яндере Дазай
Ты не хотел так напиваться. На самом деле ты этого не сделал. Но именно так ты себя чувствуешь, с затуманенной головой и медлительностью, когда твой лучший друг ведет тебя по коридору в свою спальню. Бокал вина, который он дал тебе, был даже наполовину полон - "Ты не опьянеешь от половины бокала вина, я обещаю", - и ты чувствуешь себя почти виноватой из-за того, что ему приходится крепко держать тебя, чтобы ты не упала ничком.
"Легковес", - упрекает он, и ты не можешь не улыбнуться в ответ на его дразнящий тон. Осаму Дадзай - единственный человек, с которым вам комфортно шутить. Вы слишком застенчивы, слишком похожи на черепаху в панцире, чтобы чувствовать себя открытой рядом с другими. Но с Осаму вам не нужно беспокоиться о том, что вас осудят. Он позволяет тебе быть собой, и ты благодарна ему за это.
Его спальня тускло освещена, шторы плотно задернуты, и вы можете заметить признаки типичного беспорядка, который он обычно оставляет без внимания. Вещи на комоде, неубранная кровать.
Это кровать, на которую ты садишься, как только он подводит тебя к ней, и ты благодарна за то, что под тобой что-то твердое. Вы отодвигаетесь назад, пока ваша спина не упирается в изголовье, освобождая место на кровати. Для вас двоих было нормально тусоваться здесь. Иногда вы даже прижимались друг к другу. Было приятно иметь друга, который делал с тобой все это, не ожидая большего, как могли бы другие мужчины. Но врожденная доброта и понимание Осаму - это то, что привлекло вас к нему в первую очередь.
"Что ты хотел мне показать?" Ты спрашиваешь. Твои слова звучат слишком медленно, и ты прищелкиваешь языком по небу. Ты думаешь, что скоро попросишь стакан воды.
Осаму садится на кровать рядом с тобой, и тебя переполняет чувство дружбы и доверия. Большинство людей не доверяли бы ему, если бы знали, кто он такой - руководитель печально известной Портовой мафии. Но ты знал, что за всем этим скрывается настоящий Осаму. Тот самый Осаму, который сказал тебе, что пытается изменить ситуацию изнутри. Осаму, который помог тебе, не задавая вопросов, когда твой дом был ограблен, когда тебя преследовал преследователь, когда твоя мать погибла в результате несчастного случая, и рядом с тобой больше никого не было.
Тот самый Осаму, который сейчас снимал галстук и растягивал его в руках, держа перед вами, как блестящую игрушку.
"Ты доверяешь мне, верно?"
Ты киваешь, не задумываясь. Конечно, ты ему доверяешь. Это человек, который примчался к тебе домой в 3 часа ночи, позволив тебе рыдать у него на плечах, после телефонного звонка из полиции по поводу твоей мамы. Ты доверяешь ему свою жизнь.
Он улыбается. Здесь тепло.
«Хорошо. Я знаю, это звучит глупо, но я хочу завязать тебе глаза."
Ты почти смеешься. Но в выражении его лица есть что-то умоляющее и смутно щенячье. Это что, игра? Он собирается завязать тебе глаза и удивить тебя чем-нибудь? Возможно, подарок, хотя эта мысль заставила вас немного встревожиться - вам нечего было дать ему взамен, если он вложил вам в руки завернутую коробку.
"почему?" Вы спрашиваете, потому что, хотя у вас и нет врожденного желания сказать "нет" - и, возможно, это из-за шипучести вина, которая истощает его, - это все равно странная просьба.
Он улыбается - и это все еще так тепло.
"Я хочу тебе кое-что показать, но будет лучше, если ты не будешь видеть".
Вы задумываетесь на несколько мгновений. В этом нет никакого смысла. Но какой от этого может быть вред, если это то, чего хотел Осаму? Ты слегка пожимаешь плечами.
"Хорошо, но не завязывай слишком туго".
Он тянется к вам сзади, когда вы наклоняетесь вперед, чтобы дать ему больше доступа, и через несколько мгновений у вас отнимается зрение. Ткань мягкая, и вы можете разглядеть только маленькие полоски света снизу, где она не совсем подходит к переносице. Что-то в том, как его пальцы задерживаются на твоих висках, заставляет твой желудок трепетать, и ты не совсем понимаешь почему.
Его голос близко к твоему уху, когда он говорит дальше, и ты не можешь подавить смешок от того, как его дыхание щекочет твое ухо.
"Ты доверяешь мне, не так ли?"
Ты киваешь, слегка наклоняя голову, следуя звуку его голоса. Теперь его руки на твоих запястьях, и ты слегка вздрагиваешь от неожиданности.
"Я хочу привязать твои запястья к спинке кровати", - говорит он. И впервые твои губы изгибаются книзу. Ты почти протягиваешь руку, чтобы снять повязку с глаз, но его хватка на твоих руках слишком крепкая.
"Я не..." - начинаете вы.
"Я хочу тебе кое-что показать", - говорит он, понизив голос. В его тоне есть что-то более вкрадчивое, от чего у тебя в животе все переворачивается. "Но будет лучше, если ты не сможешь двигаться".
Твое сердце бешено колотится в груди.
"Я действительно не..." - начинаешь ты снова, ерзая на кровати. Это отличается от всего, что вы вдвоем делали раньше.
"Это как игра", - говорит он. "Я играл в это раньше. Я знаю, что я делаю. Тебе это понравится". Он такой серьезный и уверенный в себе, и ты знаешь, что он говорит тебе правду. Он всегда так делает. Это то, что делает вашу дружбу такой особенной.
Его пальцы успокаивающе массируют твое запястье, и ты медленно киваешь.
"Ладно... но не слишком туго? И если я скажу развязать меня, ты это сделаешь, верно?"
Он что-то бормочет в ответ - на самом деле не говоря "да", но ты стараешься не думать об этом - и позволяешь ему поднять твои запястья, поднимая руки над головой. Твоя спина опускается вниз, и ты благодарна подушкам позади тебя, потому что ты вынуждена лечь на кровать, чувствуя, как он привязывает твои запястья к спинке кровати чем-то мягким и неумолимым. Может быть, еще одна ничья.
Он тихий. Воздух кажется гуще, чем был раньше. Может быть, это вино ударило тебе в голову.
"Ты так красиво выглядишь", - внезапно говорит он сверху. Он склоняется над тобой? ..
Вы чувствуете, как жар приливает к вашим щекам и еще куда-то, где-то ниже. Ваши руки сгибаются, но ваши запястья в безопасности, и вы знаете, что никуда не денетесь.
"Эм", - бормочешь ты. "Спасибо, но это..."
Ты взвизгиваешь, когда чувствуешь его руки на своих боках, начиная чуть выше грудей, обводя их изгиб через рубашку, когда его пальцы спускаются к твоим бедрам.
"Осаму..." Ты дергаешь себя за запястья, не в ужасе (в конце концов, это Осаму над тобой, просто Осаму), а в замешательстве и ощущении ямы беспомощности в животе.
"Не волнуйся", - говорит он. Его тон обнадеживает, даже когда его руки этого не делают. "Это часть игры. Неужели никто никогда не прикасался к тебе вот так?"
Ты прикусываешь губу и качаешь головой.
"Я не знаю, стоит ли тебе..."
Твои слова замолкают, когда ты чувствуешь прохладный воздух на своих бедрах. Он задрал тебе юбку!
"Что ты делаешь?" Ты спрашиваешь, и твой голос такой тихий и сбитый с толку, что ты с трудом узнаешь его, даже когда он исходит из твоего собственного рта.
"К тебе никогда так не прикасались?" - спрашивает он, игнорируя твои слова. Это не похоже на Осаму - вот так игнорировать тебя, и у тебя на мгновение кружится голова. Если он задает вам этот вопрос, то, должно быть, на то есть причина. Он знает о мире больше, чем ты. Ты это прекрасно знаешь.
Ты качаешь головой и тяжело сглатываешь.
А потом его пальцы касаются твоего нижнего белья, надавливают вниз, поглаживают, и у тебя перехватывает дыхание.
"Осаму, подожди... Я не думаю, что ты должен... это странно", - ты сжимаешь бедра вместе, надеясь оттолкнуть его блуждающие руки. Он никогда так к тебе не прикасался. Он даже никогда не смотрел на тебя так, как... как он хотел тебя раньше. По крайней мере, ты так не думаешь.
Он заставляет тебя замолчать, а потом ты чувствуешь, как его пальцы тянут тебя за нижнее белье. Прохладный воздух на вашем обнаженном теле заставляет вас чувствовать себя раскрасневшейся с головы до ног.
"Это не странно". Его голос настолько уверенный, что вы не можете не чувствовать себя успокоенной им, несмотря на учащающееся сердцебиение. "Это то, что делают два человека, когда они любят друг друга".
Его слова на мгновение всплывают у тебя в голове, прежде чем закрепиться.
"Но", - говоришь ты, и тебе хочется сесть, хочется увидеть его лицо и поговорить с ним, как обычно. "Я не... Я имею в виду..."
Вы не парень и девушка, вот что ты хочешь сказать. Вы друзья. Лучшие друзья.
"Ты не любишь меня?"
Его голос такой мягкий и в нем столько боли, что ты чувствуешь, как твое сердце переворачивается.
Вы чувствуете, как он шевелится, как будто собирается встать с кровати. Даже не видя его, вы чувствуете, что можете видеть его лицо. Посмотрите, как хмурятся его брови и хмурое выражение сменяется обычно теплым выражением лица. Это заставляет твое сердце болеть.
"Я думал, ты заботишься обо мне", - бормочет он. "Я думал, мы были..." В его словах слышатся слезы, и это как будто что-то щемит твою душу.
"Конечно, я люблю тебя", - быстро говоришь ты. "Конечно, я знаю! Но мы не... Я имею в виду, что это не так." Ты тянешь руки, безуспешно пытаясь сесть. "Ты мой лучший друг, Осаму. Мой лучший друг во всем мире."
Он снова смещается, но на этот раз он поворачивается обратно к тебе.
"Я тоже тебя люблю". В его голосе есть что-то задыхающееся, что ты не можешь точно определить из-за своих эмоций, из-за помутнения от вина. Ты тоже не можешь сосредоточиться на этом, потому что он продолжает говорить. "И поскольку мы лучшие друзья, ничего страшного, если мы сделаем это вместе. Особенно для твоего первого раза."
Его рука снова на тебе, обхватывает твой обнаженный лобок спереди, и ты рефлекторно дергаешь бедрами от непривычного ощущения, что кто-то другой прикасается к тебе там. Даже если это Осаму, просто Осаму.
"Верно?" Он говорит. "Разве ты не предпочел бы, чтобы я убедился, что все сделано должным образом, поскольку это твой первый раз?"
Ты не хочешь говорить "да". Ты не хочешь говорить "нет".
"Я..." - начинаешь ты. В твоей голове слишком много конкурирующих мыслей. "Я не знаю", - говорите вы, и это правда. Он обнимал тебя раньше. Он обнял тебя. Он даже поцеловал тебя в щеку. Но это совсем другое.
Его пальцы сейчас поглаживают, и это кажется неправильным, но это кажется правильным. Есть какое-то покалывающее тепло, которое начинается от пальцев ног, когда он прикасается к тебе. Это как-то отличается от того, когда ты прикасаешься к себе. Это странное сочетание удовольствия и беспомощности, замешательства и радости. Это не кажется плохим, и он, кажется, действительно знает, что делает. Он знает больше, чем ты, обо всем - всегда знал.
"Это будет больно?" - спрашиваешь ты тихо и немного пораженно. Вы слышали достаточно страшных историй от друзей об их первых разах, чтобы знать, что это может быть.
Его большой палец скользит по твоему клитору, и ты издаешь короткий стон.
"Немного", - говорит он, и его честность переполняет твой и без того шатающийся разум. "Но не сильно. Как я уже сказал..." Его большой палец нажимает сильнее, теперь растирая идеальным образом, который посылает сжимающее бедра удовольствие прямо вверх по вашему животу. "Я знаю, что я делаю".
Он делает паузу. Он ждет вашего ответа. Конечно, вы понимаете. Он бы не сделал этого, если бы ты действительно этого не хотела, если бы ты не сказала "да". Он мог бы обидеться, если бы ты сказала ему, что хочешь остановиться, но он имел в виду именно это, когда сказал, что развяжет тебя, если ты попросишь - не так ли? (Но он никогда не говорил, что сделает это, думает какая-то маленькая часть вас.) Конечно. Вы не сомневаетесь в нем, вы не можете сомневаться в нем. Как ты могла, когда он крепко держал тебя в своих объятиях и признался, что он член Портовой мафии, и что если бы ты хотела, чтобы он навсегда оставил тебя в покое, он бы это сделал? Он доверил тебе свои секреты, свою жизнь.
И ты доверила ему свою. Так что, может быть, ты можешь доверить ему это. В конце концов, он твой лучший друг. И ты действительно любишь его за это.
Ваше горло сжимается, когда вы глотаете. Но ты, наконец, киваешь. Вам хотелось бы посмотреть ему в глаза, когда вы это делаете, но вы довольствуетесь надеждой, что ваше лицо обращено в его сторону.
"Ладно... хорошо, Осаму." Ты прерывисто выдыхаешь. Ты улыбаешься, даже если это кажется слабым. "Я доверяю тебе".
Он выпускает свое собственное дыхание, и ты с удивлением ощущаешь его на своих губах. Как долго он парил над тобой?
Его пальцы все еще потирают твои складочки, которые теперь становятся скользкими от влаги, когда тепло разливается внутри тебя, он целует тебя.
От прикосновения его губ к твоим что-то пронзает тебя изнутри, даже несмотря на твое удивление. Он не засовывает свой язык тебе в рот - ты думаешь о фильмах, о небрежных влажных поцелуях твоего единственного парня в старшей школе, - но вместо этого держит свои губы на твоих, почти задыхаясь. Это кажется более интимным, каким-то образом, как будто это сближает вас двоих, точно так же, как та ночь, проведенная в слезах по твоей матери.
Ты не говоришь, ты не можешь говорить, когда он отстраняется, и ты чувствуешь, как его вес смещается обратно к краю кровати. Вернемся к твоим бедрам и твоему обнаженному сексу.
"Я собираюсь засунуть в тебя свои пальцы", - говорит он. Вы чувствуете, как внутренне сжимаетесь, инстинктивно. Ты никогда ничего не клал внутрь. Трогал себя, да, довел себя до нескольких слабых, но желанных оргазмов, да. Но это что-то новенькое.
Но ты ему доверяешь. Ты веришь, что он не причинит тебе вреда. Но это будет немного больно, напоминаешь ты себе. Осаму сказал вам об этом, и у вас нет причин сомневаться в нем на этот счет.
"Сделай вдох". Ты следуешь его инструкциям, и когда ты это делаешь, внутри тебя возникает новое чувство вторжения. Это ощущение незнакомое и не очень приятное. Это действительно больно, и ты морщишься. У тебя идет кровь? Вы слышали, что женщины истекают кровью в первый раз, но, возможно, не всегда.
"Осаму, это... это больно", - шепчешь ты. Он шикает на тебя, не подло, а успокаивающе.
"Все наладится". Он говорит правду. Он всегда так делает, по крайней мере, с тобой. Это то, во что вы верите - во что вы должны верить. "Так тебе будет легче взять меня. Продолжай дышать."
И он прав, потому что, хотя ощущение того, что что-то находится внутри тебя, не совсем приятно, боль начинает уменьшаться, когда его большой палец возвращается к твоему клитору. Вы чувствуете себя нечетко, рассеянно и едва замечаете, когда второй палец толкается внутри вас. Это неудобно, и да, есть боль, но вы выдыхаете маленькими затяжками, ваш рот образует маленькую букву "О", когда вы выдыхаете, выдыхаете и выдыхаете, и вы обнаруживаете, что ваше тело расслабляется достаточно, чтобы свести его к тупому дискомфорту.
Затем его пальцы двигаются. И ощущение настолько странное, что ты почти снова начинаешь паниковать, но его другая рука начинает гладить твою щеку. Это утешительный жест, который заставляет вас думать о ночах, когда он обнимал вас, ночах, когда вы плакали или просто нуждались в близости с кем-то. Он всегда знал, как заставить тебя чувствовать себя лучше - даже сейчас, даже вот так, со связанными над головой руками и его галстуком, обернутым вокруг твоих глаз.
Вы чувствуете, как ваше дыхание замедляется, когда его пальцы двигаются, не слишком быстро, просто достаточно медленно, чтобы ощущение стало менее пугающим. Его большой палец сейчас просто скользит по твоему клитору, и ты почти хочешь попросить его вернуться к надавливанию немного сильнее, кружить по нему так, чтобы он посылал электрические разряды через тебя. Но эта мысль заставляет тебя замереть, и вместо этого ты поднимаешь бедра, пытаясь прижаться к нему в безмолвной мольбе.
"Приятно, когда я прикасаюсь к тебе, не так ли?" Несмотря на то, что это вопрос, в его голосе нет настоящего вопроса. Он знает ответ, и он знает, что ты знаешь.
Ты киваешь и снова двигаешь бедрами, но это не имеет значения, потому что его большой палец возвращается к тем медленным, приятным кругам, которые заставляют твои мышцы напрягаться.
"Осаму, это... я..."
Теперь ты уже близко. И точно так же, как и раньше, это совсем другое чувство, чем прикасаться к себе под одеялом, с выключенным светом, закрытыми жалюзи. Это Осаму, его пальцы - пальцы, которые постукивали тебя по носу или взъерошивали волосы - заставляют тебя чувствовать себя хорошо, так хорошо, как он и обещал. Жар нарастает, и это так непохоже ни на что, что ты чувствовала раньше, более наэлектризованное, горячее, что-то, что заставляет твои бедра дрожать под его рукой.
"Продолжай", - говорит он тебе. "Кончай на мои пальцы".
И ты это делаешь. Ты кончаешь на его пальцах, прижимаясь к нему бедрами, пока он кружит по твоему клитору во время твоего оргазма. На мгновение ты готов поклясться, что даже луч света в нижней части твоей повязки исчезает, когда твой разум вспыхивает, и ты издаешь низкий, ноющий стон, прерываемый прерывистым дыханием, когда ты достигаешь кайфа.
А потом медленно, очень медленно ты снова опускаешься вниз. Его большой палец оставляет твой клитор, и его пальцы медленно выскальзывают из тебя, и внезапная пустота даже кажется немного странной.
Ты снова чувствуешь его дыхание у своего лица и ожидаемо вздергиваешь подбородок. На этот раз ты готова к поцелую, и на этот раз он просовывает свой язык тебе в рот. Но это не небрежные, неопытные поцелуи твоей юности - во всяком случае, не с его стороны. Его рот настойчив, он отрывается от твоего только для того, чтобы дать тебе вздохнуть, прежде чем снова опуститься в электрическом контакте.
Он всего лишь второй мужчина, которого ты целовала, но почему-то он заставляет тебя чувствовать, что он твой первый.
Когда он отстраняется, ты ноешь. Он смеется, но, как и во всем, что он делает, вы не чувствуете, что над вами насмехаются. Это кажется дружелюбным. Как будто он смеется над шуткой, которую ты придумала за ужином, а не над твоими тихими жалобными звуками.
"Я собираюсь трахнуть тебя сейчас". Его голос низкий и близко к твоему уху, и каким-то образом, исходящее из его рта, слово "трахаться" звучит не так грубо, как могло бы звучать в противном случае. Это звучит твердо и интимно, как будто он только что открыл тебе секрет. И, может быть, это секрет между вами двумя, то, как выглядит твое тело под ним, как ты, должно быть, выглядишь связанной вот так.
Маленькая часть тебя хочет, чтобы тебя развязали, хочет обнять его. В конце концов, это твой первый раз, и в твоей голове есть представление - пусть и смутное на данный момент, - что все должно быть по-другому. Вы должны быть в состоянии видеть его и держать его, мягко направлять его туда, где он должен быть.
Вместо этого ты беспомощен и находишься в его власти. Но Осаму милосерден. И добрый, и заботливый. Все это и многое другое, та его сторона, которую видите только вы - та сторона, которую он хочет показать, по его словам, но считает ограниченной своей ролью в Портовой мафии. Только ты можешь видеть его таким.
Тогда само собой разумеется, не так ли, что только он может видеть тебя такой? Беспомощный, задыхающийся и распростертый, бедра больше не сжаты вместе, а открыты и ждут.
Жду его.
Ты чувствуешь, как он ерзает на кровати, прижимая вес обеих своих рук по обе стороны от твоих бедер. Без вашего зрения звуки его раздевания - мягкое щелканье молнии, шуршание его брюк, когда они, без сомнения, спущены, - кажутся почти слишком громкими, с ними слишком трудно справиться.
Вы чувствуете его при своем входе. Что-то влажное, твердое и мягкое одновременно.
"Осаму", - говоришь ты жалким голосом. "Я не... Я не знаю, готов ли я..." Ты готов к этому? Правильно ли это? Он твой лучший друг, да, ты любишь его, да. И он не солгал, не сделал ничего такого, на что ты не соглашалась, не так ли? Но все это так сложно воспринять. Такое чувство, что в какой-то момент вы смеялись над обыденными вещами за ужином, потом вы пили вино, а теперь вы были на его кровати, собираясь заняться сексом в первый раз.
"Ты готова". Его голос звучит так уверенно, что в нем невозможно ошибиться. Он знает, что для тебя лучше. Он всегда так делал. Он был рядом с тобой, когда никто другой не был рядом. Он всегда справлялся с твоими проблемами так же ловко, как прихлопывает муху, и никогда ничего не ожидал взамен. Если он скажет, что ты готова... если он так скажет. Тогда ты должен быть таким.
Ты киваешь.
А потом он толкается в тебя, и это причиняет боль, больнее, чем его пальцы, и ты чувствуешь, как мышцы твоих ног сжимаются, когда ты с шипением выдыхаешь. Ваши пальцы сжимаются и бесполезно дергают ткань, удерживающую ваши руки связанными.
Может быть, ты что-то и говоришь, но это скорее шум, чем слова. Мольба или крик, что-то, что даст ему понять, что да, это больно, но да, ты все равно ему доверяешь.
Он воркует, и одна из его рук снова оказывается на твоей щеке, мягко поглаживая. Ты откликаешься на его прикосновение. Тебе сейчас больше всего на свете нужно его прикосновение, чтобы заземлиться.
А затем эта рука оставляет твою щеку и опускается ниже, обратно к твоему клитору. Это немного чувствительно, и сначала вы подпрыгиваете от контакта, но затем он смягчается до низкого, приятного электричества, каким был раньше. Как только ваше тело начинает расслабляться, он двигается.
Это так отличается от ощущения его пальцев, больше и шире, и ты почти думаешь о чем-то нелепом - о том, что ты чучело птицы, связанное за ужином, - но трудно быть глупой, когда его большой палец трет твой клитор, а твои мысли крутятся в тысяче направлений.
"Ты тугая", - говорит он над тобой. Его медленные движения становятся более регулярными, и одна рука прижимается к краю кровати у вашей груди, давая ему больше времени для начала толчков. "Я знал, что ты будешь. Я знал, что ты ждал меня..." Его собственное дыхание прерывается, и это первый признак того, что он не полностью контролирует себя. И это немного волнующе - знать, что ты - причина этого.
"Ты..." - говоришь ты, слова немного прерываются от силы его толчков, от необычных и новых ощущений, которые они приносят. Это больно, да, но не настолько, чтобы тебе захотелось остановиться. Не сейчас. Ты влажная, и от его большого пальца тебе так хорошо, а воспоминание о его губах на твоих заставляет их покалывать. "Ты мой лучший друг", - говоришь ты, все больше задыхаясь, когда он ускоряется.
Его толчки, кажется, задевают что-то внутри тебя, что заставляет твои пальцы буквально поджиматься, заставляет дрожащий стон срываться с твоих губ. Какая бы боль там ни была, теперь это восхитительная боль.
"Более того", - говорит он, его собственный голос теперь немного хрипловат. "Я больше, чем это".
Интересно, что там еще есть? Но эта мысль прерывается нарастающим чувством между твоих ног, нарастающими ощущениями на твоем клиторе, поднимающимися до тех пор, пока ты не опускаешь свои бедра вниз, повторяя его движения, когда кончаешь во второй раз. Он больше, чем раньше, острее, и твои руки бесполезно цепляются за спинку кровати, когда ты испытываешь непреодолимое желание обнять Осаму за плечи. Но вместо этого вы должны довольствоваться тем, что поднимаете голову настолько, насколько можете, приоткрыв рот, безмолвно прося поцелуя.
К счастью, его губы восхитительно соприкасаются с твоими. Теперь ты пытаешься ответить более пылко, не желая, чтобы он подумал, что ты какая-то неопытная девственница (даже если ты есть - или была) - и на этот раз твой язык осторожно проскальзывает в его рот.
Он стонет у твоих губ, сильнее толкаясь в твой неуклюжий, но инициированный поцелуй, и момент, когда он достигает кульминации, подчеркивается теплом, которое распространяется внутри тебя, и его ртом, лихорадочно прижимающимся к твоему собственному. Его губы отрываются от твоих, и у вас обоих перехватывает дыхание.
Проходят мгновения, а затем повязка сползает с твоих глаз. Свет заставляет вас на мгновение прищуриться, но не очень надолго.
Над вами стоит Осаму, капельки пота прилипли к его волосам на лбу. Его щеки слегка порозовели, а глаза смотрят на тебя сверху вниз с чем-то таким, от чего тебе хочется рухнуть на кровать. Это привязанность, но нечто большее. Более интенсивный и проникающий, как будто он видит тебя насквозь.
"Осаму..." Ты говоришь, но не знаешь, что еще ему сказать. Теперь, когда физическое послевкусие остывает, становится легче думать, даже через вино.
"Ты так хорошо справилась", - говорит он. Его голос такой добрый и восхваляющий, и это заставляет вас чувствовать себя ужасно из-за мыслей, которые приходят вам в голову при виде его. Слишком много, просто слишком много.
Ты сейчас слишком многое чувствуешь. Ты только что потеряла девственность со своим лучшим другом. И это... все было в порядке. Так и должно быть. Это было к лучшему, потому что он сказал, что так и будет. И он не солгал, это было только немного больно, но в остальном было так хорошо. И если бы вы попросили его - хотя вы этого не сделали, вы этого не сделали - он наверняка развязал бы вас и прекратил.
Ты смотришь на него снизу вверх, и тебе приходится верить во все это, потому что альтернатива заставила бы тебя потерять веру не только в Осаму, но и в сам мир.
\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\
от переводчика: С хеллоуином 🎃🎃🎃