Отрывок второй
Тонкие длинные пальцы снимают с нее одежду, касаясь оголенных участков тела. Она никогда не думала, что холод, который от него исходит, может быть таким обжигающим.
Он знает, что это неправильно. Просит прощения, но ничего не может с собой поделать. А она его не останавливает. Казалось бы, что может быть привлекательного в угловатой девечьей фигурке? Но и здесь он нашел красоту. Худенькие плечики, покрытые множеством веснушек, выпирающие ключицы и острые коленки. Рядом с ним она чувствовала себя ужасно нелепой и небрежной, но он продолжал шептать разные приятности и двигаться внутри нее, учащённо дыша ей прямо в ухо.
— Ты такая красивая. Никого не слушай. Твои волосы великолепны. Ты великолепна.
И она верила этим словам, потому что не думала, что в такие секунды можно врать, когда находишься на грани неведомого наслаждения, когда пытаешься оказаться ближе, когда он в порыве страсти оставляет синяки на бледной коже, после чего целует каждый и просит прощения.
Она цеплялась маленькими ручками за его плечи, сжимая их изо всех сил. Но она была настолько слабой по сравнению с ним, что не могла оставить на нем и царапинки.
***
Голова больно ударилась о стену. Джинни, открыв глаза, посмотрела в окно купе. Ехать до Хогвартса еще не меньше четырех часов. Братья куда-то исчезли, оставив ее одну. Собственно, ей это на руку. Тянуть время больше не было сил. Выбравшись в тамбур, она поочередно заглядывала за каждую дверь в поиске нужного ей человека. Она не знала, что ему скажет и захочет ли он с ней заговорить. Но ей было плевать. Не захочет — заставит! Потому что она не оставит его в покое до тех пор, пока не получит то, что ей нужно.
Вот она открывает очередную дверь. К ее удивлению в купе он сидит один и, не дав сказать ему и слова, закрывает все пути к отступлению, заколдовывая небольшое помещение на неслышимость. Кажется, от ее наглости он не находит слов, чтобы что-то ей сказать. Она плюхается напротив него и смотрит со всей серьезностью.
— Давай сразу пропустим тот момент про Предателей крови, любителей грязнокровок, нищих и что ты пожалуешься своему отцу. Я пришла, потому что у тебя есть кое-что, что когда-то принадлежало мне. Ваш с отцом подарок. Понимаешь, о чем я? – но парень, кажется, все еще не пришел в себя, а потому она продолжила: – Дневник, Малфой, дневник Тома Реддла. Он нужен мне. - Кажется, он, наконец, сообразил, в чем дело и весело ухмыльнулся.
— Во-первых, что мне с этого будет, а во-вторых, зачем он тебе?
Еще на втором курсе она собиралась подойти с данным предложением к нему, но, не решаясь, она краем глаза наблюдала за ним. Решив обратиться к нему через год, когда она утвердиться в своих догадках.
— Второе тебя не касается, а первое — ничего. Я просто продолжу молчать в тряпочку о том, что ты влюблен в маглорожденную Гермиону Грейнджер. – Парень подавился воздухом и попытался откашляться.
— Уизли, что за чушь ты несешь? Тебе никто не поверит. – Джинни оскалила зубы в улыбке. Такого он явно не ожидал.
— Несу правду. Я не слепая, Малфой. Вижу, как ты на нее пялишься. Удобно, кстати, пристроился, когда не можешь скрывать свои чувства, притворяешься что ненавидишь. Может, твои подпевалы и не поверят, а вот твой отец примет к сведению, если ему напишут анонимное письмо. Думаю, он на всякий случай попытается устранить угрозу для семейства Малфоев. Думаю, ты понимаешь, в каком смысле здесь употребляется слово устранить. Я не собираюсь разводить баталий, Малфой, мне нужен дневник, за мое молчание. И не играй спектакль «Я Малфой и я ненавижу грязнокровок», потому что я знаю правду, и, если понадобиться, достану отличные доказательства. Можно даже свои воспоминания предоставить, ты как думаешь?
Драко зло хлопал глазами. Он явно не ожидал, что год начнется так.
— После Рождества. Понимаешь, отец заинтересуется, зачем мне эта потрепанная тетрадка, если я попрошу ее прислать совой. — Джинни кивнула. Она ждала год, подождать еще четыре-пять месяцев она сможет.