take me to church

— Так он...
— Да. Был моим соседом. Вот повезло, правда? Может, и Гойла следующим распотрошат. Тогда я сдвину кровати и заживу как рок-звезда.
— И много рок-звёзд ты знаешь?
— Я чистокровный волшебник, Грейнджер, а не снегирь.

Лестрейндж лениво оглядывает полку у соседней кровати, а потом поддевает палочкой неряшливо брошенную на неё рубашку, заглядывая под неё. Он косится в сторону Грейнджер, которая рассматривает его книжный уголок, и хмыкает.

— Ты вломилась сюда, чтобы рассматривать мои вещи? — Она вздёрнула нос, и сделав несколько шагов, распахнула дверцы шкафа.
— Нужно проверить всё, и тщательно.
— Можешь снова залезть ко мне в штаны, — ляпнул он и тут же забыл, садясь на корточки и заглядывая под кровать. Грейнджер пыхтела за его спиной, пока он кривился, глядя на брошенный носок. — Что ты там... Мерлин!

Он подскочил, услышав громкий треск и тихое «ой». Гермиона поднималась с пола, а он прятал руки в карманах, игнорируя порыв подойти ближе и помочь. Она потирает ушибленный локоть, а он обходит мебель с другой стороны, выглядывая то, за чем она тянулась. В глубине верхней полки, аккуратно прибитая гвоздями, виднелась коробка. Рабастан толкнул закрывающуюся обратно дверцу и схватился двумя руками за деревянные углы. Дёрнул. Ничего не вышло. Передёрнулся.

Проклятые рефлексы маглорожденного тела. Тянуться теперь за палочкой было не солидно, а поэтому он дёрнул ещё раз, со всех сил, и сруб отошёл от доски с глухим стуком. Он понял, что Грейнджер выглядывает из-за его плеча, когда почувствовал прикосновение её волос. Лестрейндж бросает коробку на заправленную кровать, и бросает на свою спутницу непритязательный взгляд.

— Состриги космы.

Она снова оставляет его без ответа. В коробке — десяток писем, пара колдографий, несколько памятных, видимо, безделушек.

Грейнджер начинает с писем, хватая сразу парочку, и нетерпеливо разворачивает первый пергамент. Рабастан сначала хочет сделать то же самое, но потом замирает с протянутой рукой, и вместо этого выуживает смятую колдографию со дна. Он долго рассматривает ее, после того как разгладил, и даже читает приписку на обратной стороне. Отвращение заполняет его такой мощной волной, что он едва остаётся стоять на ногах.

— Похоже, что... — она замолкает, откладывая письма, и натыкается на колдо у него в руках. — Ну, да.

Лестрейндж выдыхает и, бросив бумажку обратно, прячет коробку обратно в шкаф, закрывая дверцы.

— Ищем дальше.

Они приходят в движение одновременно, снова рассредоточиваясь по территории трехместной спальни. Рабастан машинально пролистывает страницы фолиантов, Грейнджер заглядывает за прикроватные полки. Он думает о колдографии, спрятанной в прибитой к шкафу коробке. Два улыбающихся лица и скромное «my only true love» на обратной стороне.

— Так Пьюси и Нотт.? — неуверенно начинает Гермиона, видимо, решив прервать тишину.
— Ты сама все видела, — нехотя отвечает Рабастан, падая на свою кровать. — Это бесполезно, здесь ничего нет.
— Но об этом ведь никто не знал? — спрашивает она, игнорируя его попытку перевести тему. У Лестрейндж во рту собирается слюна с металлическим вкусом.
— Это не удивительно.

Грейнджер так же быстро передвигается по комнате, но уже ничего не ищет. Рабастан замечает, что она теребит на шее тонкую леску с маленьким шармом. Его раздражают ее мельтешения, а поэтому когда она в очередной проходит мимо, он тянет ее вниз за локоть. Гермиона с идеально прямой осанкой приземляется на матрас с обратной стороны кровати. Она все ещё упрямо о чём-то размышляет, и тогда Лестрейндж решается заговорить первым.

— Наверное кто-то узнал о том, что у него с Эйдрианом. И здорово рассердился. И все. Грязного извращенца вспороли за гобеленом, будем держать кулачки за Пьюси. Дело закрыто, и поделом ему, — и действительно, отвращение к этому делу поумерило его интерес. — Забыли и разошлись по спаленкам, Грейнджер.

Она бросает на него возмущённый взгляд.

— У вас, чистокровных снобов, в голове заложено презрение ко всем, кто хоть чём-то от вас отличается! — Она злится и будто пружина подскакивает с кровати, — Почему тогда Нотт был под оборотным? Ходил в запретную секцию? А палочка, а проход, а крики? Это все имеет значение!

— Это все имеет значение только в твоей воспалённой героизмом голове, Грейнджер, — Рабастан сгибает ногу в колене и опирается на неё локтём, глядя на неё снизу-вверх. — Мне это больше не интересно.

— Хорошо! — она вытягивает руки по швам, сжимая кулаки, и резко отворачивается от него. А через мгновение хлопает дверь.

***

Следующим вечером он читает в гостиной Слизерина, волей неволей прислушиваясь к разговорам. Смерть Теодора Нотта слишком сильно дала под дых всей школе, в особенности были испуганы слизеринцы и студенты по обмену. Булстроуд сеяла панику и твердила, что кто-то начал охоту на зелёные галстуки, Гойл терся рядом с Малфоем, который в свою очередь печально пялился в камин, Забини сидел на том же диване, что и сам Рабастан, Дэвис между ними, а Пьюси и вовсе нигде не было. Небольшая компания из старшеклассников, которая подозрительно часто собиралась неподалёку от Лестрейнджа, уже даже не напрягала его. Он спокойно перелистывал страницы под тихие всхлипы Трейси и бубнение Гойла, и даже постарался не обратить внимание на Драко, который то и дело бросал на него хмурые взгляды.

— Думаете, Милисента права?
Забини отвечает раньше, чем Лестрейндж переваривает вопрос Трейси.
— Милисента — дура. Забей.

Рабастан отнимает взгляд от фолианта и над макушкой их соседки встречается глазами с говорящим.

Блейз — бледный, черноволосый, высокий, одного роста с ним, приглаженный и с иголочки одетый итальянец, немного напомнил ему сейчас свою мать. Он всегда выглядит так, будто каждая нитка его наряда была не более чем ещё одним способом доказать всему миру, что их место у его, Блейза, ног. Сначала Рабастана забавил этот вычурный и слишком громкий для этой реальности парень, но сейчас эти слова с уловимым акцентом прозвучали уж слишком... осознанно. Чёрные глаза Забини ещё какое-то время буравили его, но потом итальянец отвернулся, и ничего как не бывало.

— Драко, — Гойл подаёт голос, обращаясь как бы к Малфою, но на деле ко всем. — Мы будем что-нибудь делать?

Что-нибудь делать. Лестрейндж захлопывает книгу: и почему эти дети не могут просто доживать свою
жизнь? Им осталось всего ничего до окончания школы, и каждый из них лезет из шкуры чтобы показать другому, что чего-то стоит. Но Рабастан принимал и другую сторону — они боялись. Война, смерть или заключение большинства их родных и знакомых, общественное презрение и неприятие остальных. Они столкнулись с несправедливостью даже в Хогвартсе, а теперь их однокурсник мертв.

— Это наверняка дело рук Поттера! И его грязнокровная подружка тоже что-то да знает, — слова режут слух, когда Буллстроуд снова подаёт голос. Лестрейндж первый раз за вечер с интересом рассматривает Малфоя.
— Гр... — он запинается, но быстро берет себя в руки. — Грязнокровка ничего не знает. И Поттер тоже. Этот слабак никогда бы не пошёл на это.
— Но как тогда...
— Ничего, — Рабастан перебивает Гойла, поднимаясь с места и улыбается уголками рта смотрящей на него снизу-вверх оленьими глазами Дэвис. — Ничего мы не будем делать. Не в наших интересах. Послушно ходим на пары, пишем конспекты и не играем в Пожирателей Смерти, — на последних словах Малфой резко смаргивает и поднимает на него взгляд, но молчит. — Держите ухо востро, а хвост трубой. По одному не ходим. В неприятности не влипаем.
— И что же, нам просто ничего не делать? — Рабастан не помнил, когда в гостиной появился Пьюси. Выглядел он как обычно — неважно. И заговорил, только когда Лестрейндж упал обратно и снова открыл книгу.
— Это называется «выжидать», Пьюси, — он не стал отнимать глаз от текста. — И не быть идиотами. Хочешь пойти к гостиной Гриффиндора с зажженными вилами? Валяй.

В гостиной установилась тишина. Через какое-то время все начали расходиться, и рядом осталась только Трейси. Рабастан решил проверить, не уснула ли его сокурсница, и отвлекшись от чтения, напоролся на её большие, светлые глаза. Дэвис виновато улыбнулась, убирая волосы за ухо, но не стала отводить взгляда.

— Мне страшно, Рабастан.

Это был второй раз, когда его назвали по имени с тех пор, как он открыл глаза в этом теле. Лестрейндж смягчился, откладывая книгу, и развернулся к однокурснице, разглядывая её. Трейси — мраморная блондинка со светло-серыми глазами. Рабастан был уже однажды влюблён в этот типаж, но эта девушка разительно отличалась от Нарциссы Блэк. Цисси была немного младше его, и ещё будучи маленькой соблазнительной нимфеткой умела его очаровать. Она всегда была маленькой женщиной — Дэвис же навсегда останется чутким ребенком.

— Почему тебе страшно, Трейси?
— Почему убили Теодора?
— Я не знаю.

Её ресницы дрогнули, перед тем как она упрямо потянулась к Рабастану, опуская ладонь на его колено, чтобы не упасть. Сначала он инстинктивно отпрянул, и между ними отчетливо просквозило неловкостью.

Но потом он повнимательнее рассмотрел лицо Трейси и уже сам потянулся ближе, решительно встречаясь с её губами.