Маглорождённая (I)

* * *

Вокруг была лишь кромешная тьма. Аполлон лежала на чём-то мягком, и ощущалось, словно она в невесомости. Но в неравной и ярой борьбе с этой лёгкостью смешивались и брали верх чёртова тяжесть и будто новое раздробление ребёр, и адская боль, прорезывающая почти диагонально весь левый глаз. Каркарова кричала, срывая голос и задыхаясь, билась в конвульсиях и пыталась истерически снять повязку с глаз.

- Мадам Помфри! Сюда, скорее! Аполлинария очнулась! Ей очень плохо! - громко звал целительницу Уизли-младший где-то в темноте.

Чьи-то гладкие с редкими прорезями тёплые руки схватили за локоть дёргающую в припадке девушку, приподняли рукав футболки и вкололи неизвесное, приятно обжигающее вещество.

- Тише, милочка, всё будет хорошо. Спи, и всё пройдёт, завтра будет лег... - так и не успел договорить женский мелодичный, но уже ломающий от возраста голос, канув во мгле.

Очнулась Каркарова уже с малым облегчением, не произнося ни слова, ощупывая кровать. Это была больничная койка. Ничего не видя, пыталась прислушаться и принюхаться к окружению. Лёгкий стерильный запах ударил в нос, впереди на другой скрипучей койке глубоко вздохнул человек. Но взаправду её дыхание было тяжёлым, прерывистым, борющим за жизнь, захватывая будто бы последние глотки чистого воздуха. Расширяя лёгкими рёбра, она чувствовала резкую боль и тугую повязку на них.

Часы отсчитывали такт, но не пробивали безвременье иностранки. День, либо ночь - всё было одинаково напряжённым, пытающим выжить, и не потерять признаки существования в беспробудной фазе между сном и реальностью. Между смертью и жизнью. Она знала и понимала, что проходят какие-то, уже для нее самой никчёмные промежутки времени, пропускающие мимо себя её старания снова ощутить жизнь в полной мере: колыхающая от ветра ветка дерева, глухо стучащая о стекло, пёстрое щебетание колыбелей птиц, тихо бьющие капли дождя о тонкое огромное окно в госпитале, и сотни волшебников в округе, занимающие обыденностью своих вещей, не тяготясь бременем её болезни.

Девочка, не зная, сколько она снова была без сознания, проснулась от резкого скрипа открытой массивной двери в конце ареала больничного крыла, лёгкого, но быстрого и длинного шага вдоль него по направлению к ней и криков Рона напротив её койки.

- Что ты здесь забыл?! Ты же знаешь, что тебе здесь не рады... Эй, что ты делаешь?! А ну, отойди от неё! - кровать парня как будто тоже визжала вместе с ним от возмущения.

- Заткнись, Уизлер! От твоего скрипа в голосе повыскакивают все петли с койки, и от падения с неё ты сломаешь себе ещё что-то! А если нет - то я тебе с этим помогу! - за этим злобным голосом последовал звук задвигающей шторки вокруг ложи Каркаровой, отделяя нагнетающую обстановку от спасения.

Из-за временного беспамятства событий Аполлон не сразу поняла, кто перед ней, но тут же она резко почуяла олеандр и левкой от шелковистых мягких волос, и аромат зелёного яблока с чистым шоколадом. От этих явных запахов у неё закружилась голова. Бессознательно и окончательно она влюбилась в этого человека, и ей придётся посмотреть правде в глаза, что чувства взяли вверх наперекор всем её священно принятым и возвышенным принципам и убеждениям. Она не захочет отпускать его ни на шаг никогда в жизни. Но некая неприязнь и безвыходная злоба на себя из-за того, что она узнала своего суженного в нём, привело её к пустому бешенству, мечущему то к одной стороне правды, то к другой.

Парень положил гостинцы на столик рядом с кроватью, а сам сел на стул. Потом проследовала минутная тишина, после которой иностранка почувствовала, что он касается её руки, поглаживая.

- Драко... Что ты... здесь... делаешь? - задыхаясь, тяжело спросила девушка.

- Да вот, узнал, что ты при смерти... Пх... - усмехнулся Малфой. - Решил навестить свою абьюзершу.

- Не... Кх... называй меня... Кха... так! Мы даже не друзья! Кх-кха... - закашлялась Аполлон от боли и нехватки воздуха.

- Тише-тише. - Блондин прислонил свой палец к её губам. - Не напрягайся, Каркарова, хуже будет. И так уже чуть концы с концами не сводишь.

Сделав паузу, он продолжил:
- Шоколадку, либо яблочко будешь? Я принёс тут тебе...

- Д..а... Ябло... Кх-кх... - если бы не было повязки на её глазах, Драко увидел бы, что она прослезилась.

- Тшш... - Слизеринец взял маленький перочинный ножик и отрезал от зелёного яблока кусочки, и кормил ими девушку.

Вдруг через пару минут в госпиталь вошла целительница и резко раскрыла шторы, тем самым испугав ребят.

- Это что такое?! А ну, брысь отсюда! Время для визитов закончено! Больной нужен отдых!

- Я не собираюсь уходить. - твёрдо сказал парень, крепко взявшись за руку Аполлинарии.

Медсестра взяла в кисть маленький полотенец, висевший у неё на шее, и начала слабо хлестать им этого, уже за три года надоевшего ученика-симулянта, показывая, что дважды она повторять не собирается.

- Ну, мадам Помфри, ай... Ну что Вы?! Ауч... - вскочил Малфой и старался сбежать, пытаясь уворачиваться и защищаться от разозлившейся целительницы.

- Ха-ха-ха-ха...! - заливался смехом Рон.

Она отхлестала парня за дверь и уже собиралась развернуться, чтобы подойти к больным, но скрипнула дверь, и из щели показалась белобрысая голова.

- Я, конечно, не сомневаюсь в ваших знаниях лечения, мадам Помфри, но кормите её, пожалуйста, а то она быстрее помрёт от голода, чем от этой адской боли. - сказал Драко, и резко отшатнулся назад, испугавшись очередного нападения.

- Я сказала: "Брысь!", бедокур! Чтоб я тебя здесь не видела больше в неположенное время! - Прогнав проказника, женщина облегчённо вздохнула и улыбнулась своему сделанному делу.

***

Снова Каркарова проснулась от скрипа двери. Шаги были лёгкими, короткими, но быстрыми. Каблучки звонко доцокали по полу до койки девушки. Глухо и едва заметно поставилась стопка книг на столик. Иностранка почувствовала помимо запаха страниц аромат корицы, спелого апельсина и... Табака..? Нет, это был слабый перегар от фейерверков близнецов Уизли.

- Зофия! Кх-кхе... - от волнения Аполлон подскочила, но маленькие тёплые руки уложили её обратно. - Извини... Я не ожидала... Кх... что ты придёшь...

- Всё... хорошо. Я понимаю. - застенчиво произнесла четверокурсница. - Послушай! Так зачем я пришла..? - её голос неожиданно стал уверенным и громче. - Я принесла тебе книги за третий курс, чтобы ты не пропустила конец учебного года. Ты же любишь учиться! Я тебе почитаю!

- Ха-ха... Кх... Кха... Хр... - закашлялась от смеха Аполлинария. - Зофия... Кх... Солнышко ты моё... Кхэ... Спасибо большое!

- Можно с вами..? А то здесь ни еды нормальной, ни развлечений... Скучный больничный режим... - на удивление к ним подключился Уизли-младший.

- Рон, кха... То, что... здесь нет... Кх... сочной курочки и... твоих любимых... Кх-кхе... пирогов с мясом... не означает... что здесь... Схр... Кх... плохая еда... Она здесь... здоровая! - усмехнулась Каркарова.

Рыжий только громко и демонстративно умирающе вздохнул, плюхнулся головой на кровать и наглухо ударил подушкой себя по лицу в знак протеста.

***

В первые дни мадам Помфри говорила о снижении показателей, не давала надежды на выздоровление, так как никакие лекарства и заклинания, к разочарованию всех, не действовали на девушке. Она всеми способами пыталась ограничить визиты друзей, думая, что больной нужен отдых и покой. Из-за полного одиночества и нагнетающей рисковой обстановки Аполлон становилось всё хуже и хуже.

В течение двух недель, после проказа Малфоя и Зофии, после которых ей стало значительно лучше, Аполлинарию много кто втихомолку навещал: Гарри, Гермиона, Колин, близнецы Уизли, некоторые хорошо знакомые гриффиндорцы и сокурсники. Даже некоторые преподаватели приходили к девушке. А для мадам Помфри их просьба уже была уважительной причиной. Только благодаря всем этим людям Каркарова шла на поправку и верила, что она будет здорова и будет так же чувствовать жизнь как и раньше, либо ещё красочней. Она и не думала, что у неё появятся здесь на столько хорошие друзья.

Но самый значимый для неё был визит отца. Сразу же, как узнал о случившимся, Игорь трансгрессировал к ней. Но когда целительница не пустила директора Дурмстранга, у его дочери сразу же из-за этого случился приступ. Она кричала, требовала, чтобы его привели к ней, но начала захлёбываться кровью и биться в сильнейших конвульсиях.

Девочку с большим трудом привели в поддерживающее состояние, но очнулась она только через пару дней. Она почувствовала в своей руке руку отца, который спал, но даже в этот момент крепко сжимал её. Аполлон резко вскочила и обняла отца, который тут же пробудился.

- Аполлинарочка моя! Как же я боялся за тебя! Я сильно тебя люблю, моя снежиночка! - Игорь заплакал, крепко обнимал свою дочь, боясь её отпустить.

Весь продолжительный постельный режим врачевания Каркаров сидел с ней днями и ночами, не отходя ни на минуту. Спал рядом с ней, приобнимая, либо на стуле, взявшись за руки, будто бы так удерживал её жизнь, уже и так висевшей на волоске.

Мадам Помфри прописала в лечении: "Очень частые визиты дорогих ей людей", потому что поняла, что девочке поможет только это.

Каркарова была рада каждому человеку, пришедшему к ней. Но к ней ни разу не подошёл главный автор её исписанного лица и скульптурированного туловища. Никто не говорил о Люпине, будто бы он исчез из всех временных отрезков, оставив ей памятное уродство внутривенно и снаружи.

***

Настал долгожданный день, когда жизненные показатели Аполлон были в норме, и можно было снимать повязки. Ей помогли сесть на кровати. И вот ей снимают повязку с глаз. Сильно боясь, она держит их закрытыми, но решается открыть. Пронзительно звон в ушах. Её ослепляет ярко- белая пелена. Новый глоток воздуха. Голова кружится. Зрение постепенно приходит в норму, и она также хорошо и насыщенно видит окружение, как и до травмы. Перед ней стояли все родные для неё люди. Они молчали, некоторые пооткрывая рты. Девушка резко посчитала себя убогой и закрыла своё лицо одеялом.

- Милая, всё хорошо. Не бойся. Я с тобой! - к ней быстро подошёл отец.

- Пап... Папочка... Я уродка..? - прошептала Аполлинария, чуть ли не плача.

- Нет, снежиночка! Ты стала ещё прекраснее! - он протянул ей зеркало.

Иностранка увидела в нём свои ярко светящиеся глаза. Правый глаз как чисто огранённый изумруд, а левый - бездонное аквамариновое небо, пронзённое самим копьём Одина, доказывающий выполненный обет о том, что она всеми силами пыталась остаться в живых.

Среди всей этой толпы она не заметила Люпина. Девушка не подала виду, что смутилась, и оставила это дело на потом, а пока ей нужно провести время с людьми, по которым скучала и так хотела увидеть с момента осознанного пробуждения. Каждый к ней подходил, обнимал и говорил насколько рад её выздоровлению. В далеке она заметила белобрысого слизеринца, выглядывающего из-за дверей и так неосмелившего подойти ближе на протяжении всего торжества из-за большого количества присутствующих.

От наблюдения за ним её отвлёк Колин, который потребовал всех собраться рядом с Каркаровой. Он поставил камеру и быстро, пытаясь успеть, подбежал и остановился у перил кровати. Улыбнувшись, мальчик обернулся к камере и расправил руки. В этом момент послышался щелчок, и из коробочки вместе с дымом и искрами вылетела фотография. Криви с радостью поднял её с пола и показал всем, демонстрируя свои умения фотографа. Все ему зааплодировали, а некоторые похлопали ему по плечу в знак одобрения. Иностранка подозвала его к себе. Когда Колин подошёл, она тут же обвила одной рукой его шею, потянув для объятья к своей груди, а второй стала теребить его за волосы.

- Ах, ты мой миленький сладенький дорогой пирожочек! Ха-ха-ха... - от её заливающего смеха пошли и радостные смешки от других.

Краем глаза она увидела, как Фред передал Зофии что-то в руки, а та в свою очередь засунула это в оба свои уха. Парень скрылся в толпе, и тут над потолком стали разрываться переливающиеся разными цветами фейерверки. Сначала обычные вспышки по нарастанию размера и палитре, а потом появлялись надписи о том, что все рады выздоровлению Аполлинарии, что её все полюбили, и что она самый хороший человек и друг из всех, кого кто-либо встречал. Она расплакалась. В этот момент иностранка была самой счастливой в мире, как никогда раньше.

Несколько дней позже её выписали из госпиталя. Предупредив отца о хорошем состоянии и неотложном деле, она пошла к преподавателю по Защите от Тёмных Искусств. Идя по коридору, ей было немного боязливо увидеть этого человека. Её ладошки вспотели, виски болезненно пульсировали, а сама очень нервничала. Аполлинария размышляла о том, что скажет, когда она посмотрит в глаза этому навевающему страх из-за прошлых событий, но такому же боязливому и беззащитному оборотню, который точно не осмелиться подойти к ней и будет молить прощения за нанесённые им травмы. С каждым её беспокойным и резким шагом дрожь в её теле усиливалась по мере приближения к заветной двери. Судорожно сглотнув, она постучалась и зашла с позволения временного хозяина помещения.

Стоя друг против друга на приличном расстоянии, никто не осмеливался двинуться. К горлу иностранки поступил комок, из-за которого она не могла ничего сказать. Спустя долгой паузы и рассматривания друг друга у Люпина потекли слёзы, и он резко бессильно упал на колени, закрыв голову руками. Его рыдания и раскаивания эхом проносились по всему ареалу кабинета. Аполлинария всплакнула, прониклась сочувствием к нему и стала медленно подходить.

- Нет! Пожалуйста! Стой на месте! Ты должна меня ненавидеть! Что же я сделал с тобой... - не поднимая головы, но слыша её шаги, Римус всё больше раскаивался от угрызения совести. - Как я только посмел?! Мне нет прощения! - в эту секунду девочка присела рядом с ним на колени, когда он поднял заплаканные глаза к ней, а она приложила свои ладони к его щекам. - Как же я тебя изуродовал... - говорил он, рассматривая её шрам. - Я монстр... Я осмелился навредить этому милому... прекрасному... чистому... существу... Я мог убить тебя, слышишь, Аполлон?! Я МОГ ТЕБЯ УБИТЬ!!! Не смей меня прощать и успокаивать! Я этого не заслуживаю..! - он начал опускать голову, но дотронулся ею до плеча ещё ближе приближённой девушки, которая крепко его обняла.

- Все хорошо, Римус. Я тебя не ненавижу... Ты до сих пор остаёшься моим другом. Ты не виноват... У меня всё зажило, ты не навредил мне внутри. Честно! Я полюбила тебя... так, как люблю своего отца... Ты стал для меня вторым дядей. Хм... Наперекор всем обычаям я хочу, чтобы ты стал моим вторым крёстным отцом. Ведь... у меня нет крёстной матери...

Мужчина резко отпрянул и посмотрел в разноцветные глаза Каркаровы. Он стал отвергать тот факт, что, совершив своё ужасное деяние, он не был для неё чудовищем. Люпин, отшатнувшись назад и встав, пару секунд смотрел на взволнованную иностранку, сидевшую на полу.

- Но... Почему? За что? Милая... Аполлинарочка... За что? - из его глаз до сих пор лились слёзы.

- За то, что ты остался человеком. - с этим словами она встала и обняла его.

Эти слова врезались ему в память и остались в его сердце. Римус поднял её на руки и крепко обнял. Так же молча они находились в объятьях долгое время, пока Аполлон неожиданно не рассмеялась. Она потребовала устроить чаепитие с разными сладостями. Так они и провели оставшийся вечер за кружкой чаем, шоколадом и разными сказочными историями.