Часть 9
Гермиона чувствовала себя совершенно уничтоженной внутри, но удивительно похорошевшей снаружи. Эльфийка Маппа, с которой Гермиона всё же познакомилась, излечила всё её раны, но не смогла остановиться на этом. К Гермионе вернулся здоровый цвет кожи, а кругов под глазами будто и не было. Девушка бы отказалась от таких чар, но перед этим ей пришлось около получаса успокаивать домовика, потому что Маппа стремилась убить саму себя за допущенную ошибку.
— Можно... Маппа обнимет Юную Мисс? — Гермиона никак не могла покинуть комнату.
— Разумеется, ты можешь делать это без спроса, — на самом деле, этот вопрос Гермиона слышала уже в двадцатый раз, и каждый раз давала положительный ответ. Ей казалось, что Блэквелам достался самый преданный домовик на всём белом свете. В этом крохотном тельце хранилось огромное количество любви и нежности. — Ты ведь завтра покажешь мне, где хранится портрет Блэквелов?
— Да! Ваши родители уже ждут!
Они ждут её. Но нет абсолютно никаких моральных сил на это сегодня. Она напьётся и уснёт, а завтра будет совершенно новый день. Новый день, который обязан быть лучше нынешнего.
Но Гермиона не хотела думать о том, что произошло. Это всё казалось каким-то нелепым сном. <i>Снова.</i> Невозможно постоянно отрицать реальность, иначе это может повлечь психический расстройства. ей нужно было принять всё то, что произошло. То, что она натворила.
А Малфой? Он каким-то неведомым ей образом убил сегодня троих людей. Только Мерлин знает, на что он был бы способен, не контролируй Министерство его палочку. Но самое страшное Гермиона находила не в этом, а в том, что она в тот момент испытывала лишь облегчение. Будто с её сердца сняли терновые путы, когда она узнала, что трое мужчин мертвы. Даже имени их не узнала. И не хотела.
Ей было не жаль их. Ни малейшей толики этой человеческой эмоции. Ей было жаль лишь саму себя. Эгоистично? Вполне. Люди в большинстве своём эгоистичны по природе, только вот каждый второй старается это отрицать.
Гермиона вымученно вздохнула и вышла из комнаты, закрывая дверь. Если бы не Маппа, то девушка бы никогда не нашла дорогу до своей спальни в этом огромном дворце. В голове не укладывалось, как люди могли здесь комфортно жить. Обернувшись, гриффиндорка бросила взгляд на дверь, соседствующую с её собственной. Будет ли Малфой ночевать в той комнате? Или переберётся на другой конец поместья, что более вероятно.
Она нежно провела рукой по перилам, спускаясь вниз. Определённо, это поместье нравилось ей куда больше, чем строгий и сдержанный Малфой Мэнор. Блэквелы явно обладали большим количеством креативного мышления и меньше следовали обычаям. Гермионе невольно стало казаться, что они были неплохими людьми. Ей было интересно узнать о них больше, поговорить с ними. Отмечая для себя понравившиеся детали, девушка пришла к выводу, что некие предпочтения всё же наверняка передались по наследству и ей. А уж идея сделать поместье островом казалась ей выше всяческих похвал.
На кухне уже горел свет и слышался звон стекла. Малфой тоже привёл себя в порядок, и теперь был одет в чёрную рубашку свободного кроя и, Годрик побери, магловские джинсы того же цвета. Он выглядел в сотни раз лучше Гермионы, которая так и не переоделась из пижамы, в которую облачилась после душа. Но она же <i>у себя в доме</i>, в конце концов. Имеет право. Её позабавила мысль о том, что стены этого поместья явно не были готовы увидеть свою хозяйку, расхаживающую в простенькой пижамке.
— Почему ты всегда в рубашке? — Грейнджер вошла на кухню, опираясь локтями на кухонный островок, на противоположном крае которого стоял Малфой, орудуя бокалами.
— Не сомневаюсь, что ты бы предпочла видеть меня без неё, — Драко усмехнулся и в уверенном жесте подтолкнул к девушке один из стаканов, который плавно проскользил по ровной мраморной поверхности. Гермиона остановила стакан рукой, ощущая приятный холод от стекла.
— Ты понял мой вопрос, не строй из себя токсичного придурка, — не позволив парню и слова вставить, гриффиндорка перебила. — Да, ты и не строишь. Ты такой и есть.
— Всего лишь токсичный придурок? С этим я смогу жить, — Драко сделал внушительный глоток из своего стакана. — Ты собираешься пить? У Блэквелов оказался неплохой запас алкоголя. Блейз был бы не прочь выпить этот огневиски, но я удостою этой чести тебя.
— Во-первых, этот алкоголь принадлежит мне! И не тебе меня удостаивать какой-то там чести. Во-вторых, ты не просто токсичный придурок, ты злой человек, — Гермиона проговорила это всё на повышенном тоне, поспешно сделав глоток жидкости. Несмотря на две большие льдинки, алкоголь обжигал горло и желудок. Впервые Гермиона поняла, как ей казалось, почему напиток называется огневиски. Её внутренности будто обдало пламенем, и она не была уверена, что ей понравилось это ощущение.
— Злой человек? А каким человеком нужно быть, чтобы выжить в этом мире? — Малфой прожигал её взглядом, и огонь его был горячее любого огневиски. — Только попробуй сказать какую-нибудь херню про доброту. Ответь мне, кто спас тебя сегодня? <i>Добрый </i> человек? Или, может, ты сама была <i>добрым</i> человеком, когда проламывала тому уроду череп? Нет, Грейнджер, мы оба были злыми людьми сегодня. И именно благодаря этому ты стоишь сейчас здесь в своей магловской пижаме и пьёшь «Огненный виски Блишена».<footnote>Самыми популярными брендами огненного виски в магическом мире является «Огненный виски Огден» и «Огненный виски Блишена».</footnote>
Гермиона не могла произнести и слова. Она не хотела соглашаться с Малфоем, но её невероятно хорошо работающий мозг давно сдался и поддерживал слова парня.
Она знала это. Сегодня она совершила нечто отвратительное и непростительное, но это спасло ей жизнь. И она не жалела.
— Нам нет оправдания, Малфой. Желание спасти собственную жизнь не даёт мне права лишать этой жизни другого человека. Это было неправильно, и я никогда себя не прощу.
— В этом и есть ваша ошибка, гриффиндорцы. Вы готовы умереть ради спасения этого гнилого мира. Но какого чёрта кто-то должен отдавать свою жизнь ради всех остальных? Ради людей, которые никогда этого не оценят в полной мере. Что получили те, кто погибли на этой войне? Звание героев и упоминания в книжках. Только вот это им теперь ни к чёрту, потому что они лежат в сырой земле.
— Ты ошибаешься, — очередной глоток алкоголя и ещё большая порция самовнушения. — Они умерли смертью храбрых, поэтому память о них будет жить ещё множество поколений. И если человека всё ещё помнят, то он жив. Они остаются в наших сердцах, в нашей памяти. И это не то же самое, что просто умереть и остаться забытым. Вот тогда человек исчезает, и никому нет дела. Такое обычно и происходит с плохими людьми.
— Это всё звучит невероятно красиво, Грейнджер. Только вот под твоё описание подходят и плохие люди. Думаешь, Воландеморта скоро забудут? Его имя будут упоминать ещё чаще, чем твоих погибших товарищей. Получается, он тоже не исчез и тоже будет незримой частью этого мира даже после смерти.
Гермиона похолодела от ужаса. Она не могла даже слышать имя этого монстра в одном контексте со своими друзьями.
— Замолчи! Это не одно и то же! Не смей даже ставить их в один ряд. Одни были героями, а он просто...
— Да? Такие ли это разные вещи, м? Думаешь, он не этого хотел, с его манией величия. Чтобы о нём говорили еще сотни лет, дрожа в страхе при произнесении имени. Боюсь, что это именно то, что позволит ему изрядно повеселиться, пока он варится в адском котле.
— По крайней мере, он гниёт где-то в худшем мире, а хорошие люди попадают в Рай.
— Ты не можешь быть уверена, что эта херова концепция Ада и Рая вообще правдива. Люди придумали её, чтобы хоть как-то контролировать друг друга. Потому что все мы по своей природе любим уничтожать и разрушать. А эти выдуманные религии позволяют сдерживать многих, спасая мир от анархии. Если у человека не будет внутренней веры в то, что за плохие поступки он попадёт в ад или же отправится за решётку, то он пойдёт обчищать магазины и обворовывать стариков в первый же день.
— Это механизмы регулирования, я не стану спорить. Но не надо думать, что все люди опустились бы до такого. К тому же, гораздо легче думать, что твои любимые люди отправились на небеса и живут в лучшем мире, — Гермиона, к своему удивлению, почти справилась со своей порцией алкоголя. Тогда как Малфой уже перешёл ко второй.
— Ты снова надела свои розовые очки и красно-золотой шарфик, — Малфой скопировал позу девушку, укладывая локти на столешницу. Его взгляд исподлобья заставил Гермиону покрыться мурашками. — Скажи, насколько легче сейчас Тедди Люпину, который остался сиротой? Думаешь, ему легче, когда он думает о том, что его родители отправились в Рай? Этому ребёнку легче от того, что его родители погибли героями? Нихера подобного. Почему они предпочли весь остальной мир своему собственному ребёнку? Почему они оставили его одного, глупо отдав жизни?
— Закрой рот!
За оглушительным криком последовал звон стекла. Малфой даже не шелохнулся, когда в миллиметре от него пролетел стакан, через секунду разбившийся об стену. Его губы дрогнули в усмешке, потому что именно такой реакции он и ждал. Драко почти наслаждался зрелищем. Ему нравилось видеть, как выстроенные годами убеждения девушки становились хлипкими и шаткими, теряя фундамент.
— Я говорю тебе это, чтобы ты перестала винить себя за сегодняшнее. Если ты не будешь ставить свою жизнь превыше всего, то никто не будет. Эта идиотская гриффиндорская логика приводит вас всех к гибели, рано или поздно. Ты не обязана отдавать свою жизнь ради кого-то, пусть даже ради всего грёбаного мира.
— У людей может быть разное мировоззрение, представь себе. Ты тут пытаешься мне внушить свои взгляды, но я мыслю совершенно иначе, и у меня другие ценности в жизни. Это бесполезные разговор, ты не убедишь меня в том, во что я не верю, — Гермиона пыталась совладать с собственной яростью, выпитый горячительный напиток никак этому не способствовал.
— Разбитый тобой стакан говорит о том, что это не бесполезный разговор. Ты задумалась о моих слов Грейнджер, как и следовало.
Девушка не признала бы, но он снова оказался прав. Ей никогда не приходилось разговаривать с человеком, который мог бы убедить её в том, что «тёмная» сторона имеет свои преимущества. И, нет, все эти бахвальные речь Воландеморта и его приспешников не брались в расчёт, потому что не имели никакого смысла. Но слова Малфоя засели глубоко в мозгу Гермионы, запуская совершенно новые мыслительные процессы. Хотя девушка силилась списать это всё на уже наступившее опьянение.
Упоминание Тедди задело её больше всего. И она невольно спроецировала ситуацию на саму себя. Девушка верила, что её родители попали в Рай, Грейнджеры так точно. Однако, как и сказал Малфой, ей было от этого ни капли не легче. Зачем они нужны ей в Раю на данный момент, если её мир опустел без них? И зачем крохотному Тедди родители-герои, если их нет рядом?
— Давай сменим тему, пожалуйста. И налей мне ещё огневиски.
— К глубочайшему сожалению, ты разбила свой стакан.
— Замечательно, я как раз собиралась попросить всю бутылку.
<center>***</center>
— Как они вообще пробрались на территорию поместья?
Разговор переместился на уровень ниже. Парень и девушка теперь сидели на полу, облокотившись спиной об один из кухонных шкафов. Малфой давно отставил свой стакан, поэтому теперь оба передавали друг другу бутылку и пили из горла. Не обошлось без причитаний гриффиндорки о том, что это негигиенично.
— Я понятия не имею, это должно быть невозможно. Ты тоже должна была сама почувствовать этот барьер, который окружает территорию. Он не сильно уступает тому, который окружает Хогвартс. Нет ни единого шанса, что эти безмозглые идиоты смогли как-то обойти защитные заклинания.
— Мерлин, тогда как это произошло? Ты уверен, что камин открыт только через Мэнор? — Гермиона сделала очередной глоток, уже давно привыкнув в обжигающему чувству огненной жидкости внутри.
— Я не могу быть уверен, это вообще не моё поместье, — Драко протянул руку в немом жесте, позволяя девушке вложить в неё бутылку. — К тому же, Маппа заметила бы проникновение в дом через камин.
— Невероятно сложно, мой мозг болит.
— Сменим тему?
Уверенный кивок.
<center>***</center>
— Что бы они сделали со мной?
— Изнасиловали тебя, а потом и твой труп.
Женское тело пробрала крупная дрожь.
— Они... Ты видел подобное?
Огромный глоток с трудом преодолел горло Малфоя, оставляя янтарную струйку у уголка губ.
— Да. Такое часто происходило в Мэноре. Для них не имел значения ни пол, ни возраст жертвы. Они насиловали всех, даже если Тёмный Лорд уже успел применить аваду, — Драко говорил с трудом, прикрывая глаза в попытке отключиться от воспоминаний. — Блять, это было самым худшим из всего, что там происходило. Но никто не должен был уходить. Нарциссу всегда тошнило и она не могла есть после этого пару дней.
Казалось, что все существующие слова мира покинули сознание девушки. Гермиона Грейнджер не знала, что сказать. Её саму стало мутить от картинок, которые мозг услужливо вырисовывал в голове. И ещё хуже стало, когда она представила себя на месте этих мучеников.
Снова слёзы, совсем не уместные сейчас. Девушке бы хотелось, что не она сейчас плакала, а тот, кто носит в себе все эти ужасные воспоминания.
— Бля, Грейнджер, не реви. Я не для этого тебе рассказал, — Малфой отвернулся в противоположную сторону, чтобы не видеть её лица.
— Драко Малфой не любит женские слёзы?
— Нет, просто ты выглядишь ещё хуже, когда плачешь.
Гермиона рассмеялась, вытирая нос рукавом пижамы.
<center>***</center>
— Почему бы мне не называть тебя по имени?
— С чего бы?
— Не знаю, это звучит необычно. Д-р-а-к-о, тебе нравится?
— Мне нравится моё имя, но не из твоих уст.
— Дрррако, — Гермиона специально растянула «р», издавая рычащий звук. Ей нравилось выводить его из себя.
— Наслаждайся, пока можешь. Уверен, ты мечтала проговорить моё имя уже давно. Девушки часто говорят мне, что моё имя идеально подходит для стонов.
— Ты дурак, Малфой.
— Ох, как же Дрррако? — слизеринец растянул губы в ухмылке, опустошая бутылку.
<center>***</center>
— А ты любил Пэнси?
— Очевидно, нет.
— Как думаешь, ты когда-то полюбишь кого-то?
— Если я когда-то полюблю, то стану настоящим монстром, — фраза была сопровождена горькой усмешкой.
— Почему ты так уверен?
— Я знаю себя, Грейнджер. Поэтому я и не собираюсь этого допускать, эта любовь будет опасна для нас обоих, кем бы она ни была.
— Ну, это звучит как мечта большинства девушек.
— Что? Монстр?
— Мужчина, который ненавидит весь мир, кроме неё. Который готов убить любого, кто тронет её.
— Ты же понимаешь, что это нездоровые пристрастия? Нормальной девушке не должна быть приятна такая мысль.
— О, да, моя мама как-то читала книги по психологии и рассказывала мне вычитанные факты. Это на многое открыло мне глаза. Но, знаешь, герой пожертвует тобой ради всего мира, а злодей уничтожит весь мир ради тебя. Так говорят, кажется.
— И что бы ты выбрала?
— Героя, очевидно.
<i>Это была ложь.</i>
<center>***</center>
— А где ты...будешь ночевать? — Гермиона едва передвигала ногами, с трудом поднимаясь по ступенькам. Время близилось к четырём утра, когда две бутылки огневиски были прикончены.
— Без разницы, — Малфою приходилось придерживать девушку за талию одной рукой, иначе она бы давно свалилась с лестницы.
Наконец, преодолев сложнейшее препятствие, они оказались в нужном им коридоре, где располагалась спальня девушки.
— Ты ведь принимал душ в соседней комнате, можешь там и остаться, — слова звучали слегка искажённо и не всегда разборчиво. — Ривз её убрал, я уверена.
— Не удивлён, что ты хочешь спать поближе ко мне. Ещё одно признание, и я запишу тебя в список фанаток.
— Мерлин, дело не в этом, — они дошли до двери, ведущей в комнату Гермионы. — Просто, ну, мне немного не по себе.
— Ты боишься?
— Сегодня произошло много всякого. К тому же, я никогда не спала в таком огромном доме, и если я буду совершенно одна в этом...
— Ладно, мне всё равно лень искать другую комнату.
— Тогда, — девушка приоткрыла дверь, опираясь рукой о дверной косяк. — Спокойной ночи, Малфой.
— Спокойной, Грейнджер.