — одну пустую со следами сладкой пены, другую — почти полную горького эспрессо.

И ее сердце сжалось от приступа такой сильной, такой всепоглощающей нежности, что стало трудно дышать. Она прижала ладонь к груди, как бы успокаивая его бешеный стук.

Да. Это мой стеклянный шар. Мой единственный и неповторимый мир. И я сделаю всё, чтобы его не разбить.

И с этим обещанием самой себе она пошла одеваться, на губах все еще играла легкая, счастливая улыбка. Гермиона, к всеобщему удивлению (и особенно своему собственному), довольно быстро отыскала и кота, и пропажи. Сэр Живоглот, огромный рыжий разбойник с наглым взглядом изумрудных глаз, был обнаружен на самой верхней полке книжного шкафа, где он сладко почивал, укрывшись, как бархатным одеялом, дорогущей мантией Беллы из ткани цвета ночного неба, усыпанной серебряными звездами. Рядом с ним лежали и жеванная магнитная закладка, и потерянная брошь в виде змеи с изумрудными глазами, и даже одинокий носок Гермионы в разноцветную полоску.

— Вот же мелкий тиран! — с возмущением прошептала Гермиона, стараясь не разбудить его. Она аккуратно вытащила мантию, вызвав недовольное «мрррр» со стороны хозяина полки. — Изволь спать в собственной корзине, а не на исторических артефактах!

Кот лишь презрительно щурился, словно говоря: «Моя полка. Моя мантия. Мои трофеи. На что ты вообще жалуешься, кожаная?»

Вернувшись в гостиную, Гермиона принялась наводить порядок, пока Белла собиралась. Она аккуратно сложила мантию, повесила ее в гардероб, сунула носок в корзину для белья, а брошь и остатки закладки положила на тумбочку. Движения ее были точными, привычными. Она обожала этот ритуал — подготовку их общего пространства к новому дню. Каждая вещь на своем месте, каждый предмет хранил память об их совместной жизни.

Белла вышла из спальни уже одетой. На ней были черные брюки, сапоги на каблуке, которые делали ее еще выше и стройнее, и элегантный жакет темно-зеленого цвета. Ее волосы были убраны в строгую, но безупречно уложенную прическу, открывающую шею и тонкие черты лица. Она выглядела как успешная галеристка или владелица антикварного магазина — сдержанно, дорого и с легкими нотками таинственности.

— Супер, — объявила она, проверяя маленькую сумочку. — Ключи, кошелек, палочка... Кажется, всё. Ты готова, моя ходячая катастрофа?

Гермиона, все еще в домашних штанах с совятами и растянутой футболке, только что победившая в схватке с котом, выглядела ее полной противоположностью.

— Почти! Пять минут! — крикнула она и помчалась в спальню.

Белла покачала головой, но улыбка не сходила с ее губ. Она подошла к камину, над которым висела старая, чуть потускневшая фотография. На ней была изображена она сама, лет двадцати пяти, и Гермиона, того же возраста. Они стояли, обнявшись, на фоне их дома. Это был подарок от Нарциссы на их пятую годовщину. Она смотрела каждый день на этот портрет с нежностью и умилением. 

Если кто-то когда-нибудь спросит о моей слабости, я скажу ее имя. 

Через семь минут, что для Гермионы было почти рекордом, она выскочила из спальни, уже одетая в удобные джинсы, лоферы и просторный свитер. Ее волосы были кое-как собраны в пучок, из которого уже выбивались непослушные пряди.

— Готово! Вперед!

Они вышли на улицу, и свежий осенний воздух ударил им в лицо. Бейкер-стрит была полна жизни. Белла непроизвольно сморщилась от шума и суеты, взяв Гермиону под руку чуть крепче. Для нее, выросшей в тишине родовых поместий, этот маггловский лондонский гул всегда был небольшим испытанием. Гермиона же, наоборот, расцвела, с удовольствием вдыхая знакомый запах асфальта, кофе из ближайшей кофейни и далекого смога.

Их маршрут был отработан до автоматизма. Сначала аппарирование в небольшое местечко под названием «Магазин Дж. Пиппина» в Хогсмиде. Старик Пиппин знал Гермиону в лицо и всегда радовался ее визитам.

— Мисс Грейнджер! — просипел он, появляясь из-за стеллажа с сушеными мандрагорами. — Снова в поисках ингридиентов для своих гениальных зелий? Как насчет свежих глаз тритона? Только сегодня утром привезли!

Гермиона с энтузиазмом принялась обсуждать с ним качество товара, в то время как Белла с видом знатока изучала полки с редкими ядами, время от времени делая едкие замечания о качестве очистки или способе сушки. Мистер Пиппин побаивался ее и всегда внимательно выслушивал, кивая с подобострастием. «У мисс Блэк... безупречный вкус и слишком острый язык», — жаловался он как-то раз Гермионе.

Затем они заглянули на почту совиного отделения, чтобы отправить письмо Флитвику и забрать входящую корреспонденцию. Гермиона получила толстый конверт от издательства «Опустошитель умов», заинтересованного в ее статье о Гамбите, и открытку от Гарри Поттера, на которой тот счастливо размахивал рукой на пляже где-то в Испании, куда он "сбежал" с Джинни после очередной тяжелой миссии в Министерстве.

— Посмотри, как он загорел! — умилялась Гермиона, показывая открытку Белле.

Та лишь фыркнула, пробегая глазами по открытке: 

— Поттер. Все такой же пафосный, как и всегда. Хотя ракурс выбран неплохо, надо отдать ему должное.

Наконец, кульминация дня — визит в новый маггловский магазин посуды. Для Гермионы это был рай. Белла же чувствовала себя как в музее абсурда.

— Зачем магглам столько одинаковых тарелок? — философски вопрошала она, пока Гермиона с восторгом разглядывала стеллажи с кружками. — И почему на половине из них нарисованы эти... улыбающиеся котики? Это что, ритуал поклонения?

— Это мило! — настаивала Гермиона, уже держа в руках ту самую, с единорогом, светящимся в темноте. — Смотри, он же сияет!

— Он сияет, потому что покрыт дешевой радиоактивной краской, которая отравит твой чай, — парировала Белла, но все же взяла кружку в руки и рассмотрела ее. — Дизайн, конечно, ужасающе безвкусный... но для тебя сойдет.

Это было высшее одобрение. Гермиона сияла ярче единорога.

Они вышли из магазина с новым приобретением, завернутым в бумагу, и направились в обещанное кафе. За столиком у окна, заказав булочки и капучино для Гермионы и двойной эспрессо для Беллы, они наконец присели.

— Ну что, — сделала глоток кофе Гермиона, — продуктивное утро.

— Утомительное, — поправила ее Белла, но ее нога под столом нежно коснулась ноги Гермионы. — Но да, не без своих плюсов.

Они болтали о пустяках. О том, что напишет в ответ Гермиона Флитвику. О том, не зайти ли вечером в маггловский кинотеатр. О том, что Живоглотику нужно купить новую когтеточку, пока он не уничтожил весь диван.

В этот момент зазвонил телефон Гермионы — странный маггловский аппарат, который она носила с собой для связи с родителями. На экране светилось: «Неизвестный номер».

Гермиона нахмурилась. 

— Кто это? — пробормотала она, откладывая вилку.

— Наверное, опять тебе кредиты предлагают, — пожала плечами Белла, отпивая свой кофе. Ее взгляд был спокоен, почти ленив.

Гермиона ответила. 

— Алло? Да, я слушаю... Простите, я вас плохо слышу, тут шумно... Повторите, пожалуйста?

Она прислушалась, и ее лицо стало серьезным. Белла перестала есть, наблюдая за ней.

— Кто это? — тихо спросила она, ее голос потерял свою легкую, насмешливую нотку.

Гермиона подняла на нее глаза, и в них было просто легкое недоумение. 

— Какая-то женщина... Говорит, что звонит из благотворительного фонда помощи осиротевшим волшебникам. Просит о пожертвовании. Странно, откуда у них мой номер?

Белла расслабилась. Ее плечи, которые она сама не заметила, как напрягла, снова опустились. Она сделала еще один глоток эспрессо.

— Ничего странного, — Белла лениво махнула рукой, и ее губы тронула улыбка. — Наверное, Артур проболтался. Он вечно всем раздает номера, пытаясь «наладить межмагические связи» или что-то в этом роде. В следующий раз подарим ему блокнот для записей и скажем, что это новейшее маггловское устройство для хранения секретов. Пусть мучается.

Гермиона рассмеялась, представив эту картину, и последние следы недоумения исчезли с ее лица. 

— Он же его разберет на винтики к вечеру! 

— Ладно, забудем. Итак, о чем этот фильм, который ты хочешь посмотреть? Я, пожалуй, помечтаю: может быть, он про взрывы и погони?

— Нет! — возмутилась Гермиона. — Это интеллектуальное артхаусное кино о скульпторе, который влюбляется в свое творение! Очень метафорично и глубоко!

Белла приподняла одну идеальную бровь.

— Звучит смертельно скучно. Может, это творение потом оживает и устраивает мои любимые взрывы и погони?

— Белла!

— Шучу, шучу, моя девочка, — Белла улыбнулась, и ее глаза смягчились.

— Для тебя я готова посмотреть и про влюбленного скульптора. Но только если перед этим мы купим мне еще один двойной эспрессо, чтобы я не уснула от всей этой глубины и метафоричности.

— Сделка! — с радостью согласилась Гермиона.

Солнце светило в окно кафе, растягиваясь по столу теплым зайцем. Их ноги касались под столом, а в пакете лежала новая, ужасно безвкусная, но очень милая кружка с единорогом, которая светится в темноте. Звонок был забыт, как забывается легкий сквозняк, на мгновение ворвавшийся в теплую комнату. Ничто не нарушало их идеального, солнечного дня. Абсолютно ничего.