ОКСЭР

Раян

Я был на Торе. Он — на Принце. Мы не стали переодеваться: только сапоги и перчатки. И так сойдёт.

В совместной прогулке, даже если она больше напоминала вызов, чем прогулку, было что-то... интимное. Близкое. Хрупкое и до дрожи возбуждающее.

Я должен был ему сказать, кто я. Не про маску — это останется моим. А о другом. О том, кто я на самом деле в этом поместье. Но что-то меня остановило.

Может, страх, что он догадается и об остальном.
Может, стыд за свою ложь.
А может... просто сладкое желание продолжить игру.

Эту игру.
Такую живую. Настоящую.

В его упрёках — да, бывало больно. Где-то внутри будто что-то рвалось — тихо, но с острыми краями.
Но разве не этого я всегда хотел?

Не быть идеальным. Не быть "хорошим для всех".
А быть собой. А стыд за то, какой "я" — оставить на потом. На ночь. На душ. На вымытые руки под кипятком.

Парадокс: я играл роль. Но в этой роли — оказался ближе к себе, чем за все эти годы.

Мы подъехали к кромке поместья. Забора у нас не было — в таких местах он не нужен. Чужие, если и забредали сюда, разворачивались сразу: собаки и персонал охраняли территорию лучше любой охранной системы.

— Ты не знаешь дорогу к морю, — сказал я, натягивая поводья.

Тор гарцевал, Принц тоже. Два жеребца — породистые, резвые, гордые. Тор — гнедой, красивый, но уступал Принцу, если судить по родословной, холке, масти... но не по скорости. Ни один из них не был скакуном — не для забегов, не по правилам.
Но в душе, кажется, оба думали иначе.

— Почему же? — усмехнулся Кёнмин. — Помню. Прямо, вдоль леса, потом налево.

Я удивлённо поднял бровь:

— И когда это ты научился ориентироваться в пространстве?

— Очень смешно, — скривился он. — Жизнь в вашей глуши заставила.

Я засмеялся.

— Если заблудишься — просто держись за мной, — парировал я, наклонился к Тору и похлопал его по шее.
— Ну что, мальчик, покажем этому Принцу, кто тут хозяин?

Тор заржал, мотнул головой. Я выпрямился.

Кёнмин задержал на мне взгляд, потом кивнул на поле впереди:

— Хватит болтать. На раз, два, три.

И, ударив пятками, мы помчались...

Ветер в лицо. Скорость под копытами. Тор — летящий вперёд, будто без крыльев. Я почти не управлял — он сам знал дорогу. Знал её вслепую.
Я просто держался в седле. Просто наслаждался полётом.
Я не мог проиграть.
Мы не могли проиграть.

Я ускорился. Принц оставался позади. Я улыбнулся — он что, бережёт его? Или правда я быстрее?

Небо уже становилось огненным — всё в красном, в жаре.
Закаты здесь всегда такие: ранние, хищные, завораживающие.
Когда солнце уходит за кромку моря, это не просто красиво. Это — как ритуал. Как тихое таинство. Как молчание, окрашенное в огонь.

Мы подъезжали к лесу. Я всё ещё был впереди.

Слева по склону сползал ранний туман, справа густели тени деревьев. Почва стала плотнее, трава редела. Я знал это место. Каждую кочку. Каждый поворот.
А впереди — оно. Старое поваленное дерево.
Толстый, обугленный ствол, наполовину вросший в землю. Оно лежит здесь с моего детства — когда-то его ударила молния. С тех пор мы иногда используем его как барьер для тренировок. Жокеи учатся на нём прыгать. Иногда — я сам. Просто для удовольствия. Или чтобы произвести впечатление.

Но это дерево — не учебный барьер. Оно высокое. Плотное. С корнями и ветками, частично закрытыми кустами. Оно не рассчитано на случайный прыжок — особенно для лошади, которая видит его впервые.

Тор уже начинал вскидываться, ржать носом, почуяв опасность. Я чувствовал, как его корпус напрягся — вся сила в задних ногах, передняя левая чуть сбилась в ритме.

Я быстро прижал колени. Спокойно. Не сейчас.

Нет. Я не буду рисковать. Лучше объехать. Да, это добавит метров, но мы сохраним темп.

Я натянул поводья, чуть повернул его влево — и в этот момент, боковым зрением, как вспышку, уловил движение.

Кёнмин.

Он не сворачивал.

Он летел прямо на дерево.

Что, чёрт возьми, он творит?

Принц видел это препятствие впервые. Он не знал, как себя поведёт. Это не манеж. Не тренировочный барьер. Это реальное дерево с острыми сучьями и скользкой корой, где, если копыто соскользнёт — это может закончиться переломом. Или хуже.

У него был выбор. Он мог свернуть. Как и я.
Но нет — этот идиот вцепился в поводья, лёг грудью к холке Принца и шептал ему что-то. Я не слышал слов, но видел губы, и, хуже всего — видел решимость. Он мчался. На прыжок.

Сердце стукнуло в ушах так громко, что перекрыло ветер. Я больше не чувствовал себя в седле — только холод по спине, только сухость в горле.

Я почти закричал — но не посмел. Одно слово, одно движение — и Принц мог сбиться, дернуться, упасть. Поэтому я только замедлил Тора. Не резко — чтобы тот не испугался, — но достаточно, чтобы видеть всё. И если понадобится — броситься вперёд.

Боги, только бы он взял этот прыжок.

Руки заледенели. Пальцы сцепились в поводьях так крепко, что заныли суставы. Дыхание — резкое, рваное. Я будто забыл, как втягивать воздух. Лёгкие свело.

Кёнмин пригнулся. Скользнул вниз — почти к самому крупу Принца. Лёг грудью на холку, вытянулся.
Лошадь чуть встряхнула головой. И пошла.

И в следующее мгновение — они взлетели.

Принц оттолкнулся, мощно, резко. Передние ноги ушли в воздух, задние — пружиной выбросили вверх.
И Кёнмин...
Кёнмин не сидел на лошади. Он летел.
На фоне заката, алого, как вино, как кровь, как моё сердце в тот миг.
И я замер.
Потому что это было... чертовски красиво.

Не просто — красиво.
Это было в самую душу.
В кость. В память.

Грудь сдавило. Под ребрами — как будто что-то дрогнуло. Горло пересохло.

Боги... Что это?

Слёзы. Чёрт. Да, слёзы. Без причины. Без повода. Не от боли. Не от страха.
А просто потому, что я... почувствовал. Всё сразу.
Радость. Грусть. Обиду. Восторг. Желание.
И то, что давно забытое где-то во мне снова проснулось. Сердце. Забилось. По-настоящему. Не от страха. Не от скачки.

Он взял этот прыжок.
Он и Принц.

Картина — его силуэт в воздухе, резкий, напряжённый, почти неземной — отпечаталась внутри.
Я знал, что она останется со мной. Навсегда.

Кёнмин в воздухе. Кёнмин в закате.
Кёнмин — человек, который, не зная об этом, только что украл моё сердце.

Воздух наконец прорвался в лёгкие. Я выдохнул. Долго, тяжело, с каким-то почти хрипом.

А Кёнмин...
Он приземлился.
Ровно. Мягко. Точно.
Принц коснулся земли так, будто и не было никакого прыжка. Как будто это был не полёт — а часть их общего дыхания.

А я...

Меня повело.

То ли от передитого. То ли от того, что не спал, не ел, не дышал, не жил эти дни как человек.
Тело стало ватным. Голова закружилась.
Тор почувствовал — заржал, встряхнул головой, мотнул шеей.

— Тшшш... — я наклонился к нему, провёл ладонью по шее, стараясь успокоить и себя, и его.
— Всё хорошо. Доедем. Только доедем...

Нельзя падать сейчас. Только не сейчас. Не на глазах у него. Не после того, как он летел, а я... оживал.

— Чего стоишь?! — крикнул Кёнмин, развернувшись в седле. Он улыбался — широко, ярко, как мальчишка, впервые выигравший забег. — Я сейчас тебя обгоню!

И он ударил пятками — Принц сорвался с места.
Я собрал поводья. Подтолкнул Тора. Но уже не с яростью. Без огня.
Я просто поехал за ним.

Теперь я был сзади.
Но не переживал.
И не думал ни о споре, ни о выигрыше, ни о том, чего он хотел взамен.

Я просто чувствовал.
Вот он — впереди.
Вот он — огонь в закатном свете.
И моё сердце, кажется, снова ускакало к нему.
К нему — и к его лошади. Но всё-таки к нему.

Пляж показался впереди. Мягкая кромка, огонь песка, первый вздох моря.
Он ещё раз обернулся, усмехнулся — как будто колол меня этим взглядом.
Я очнулся, сжал ноги, лёг на шею Тора — но уже знал: не догоню.
Я проиграл.

Из-за чувств. Из-за дыхания. Из-за себя.

И мне... Впервые — было всё равно.
Просто немного грустно.

***

Кёнмин.

— Я выиграл! Выиграл! Выиграл! — радовался я, как ребёнок.

Как маленький мальчишка, победивший в своём первом забеге. И победивший не просто кого-то — а самого быстрого парня во дворе.
У Раяна. У Тора.

Я спрыгнул с лошади, ступил на золотистый песок.
Глубоко вдохнул солёный морской воздух — в лёгкие сразу ударило тепло, запах моря, чего-то по-настоящему живого.
Обернулся. Погладил Принца по шее.

— Ты молодец, умничка. — Он тяжело дышал, блестел от пота, но выглядел довольным. По-настоящему довольным.

Раян подъехал следом. Тор пыхтел, его грудная клетка ритмично вздымалась.
Они оба были на грани. И всё равно — красивые, как в кино.

— Слезай! — крикнул я, весело, почти вызывающе.

Раян закатил глаза.

— Ты смахлевал. Отвлёк меня своими трюками — и я проиграл.

— Бла-бла-бла, — передразнил я. — Так всегда говорят те, кто проиграл. Сам рот раскрыл и уставился. А мог бы и дальше скакать.

Я подошёл к его лошади, провёл рукой по гриве, не сводя с него взгляда снизу вверх.
Протянул руки, предлагая помочь. Он нахмурился.

— Сам, — бросил.

Он перенёс ногу, начал спускаться. Я не тронул его — просто был рядом, готов подстраховать, если оступится.

Он мягко приземлился на песок, почти бесшумно. Выпрямился, повернулся ко мне. На секунду дотронулся до виска — будто голову прихватило. Ему плохо? Но уже в следующий момент он поднял взгляд, как ни в чём не бывало.

И мы... столкнулись.

Слишком близко. Почти вплотную.

Я чувствовал тепло его тела сквозь тонкую ткань рубашки. Запах. Соль, ветер, немного лошади, немного — его. Его дыхание едва коснулось моей щеки. Я не шелохнулся.

Он тоже.

— Ну что, Раян, готов признать поражение и выполнить условия сделки? — я всё ещё не мог стереть с лица улыбку. Радость от победы распирала грудь, словно я только что выиграл что-то важное. Больше, чем просто забег.

— Пошли к морю, — ответил он уклончиво.

— Пытаешься оттянуть момент истины? — хмыкнул я, но кивнул.

Он наклонился, снял сапоги.

— Песок горячий. За день нагрелся, — пояснил, будто извиняясь.

В носках он ступил на золото под ногами. Я сделал то же самое.
Даже через ткань чувствовалась жара — живая, солнечная.
Песок был мягкий, рассыпчатый.
Тёплый, как объятия. Чистый, как начало.

Мы шли молча — бок о бок.
И подошли к самой кромке воды, не заходя в ту часть, где волны лениво играли с берегом.
Море дышало рядом. Солнце медленно опускалось в его объятия.

— Я, когда был маленький, часто прибегал сюда, — произнёс он, не глядя на меня, уставившись вдаль, туда, где волны уходили в закат.

— Ты с детства жил в поместье? — спросил я осторожно.

Кем он может быть? Сыном кого-то из прислуги?

— Да. Потом приезжал только на каникулы, — ответил он всё так же, не отводя взгляда от линии горизонта.

— Почему?

Он немного улыбнулся. Совсем чуть-чуть — уголком губ. Я перевёл взгляд на его профиль. На лёгкую, тёплую улыбку, будто случайную.

— Тут жили мои родители, — сказал он после короткой паузы.

— Они работали в поместье?

Он наконец посмотрел на меня. Прямо.
В его взгляде не было привычной дерзости, огня, раздражения.
Что-то другое. Как будто тусклый свет за тонким стеклом. Усталость? Надлом?

Я только сейчас заметил, как он побледнел. Как в его глазах — не янтарь, не огонь, а что-то притушенное. Глухое. Тонкое. Почти... болезненное.

Я не умею считывать лица. Никогда в этом не был хорош. Да и, по правде говоря, редко вообще пытался. Но его лицо...
Его глаза. Его губы. Резкий нос, с чуть заметной тенью у переносицы. Даже его подбородок — упрямый, острый — всё это заставляло меня гадать, вглядываться, пытаться понять, кто он.

Обычный конюх.
Вежливый, почти заискивающий в начале.
А теперь — дерзкий. Уверенный. Не опускающий взгляда.

Он что — привык ко мне так быстро? За эти несколько дней?

Или рядом со мной — чувствует себя по-настоящему свободным?

Или... и то, и другое?

— Кёнмин, ты задаёшь слишком много вопросов, — ответил он спокойно.
— Считай, что да.

— А если я не хочу считать? — мой голос стал ниже. Тверже. — А если я хочу точно знать?

Он чуть мотнул головой.
— Зачем? Конюх — не твой уровень, разве не ты сам это сказал?

— Мне решать, чей уровень, а чей — нет.
Может, я могу сделать так, чтобы ты был моим уровнем.

Он засмеялся. Тихо, коротко.
Но мне не понравился его смех. В нём было что-то...
Как будто он смеётся надо мной. Как будто... издевается.

— Я не хочу быть твоим уровнем, — произнёс он резко. — Кёнмин, хватит думать, что все вокруг считают тебя неотразимым. Что ты тут, на этом острове, король.

Я вскинул подбородок.
— А что — нет? Сам посуди. Ты завис на мне, — я шагнул ближе. — Проиграл потому, что смотрел. Потому что захотел.

Он нахмурился.
В глазах — потемнело. Или просто небо забрало солнце?

— Я завис, — сказал он медленно, — на талантливом всаднике. На том, как ты прыгал. Не на тебе. Я бы так же смотрел, если бы прыгал Панчай. Не льсти себе.

— Он бы разбился, если бы прыгал, — парировал я. — А ты... ты смотрел на меня.
И ничего, я тебе разрешаю. Можешь продолжать. Если, конечно, не против, что я буду смотреть в ответ.

Он закатил глаза.
— Боже, сколько в тебе гонора. Он мне разрешает... — криво усмехнулся. — То я «не твой уровень», то ты хочешь знать, чьи у меня засосы, обвиняешь, будто я сплю с кем попало... А теперь, оказывается, разрешаешь.
Пауза.
— Как-то, знаешь, уже и не хочется.

Я сжал кулаки. Всё, что он говорил — я и так знал.
Но от того, как он это говорил... Как будто играл мной.

— Кстати, — выдохнул я, голос чуть срывался, — о засосах, конюх Раян. Ты обещал сказать, кто тебе их оставил.

Он резко провёл рукой по волосам, будто хотел стряхнуть с себя что-то. Прикрыл глаза.
Рука дрожала.

— Зачем тебе это знать? — голос стал хриплым. Словно из глубины.

Он отвернулся.
Пошёл к лошадям.
Походка... неровная. Неуверенная.
Он устал? От скачки? Или от меня?..

— Считай, что я просто очень любопытный.

Он фыркнул, не оборачиваясь:
— Это не причина. Любопытно ему... Это моя личная жизнь.

Он не собирался говорить.
Разочарование ударило в грудь. Остро.
Я схватился за раздражение, как за спасательный круг.

— Ты что, собрался нарушить условия сделки? — выпалил я и резко развернул его к себе, вцепившись в локоть.

Блядь.
Я мчался как бешеный, прыгал через это чёртово дерево, рисковал шеей — и своей, и Принца. Всё ради этого. Ради ответа.
А он... молчит.

— Это ты себе придумал, что я тебе что-то должен, — резко отозвался он, поморщившись, глядя на мою руку. — Я просто хотел прокатиться.

Я не отпустил. Сжал крепче.
Резко, порывисто притянул его к себе.

— Что ты творишь? — прошипел он. — Совсем с ума сошёл? Я тебе кто вообще?

Он не вырывался.
Рука оставалась в моей.
Но взгляд — острый, злой, полный упрёка.

— Я напомню тебе, кто ты. Конюх Раян. Слишком наглый для своего места. Чуть не убивший мою лошадь. Постоянно флиртующий. Провоцирующий. И...

Я замолчал.
Он смотрел на меня.
Губы приоткрыты.
Зрачки — расширенные.
Дыхание — неровное.

Это из-за скачки? Или всё же... не только?

— Что и? — резко бросил он, дёрнув рукой, высвобождая локоть.

Я сделал шаг назад. Но взгляд не отводил.
Он — тоже.

Темнота накрыла нас. Мягко, почти интимно.
Пляж, ветер, лошади вдалеке.
А мы — будто в отдельном мире.
Только дыхание. Только кожа. Только он.

— Который тоже хочет... — выдохнул я. — Но по какой-то причине боится.

Он фыркнул:
— Я? Чего я должен бояться? Тебя, что ли?

— Нет.
— ...

Я шагнул ближе. Очень тихо. Очень медленно. Он не отступил.

— Мне кажется, ты боишься не меня...
— ...

— А себя.
— ...

— Меня ты хочешь.

— Что? — он тут же возмутился, поморщился.
— Не перестаю поражаться твоему самолюбию. Если тебя послушать, я тут сплю с половиной поместья. И ты... ты тоже хотите встать в очередь?

Его слова задели. Жгли.

— Я не встаю в очередь. Ни за кем.
Я сделал шаг вперёд. Жёстко.
— А уж тем более — не за...

— За обычным конюхом? — перебил он спокойно, резко. — Ты повторяешься. Скучно.

Он отвернулся. Не ждал ответа.
Подошёл к жеребцу. Наклонился, стал натягивать сапоги. Движения резкие, почти злые.

— Вот и славно, — бросил он через плечо.
— Не пачкайте свои ручки и свои мысли... об меня.

Он уже натянул сапоги, поставил ногу в стремя.

Я подошёл сзади.
Положил руки на его седло — мягко, но с упрямством, мешая ему заскочить на лошадь.

— Я не встаю в очередь, — повторил я ему прямо в ухо.
Низко. Близко.
— Но я мог бы сделать так, чтобы этой очереди не стало.

Он замер.
На секунду. Потом тихо, сдержанно:

— Убери руки... и дай уехать.

— Нет. Не до тех пор, пока ты не выполнишь условия сделки.

Он сжал челюсти. Я услышал, как скрипнули его зубы.
Плечи напряжены. Спина прямая, будто держится из последних сил.

— Тебе так важно это знать?

— Да, — коротко бросил я. — Мне нужно знать, у кого я тебя увожу.

Я сделал паузу, наслаждаясь собственной дерзостью.

— Марк мне симпатичен. Жаль будет разбить ему сердце... Он, наверное, отыграется на Принце.
— Управляющего — не жалко.
— А кухна... я его даже не видел.

Он вдруг глухо, чуть хрипло засмеялся. Без веселья.

— Ты собрался меня увести у них? И... для чего?

Он повернул голову через плечо. Я наклонился ближе, чувствуя тепло его кожи.
Медленно провёл дыханием по его шее, как раз там, где краснел след укуса. Мурашки прошлись у него по коже — я это заметил.

— Чтобы переспать с тобой, — прошептал я, легко, будто ничего особенного. — Жениться-то на тебе я точно не собираюсь.

Он резко развернулся — почти ударом. Мы оказались близко. Его грудь коснулась моей. Горячее дыхание. Жёсткий взгляд.

— Вставай в очередь, умник. Как раз к твоему отъезду подойдёт и твой черед. Но тебе уже придется уезжать.

Я сжал кулаки. Внутри — вспышка, как от удара. Глаза мои, должно быть, горели.

— Ещё раз спрашиваю, — выдохнул я сквозь зубы. — Кто оставил следы... на твоей тонкой шее?

Он не отшатнулся. Наоборот — брови приподнялись.
Потом — та улыбка. Сладкая. Дразнящая. Грязная.
Он подался вперёд и прошептал мне в ухо, почти касаясь губами:

— Человек, который заставил меня... течь.
И умолять: ещё... ещё...

Бархатное дыхание скользнуло по коже. Слова — как плетка по позвоночнику.

— Блядь... Имя, — прошипел я, схватив его за плечо, чтобы не двинулся.

Он отстранился. Не спеша. Глаза лукавые, губы всё ещё приоткрыты.

— Условия... назвать имя... не было, — промурлыкал он.

Я отступил на шаг, сжал кулаки, ругаясь себе под нос — тихо, но с нажимом. Ревность и раздражение поднялись, как волна, откуда-то снизу — жаром в животе, уколами в груди. От его слов. От его дерзости. От его взгляда — слишком спокойного, слишком уверенного. От того, что он не боялся меня. Не слушался. Отказал.

Он развернулся, и цепко зацепил стремя носком, поставил ногу. Рука легла на луку седла. Вдох — долгий, собранный.

Он оттолкнулся, стал подыматся и завис. Где-то между.

Тело будто не послушалось. Он замер — нога осталась висеть в воздухе, руки соскользнули. Я увидел, как дрогнули плечи. Его хватка ослабла — и он покачнулся назад.

— Что ты... — начал я, но не договорил. Сделал шаг вперёд.

Быстро. Инстинктивно.

Схватил его под руки, прижал к себе, перехватывая вес.

Он тяжёлый — не громоздкий, но плотный. Тёплый. Настоящий. Гибкий.

Он чуть не вырвался — рефлекторно, но не успел. Мы вместе потеряли равновесие. Песок мягко принял нас, но удар всё равно чувствовался: плечо, лопатка, поясница.

Он упал на меня, боком на мою грудью.

Мы оба замерли.

Я лежал, вжимаясь спиной в горячий песок, чувствуя его вес. Его дыхание было неровным. Влажные волосы выбились из хвоста, щекой он почти касался моего лица.

Ничего не говорил. Не шевелился.
Только веки дёрнулись. Пальцы дрожали,  у моего плеча. Он был в сознании. Но едва держался.

Я обнял его крепче. Не отпуская.

И вот тогда — удар. Не в грудь. Глубже. Где-то внутри себя.

Моё тело узнало его.

Узнало угол изгиба его спины. Узкую талия. Твёрдую грудь. Запах.
Этот запах.
Смешанный с потом, кожей, и чем-то ещё... чем-то, что я уже чувствовал. Когда был ослеплён. Когда его лицо закрывала маска.

Я перестал дышать.
Мир перестал двигаться.
Солнце скатилось за горизонт, и тень пересекла его лицо. Полосой — от скулы к подбородку.
Глаза закрыты. Губы приоткрыты. Звук... стон... сорвался с его горла.

Не он. Или — именно он.

Я увидел мужчину в маске в своих объятиях — но не в темноте спальни, а в сумерках пустынного пляжа.