Брешь

В коконе всегда убийственно спокойно и безразлично. Куда не взглянь — не увидишь ни единого угла, где можно было бы забиться и спрятаться. Тогда-то и приходит понимание, что ты уже в этом углу, а равномерность обволакивает твоё тело подобно мягкому пледу.
Коснувшись рукой груди, выдыхаю и прикрываю глаза. Внутри цветущей гнилью разрослась тупая боль, бороться с которой бессмысленно. Она — единоутробная сестра, она — вечный спутник, и та, что будет до самого последнего вздоха. Ей нет отчёта — она появилась давным-давно, и всё, что можно было сделать — смириться.

www.kinopoisk.ru

Опора приходит вместе с раскрывшимися веками. Внутри что-то екает, затем ещё раз и ещё, пока замерзшее сердце не начинает неспешный ритм. Оно разгоняется медленно, но в полную силу, разрывая душу в сотню маленьких частей.
Изнанка кокона теплеет от прикосновения лбом. Первый шаг всегда сложнее, чем последующий бег.
Скорлупа трескается и солёная вода брызгает сквозь щели. Это море, в котором сгинут все драконы до самого последнего. Оно обволакивает не хуже безмятежности, но оно не несет покоя. В этой гнусной эссенции — концентрированный ужас прошедших лет.
Секунда — глоток свежего воздуха, который пеплом уносит остатки убитого кокона. На мгновение чувствуется, как шипучей таблеткой растворяются муки.
Лишь на миг, после чего неотвратимое происходит — немыслимые толщи воды поглотили последнее пристанище, оставляя в сознании лишь воспоминание об огромной волне. Кокон окончательно растворяется в морской пучине, оставляя крохотное тельце терзаться в слишком необъятном мире. Шум воды напоминает шепот тысячи голосов, который разрывает барабанные перепонки.
Серые глаза закрываются, а их место занимают другие — угольно-чёрные, подобные двум пропастям. Глаза, которые невозможно забыть; глаза, коих я боялась.
Именно Он повелитель этого моря. Именно Он всегда будет голосом в моей голове, шёпотом детских кошмаров.
Мой отец, Элайджа Хейг.

***

      Кто учился в Хогвартсе хоть день — навсегда запомнит этот миг. Момент, когда под взглядами сотен учеников строгая профессор в изумрудной мантии опускает на макушку очень старую шляпу, отпечатывается в памяти раскаленной печатью. Ева до сих пор дует на этот ожог, вспоминая каждое слово волшебного артефакта, и собственный выбор, который стал пугающе переломным.

      — Сколько противоречий, мисс Хейг, — ворчит Шляпа. Ева закатывает глаза в попытке разглядеть выражение "лица" головного убора, но не видит ничего, кроме широких полей. — Я вижу острый ум, сообразительность и твердые принципы, основанные на исключительной добропорядочности... но вместе с этим в глубинах разума я вижу решимость, хитрость и... склонность к жестокости? В тебе тлеет наследие человека, которого ты страшишься.

      Ева знает, о каком именно наследии идет речь, и от услышанного страх снова распускает свои силки.

      — Ты могла бы отлично реализовать себя на факультете Когтевран, однако и в Слизерине ты можешь найти свой путь.

      Ева смыкает веки, потому что давно знает, куда ей нужно пойти. Но легче от этого совсем не становится.

      — В Слизерин, — шепчет она. — Мне нужно в Слизерин.

      Шляпа молчит как-то непозволительно долго, словно проверяет выдержку десятилетней девчонки, что трясется от страха. Ева молчит в такт ей, не собираясь менять решения, хотя никогда прежде она не была так близка к этому.

      — Идти по чужим следам — не самое лучшее решение, — неожиданно раздается в голове. Ева вздрагивает, услышав эти слова. В зале стоит такая тишина, что она слышит собственное сердцебиение.

      — В Слизерин, — только это она и может выдавить из себя. На большее у неё не хватает выдержки.

      — Ну что ж… Слизерин! — громогласно объявила шляпа, и с крайнего стола справа раздались бурные аплодисменты.

      Профессор МакГонагалл сняла с девочки головной убор, и новоявленная слизеринка ловко спрыгнула со стула, на ватных ногах направившись к нужному столу.

      Сев на свое место, Ева посмотрела на преподавательский стол и заметила, как пожилой директор школы на какое-то мгновение приковал свой взор к ней. По его лицу было непонятно, о чем тот думал, но девочке показалось, что в его взгляде была некая грусть.

***

      Календарь был готов проститься с первым учебным месяцем. Несмотря на то, что был уже разгар осени, за окнами слизеринской палаты не было видно ничего, кроме мутной зеленоватой воды Черного озера. Никого из факультета это давно не удивляло, ведь их гостиная находилась в подземельях замка.

      Назойливый стук в окно заставил Еву распахнуть глаза. Сначала ей казалось, что этот звук был частью сна, но сознание подсказало, что это не так.

      Машинально повернув голову к окну, Ева проснулась моментально, увидев светящегося в болотной воде угря. Его зубастая морда вызывала отвращение, как и то, что он бестолково бился о толстое стекло. Ева фыркнула и отвернулась, после чего стук почти сразу же прекратился, и угорь уплыл, сверкая электрическими чешуйками в толще воды.

      Когда-то Ева могла часами наблюдать из окон за подводным миром. Теперь же её не удивил бы даже вид огромного кальмара, плывущего в Черном озере.

      Засыпать уже не имело смысла, поэтому та поднялась с постели и выгнулась, потягиваясь. Её единственная соседка по комнате все еще спала, и будет спать она еще, наверное, около часа. Девушка зевнула и обратила внимание на свою тумбочку, где рядом с её волшебной палочкой появилось новое письмо, которое, судя по всему, сюда доставил эльф-домовик. Взяв его в руки и осмотрев, Ева улыбнулась и положила обратно, решив прочитать позже.

      Отсюда нужно было срочно выбираться.

      Поднявшись, она быстро сбегала в душ и, стоя у зеркала, привела себя в порядок. Собрала свои белесые волосы, повязала зеленый в серебряную полоску галстук на шею, одернула юбку, осмотрев себя с головы до ног своими серыми глазами, вернулась в спальню. Стараясь не разбудить соседку, Ева запихнула в сумку учебники вместе с письмом и направилась прочь из комнаты.

      Выйдя из замка, она с радостью вдохнула прохладный осенний воздух и, не останавливаясь, шла дальше, не отрывая взгляда от строчек в письме:

«… На днях я обнаружил удивительный труд одного магла, как ты могла бы уже догадаться. Уильям Батлер Йейтс, «Видение». Он пишет о гениальных вещах — говорит, что жизнь, это круг, и все мы крутимся по нему, рождаясь и умирая. Этот круг бесконечен, Хейг. Понимаешь, что я хочу тебе сказать? Что он хотел сказать? Все наши действия цикличны, всё это повторяется из раза в раз, и мы лишь ничтожества, часть огромной системы, подчиняющиеся привычному ходу вещей.

Это потрясающий труд…»

      Ева улыбнулась, читая эти строки. Она положила свою сумку на траву и села, вытянув ноги.

«… Ну что, Хейг?

Разорвем этот порочный круг?»

      — Да, конечно, Шинсуке, разорвем, — хмыкнула девушка и, свернув письмо, блаженно выдохнула, задрав голову к небу, вспоминая своего давнего приятеля из Дурмстранга.

      Время в кои-то веки никуда не спешило и не текло так медленно, как мед с ложки. Ева на себе почувствовала, каково быть ничтожной частичкой огромного круга жизни. Шинсуке был прав, говоря о том, что магл-писатель отмечал гениальные вещи. Такой цикличной была и сама жизнь Евы, события в которой шли будто бы по заранее заготовленному сценарию. Лишь один раз она ощутила на собственной шкуре, что происходит, когда кто-то разрывал привычный ход событий и врывался в её жизнь совершенно бесцеремонно и даже нагло.

      Именно поэтому с того самого мгновения Ева так любила приходить сюда в надежде, что кто-то вновь разобьет её рутину вдребезги.

      Вот перед ней росла величественная и слегка постаревшая Гремучая Ива. Выглядела она такой только на первый взгляд, ведь при близком рассмотрении мысли о её дряхлости сразу же испарялись из головы. Ива была так же хороша, как и несколько лет назад, а её корявые ветви могли нанести серьезный урон любому неосторожному студенту. Ева с нежностью смотрела на неё какое-то мгновение, а после прикрыла глаза. В голове пронеслись отрывки воспоминаний: густая черная шерсть, пахнущая лесом, землей и пылью, алый в желтую полоску галстук, который был совершенно небрежно завязан на шее юноши-старшекурсника и её собственный счастливый хохот в те годы.

      Так она и просидела здесь, внимательно разглядывая предосенний пейзаж и периодически записывая некоторые события из своей жизни в черный дневник. В такие моменты ей было хорошо, как никогда, однако вечно сидеть здесь она не могла, а потому, с досадой вздохнув, девушка убрала записную книгу, поднялась на ноги и направилась обратно в Хогвартс.

      Оказавшись в Большом зале, Ева заметила, что почти все факультетские столы были уже заняты учениками, но она, поправив сумку на плече, направилась к своему и как обычно, сев в самый конец, принялась за завтрак. На нее почти никто не обращал внимания, однако единственная девушка, увидев пришедшую Еву, встала со своего места и молча направилась к ней.

      — Ты опять опаздываешь, — недовольно заметила та, и Ева выпрямилась, повернув голову в её сторону.

      — Извини, Аяно, — вздохнула Ева, подвинувшись.

      Японка моргнула и присела рядом, подперев тонкими изящными пальчиками подбородок. Кавагучи Аяно была единственной приятельницей Евы с факультета. Хоть они и не были лучшими подругами, они все же часто общались, поскольку между ними когда-то произошло то, что ни одна из них не могла забыть. Если бы Еву спросили, с чем у неё ассоциировалась Аяно, она бы сразу назвала три слова: сталь, кровь и сакура. Именно эти три слова неизменно закрепились за образом приятельницы в сознании: стальной взгляд, мания к крови и запах японской вишни, который преследовал Аяно повсюду.

      — Бен оказался полукровкой, — недовольно сказала она, щелкнув пальцами с длинными ноготками. — Я была ужасно расстроена из-за этого.

      — Я вижу, — вздохнула Хейг, продолжая есть. — По-моему, тебе следовало давно уже понять, что в Британии осталось не очень-то много чистокровных семей, и для того, чтобы не ввязаться в подобную историю, следовало хотя бы выучить их фамилии.

      — Не так-то это просто, как тебе кажется, — злобно прошипела Кавагучи, нахмурившись.

      — Ну, я ничем не могу помочь, — мягко сказала Ева. — Нечего быть до тошноты привередливой.

      Аяно фыркнула и посмотрела на неё свысока:

      — В отличие от некоторых, у меня в этом имеется хоть какой-то опыт.

      — Мне определенно есть к чему стремиться, — равнодушно отметила Ева, — учитывая, что весь твой опыт по причине твоей чистокровности сводится к глупым поцелуям и получению подарков от твоих бедных ухажеров.

      Аяно одарила её своим фирменным взглядом, а Ева услышала краем уха знакомые голоса поблизости.

      — Рон, ты не понимаешь! Они всего лишь маленькие создания, которых весь волшебный мир подогнул под себя, заставив выполнять непосильный труд. И что самое главное, им внушили то, что это их единственное назначение! Но ведь они тоже живые, они должны иметь право на выбор!

      — Брось, Гермиона. Неужели ты опять собираешься распространять эти значки с Г.А.В.Н.Э.? Оставь уже бедных эльфов в покое, лучше подумай о нас.

      Ева обернулась, посмотрев на Гермиону, глаза которой подозрительно сузились.

      — А что с нами? — спросила она.

      — Организуй лучше З.О.С.М.Ж.А., и я уверен, что к тебе сразу потянутся!

      — Ну и что это значит? — скептически произнесла Гермиона.

      — Ну, как же! Защита От Старой Мерзкой Жабы Амбридж.

      Ева прыснула в свой кубок с тыквенным соком, чуть не подавившись, и Аяно дважды хлопнула её по спине. Откашлявшись, девушка проводила уходящую троицу взглядом. На душе стало как-то спокойно и хорошо.

      — Извини, но я пойду, — сказала она, улыбнувшись самой себе, и направилась прочь из Большого зала, оставив Аяно в одиночестве.

      Первым уроком у нее сегодня была трансфигурация. Оказавшись в нужном кабинете, она села за парту и стала со скучающим выражением лица ждать начала урока. Постепенно все ученики собирались в классе. Вот и староста Слизерина Пэнси Паркинсон уже здесь и разглядывает помещение в поисках своего объекта обожания, и гриффиндорцы, пришедшие вместе со слизеринцами на урок, и Аяно, которая, зайдя в класс, села рядом с Паркинсон. А вот и слизеринский принц Драко Малфой со своими «телохранителями» Крэббом и Гойлом.

      За прошедшие годы ничего не изменилось.

      — Как вы помните, — говорила профессор МакГонагалл, прохаживаясь мимо парт, — анимагия — наука весьма тонкая и сложная, требующая колоссального труда и понимания предмета. Животное, в которое вы будете превращаться, выбрать нельзя, и вы будете обращаться в того, кто наиболее близок вам по духу. Этим анимаги в некоторой степени схожи с ругару, которые по собственной воле способны обратиться в волка и обладают этой способностью с рождения, в отличие от анимагов…

      — Будь Уизли анимагом, он бы скорее превратился в свинью, — сказал Драко Крэббу, и оба прыснули, наблюдая за Роном, который, услышав их, слегка побагровел. Ева, сидевшая позади них, неслышно вздохнула и опустила взгляд на пергамент. Эти двое никак не могли угомониться и дать ей послушать лекцию. Она пообещала себе, что никогда больше не сядет рядом с ними.
www.kinopoisk.ru

      Когда урок закончился, все пятикурсники гурьбой кинулись прочь из класса. Профессор ушла в свой личный кабинет, а Ева медлила, собирая вещи. Выйдя из-за парты, она повесила сумку на плечо, как вдруг заметила чей-то пергамент, лежащий на парте перед ней. Взяв его в руки, она посмотрела на него, безошибочно узнав почерк Малфоя, который сегодня жутко ей мешал. Слизеринка, постояв в раздумьях над тем, выкинуть его или вернуть владельцу, остановилась все же на последнем, засунув свиток в сумку.

      Но хоть она и планировала отдать его на перемене, как ни странно, последующие три урока Малфой почему-то и вовсе пропустил, и его пергамент по-прежнему оставался у Евы.

      «Странно, — подумала она, сидя на последнем третьем уроке истории магии. — Обычно он всегда был у меня перед глазами и уроки редко прогуливал. А сейчас, когда он мне нужен, его нет».

      Вскоре все студенты гурьбой отправились в Большой Зал на обед, и Ева встретила того, кто был ей нужен. Опустив голову, она раскрыла сумку и, аккуратно придерживая её снизу коленом, достала злополучный свиток. Закрыв сумку, девушка выпрямилась и решительно направилась к Малфою.

      Встав позади него, она, решившись, осторожно дотронулась до его плеча. Драко тут же выпрямился и, повернув голову, посмотрел на девушку. Их взгляды встретились. На секунду заколебавшись, он чуть нахмурился, а его лицо отчетливо выражало непонимание и подозрение.

      — Чего тебе? — тупо спросил он, настороженно глядя на нее.

      — Следи за своими вещами, — сообщила та, протягивая пропажу Малфою. Драко свой свиток тут же узнал, однако забирать его не торопился.

      — А ты точно чистокровная? — лукаво поинтересовался он, и Ева не без отвращения заметила, как в его глазах промелькнула знакомая насмешка.

      Она никогда не обращала внимания на него и его выходки, считая себя выше этого. Очень многие сказали бы, что они похожи. Те же светлые волосы, те же серые глаза, один факультет, но, тем не менее, совершенно разные натуры. Она смотрела на него, ярого последователя своего чистокровного семейства, а он смотрел на неё, безразличную к чистоте крови других.

      — А ты проведай моего отца, Малфой, — спокойно проговорила она, положив свиток на стол рядом с его тарелкой, — и спроси у него сам.

      Не говоря больше ни слова, она развернулась и направилась к своему месту. Сев на скамью, она вздохнула и исподтишка бросила короткий взгляд на Драко. В этот момент их взгляды снова пересеклись.

      Две противоположности столкнулись.