Год пятый. Еще Глава 13, да что ты будешь делать!
А, чyдо-баpчик, чyдо-баpчик,
Хорошо здесь под кyмаpчик
за боpодкy кинyть хавчик, чyнга-чанга!
Hаше счастье постоянно: водка и маpихyана,
здесь живём мы сыто-пьяно, чyнга-чанга!
(Сектор Газа, «Чунга-чанга»)
____
Это кажется невероятным, но так быть бы тоже могло.
Гарри Поттер сидел в мусорном ящике и заряжал пистолет, как вдруг его лоб пронзила резкая, почти невыносимая боль. Он приглушенно застонал, выронил свое оружие и схватился руками за голову. Ощущение было такое, как будто мартышка пыталась расколоть его череп, как кокосовый орех, стуча острым камнем прямо по знаменитому шраму. Мартышкой в данной аллегории был, разумеется, Лорд Волдеморт.
Гарри почувствовал, что его собственная рука полезла в карман и вытащила оттуда шарик с пророчеством, сияющий в полутьме помойки неясным голубым светом. Он попытался противиться, но упрямая конечность как будто обрела собственную волю, и более того — его ноги тоже зашевелились, и тело обнаружило определенное желание подняться и вылезти из ящика прямо навстречу Риддлу.
— Не сопротивляйся, Гарри, — прошипел хорошо знакомый высокий голос, исходивший, казалось, изнутри его головы. Памятуя о том, что слышать голоса — это очень, очень плохой признак, Поттер стиснул зубы и сосредоточился, пытаясь вернуть контроль над собственным телом. От натуги он крепче стиснул пальцы, и хрупкий стеклянный шар, зажатый в его ладони, вдруг покрылся трещинами и рассыпался в пыль, из которой возникла миниатюрная полупрозрачная фигура профессора Трелони.
Гарри замер, и Волдеморт в его голове тоже притих, когда Трелони открыла рот и потусторонним, грубым и чужим голосом начала вещать:
— У трижды бросавших вызов... родится мальчик... на исходе седьмого месяца... и Темный Лорд отметит его, как равного себе... и будет он пиздец ходячий!
— Ну что? — спросил Гарри вслух, обращаясь к Волдеморту, чье удивление он ощущал в своей голове. — Доволен? А теперь брысь из моего мозга!
Волдеморт, оправившись от шока, зловеще расхохотался; каждый звук болью отдавался в поттеровском шраме.
— Все, достал, — прошептал Гарри. — Сейчас я тебе покажу класс. Окклюменция Поттер-стайл!
... У него были золотистые волосы, заплетенные в две длинные косы, и небесно-голубые глаза на пол-лица. У него была грудь, туго обтянутая матросским костюмчиком, писклявый голосок и сердце, переполненное любовью ко всему живущему. Он любил свою кошку, и свою розовую пижамку с зайчиками, и кремовые пирожные, и маму с папой, и популярного актера с потрясающе нежным взглядом, и белые цветы, и воздушные шарики...
Где-то за гранью сознания раздался глухой вскрик, но Гарри — хотя Гарри ли? — не позволил себе отвлечься. Его разум заполнили фантазии — и вот, он шел уже по залитой солнечным светом улице в компании пятнадцати беспрерывно верещащих подружек, и плакал, когда тонул на экране «Титаник», и кто-то читал ему стихи при луне, и в этих стихах кровь рифмовалась с любовью. И тогда он распахнул шире свои огромные голубые глаза и громко сказал:
— Аняня!
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Поттер смахнул со лба влажные от пота волосы, приподнял крышку помойки и выглянул наружу, жадно вдыхая свежий ночной воздух. В круге яркого электрического света, образуемого маггловским уличным фонарем, неподвижно лежала долговязая черная фигура. Гарри неловко вывалился из мусорного ящика и на подгибающихся ногах побрел к Волдеморту. Темный Лорд уютно устроился на асфальте, подложив под лысую голову руки, и смотрел в небо. На его бледных тонких губах блуждала мечтательная улыбка. Гарри присел на корточки и внимательно вгляделся в лишенные всякого выражения красные глаза. Кто-то подошел сзади и положил ему руку на плечо.
— Мне жаль, что я опоздал, Гарри, — мягко сказал Дамблдор.
— Да, вы много потеряли, — ответил Поттер хриплым голосом. — Что с ним?
Директор внимательно поглядел на Тома Риддла, затем направил на того палочку и воскликнул:
— Легилименс!
Через секунду он прервал действие заклинания и вновь повернулся к Гарри. На лице старого директора было написано глубочайшее изумление.
— Гарри, ты сжег ему мозг.
— Как, совсем? — Поттер вытаращил глаза. — Он же вроде жив, и даже улыбается.
Дамблдор вздохнул.
— Есть вещи, Гарри, которые хуже смерти. Он считает себя японской школьницей.
