Супергероям бывает страшно
Уиллис нехотя зашел в свою квартиру, поставил портфель на тумбочку в прихожей, подняв в воздух пылинки, ровным слоем покрывавшие деревянную поверхность. Больше всего он ненавидел возвращаться домой. Если бы не одежда, висевшая в шкафу, и одинокая щетка в стакане на раковине в ванной, можно решить, что здесь никто не живет. Мебель давно запылилась — Уиллису не было до этого никакого дела. А также ни времени, ни желания заниматься уборкой. А зачем? Ведь здесь все равно не бывает никто кроме него.
Уиллис небрежно скинул туфли у двери и прошел на кухню. Он открыл пустой холодильник и сунул туда пакет с купленной по дороге тайской едой, а затем направился в спальню и бессильно рухнул на кровать, раскинув в стороны руки и уставившись в скучный белый потолок.
Уиллис ненавидел возвращаться домой. Только здесь он вспоминал, насколько одинок, насколько он никому ненужный. Он уже забыл, когда последний раз его кто-то обнимал не из чувства благодарности за спасение чьей-то жизни, а просто за то, что он — это он. Уиллис даже не мог вспомнить, когда последний раз его называли по имени, а не по фамилии. Здесь, в квартире без единой фотографии на стене, без безделушек, которые обычно не несут пользы, но при этом создают уют, он ощущал себя совершенно никчемным. И от этого ему становилось страшно. Беспомощный и одинокий... Он мог многое, чего не могут другие, но всех его способностей не хватало на то, что с легкостью давалось обычным людям.
Уиллис с детства мечтал быть супергероем. Грезил сделать мир лучше, спасать жизни. Он был гением. И он достиг своей мечты. Шел к ней напролом, разрушая все преграды на пути, добиваясь цели. Тогда, в юности, простые человеческие нужды казались ему чем-то незначительным, но сейчас, когда он доживал пятый десяток, вдруг ощутил на себе груз всего мира, скопившийся в одном единственном слове — одиночество.
Уиллис ненавидел возвращаться домой, ведь там было пусто. На работе его постоянно окружали люди: коллеги, пациенты, их взволнованные или благодарные родственники. Он был нарасхват, нужен всем и сразу. Говорили, что таких гениальных хирургов не сыскать на всем западном побережье. А вернувшись в свою квартиру он вспоминал, как ему на шею в слезах бросались дети, родители, жены, мужья тех, чью жизнь он спас. Как они смотрели на своих близких. На самого же Уиллиса так не смотрел никто. Придя домой, он чувствовал себя простым инструментом, который за ненадобностью убирают в пыльный шкаф, откуда достают по необходимости.
Уиллис с детства мечтал спасать жизни и делал для этого все, что мог. Он брал дополнительные дежурства, а в выходные занимался исследованиями. Когда-то давно у Уиллиса была жена. Они сыграли свадьбу, как только оба закончили учебу. Она тоже была медиком, преданным своему делу. Но дерматология не отнимала столько времени и сил. Однажды, когда Уиллис вернулся домой после дежурства, ее уже не было. Ни ее, ни вещей. Только записка, аккуратно оставленная посреди пустого обеденного стола, в тексте которой задавался единственный вопрос: «Если супруга никогда нет дома, то какой в браке смысл?». Тогда Уиллис даже не расстроился, подумал, а ведь и правда, какой в их браке смысл? А сейчас, пялясь в равнодушный потолок, он готов был продать душу за горячую яичницу, да что там, за простой сэндвич с арахисовым маслом, лишь бы сделанный с любовью и заботой. За то, чтобы прикоснуться к кому-либо не через тонкий латекс медицинских перчаток. Чтобы ощутить чужое тепло. Глядя на шершавую штукатурку он задавался вопросом, а если он прямо сейчас умрет, кто-нибудь заметит? Кто-нибудь вообще придет на его похороны, чтобы проститься, кто-нибудь будет скорбеть, рыдая в подушку и повторяя его имя?
Уиллис был готов отказаться от своих достижений в хирургии, бросить карьеру, забыть про пациентов, лишь бы кто-нибудь ждал его дома, встречал его объятиями и легким поцелуем в щеку. Но он не знал как. Ведь уже совсем не молод, а за годы, посвященные чужому здоровью, жизням, он совершенно забыл, как жить своей. Как это, общаться с людьми за пределами больничных стен, как это, говорить о личном, о чувствах. Однажды он хотел завести собаку или кошку, но потом понял, что с его непредсказуемым графиком несчастное животное может просто умереть от голода. Вот и сегодня он вернулся домой спустя четверо суток. В центре рухнуло жилое здание, так что поток экстренных операций казался нескончаемым. Уиллис работал до тех пор, пока начальство не выставило его из госпиталя, мотивируя тем, что уставший и толком не спавший несколько суток хирург может принести больше вреда, чем пользы. Уиллис противился, говорил, что вполне сможет провести еще одну операцию. Он в это верил, но сейчас, смотря в пустой потолок, сам не заметил, как провалился в сон. А когда открыл глаза, обнаружил, что уже настало утро.
Уиллис безразлично нажал кнопку на пульте и включил телевизор. Выпуск новостей сообщал о том, что на трассе произошло крупное ДТП. Уиллис внимательно всматривался в кадры раскуроченных автомобилей — не меньше пятнадцати, а значит пострадавших еще больше. Он схватил телефон, но на нем не обнаружилось ни сообщений, ни пропущенных звонков. Ведь у него сегодня выходной. Но Уиллис поднялся с кровати, спешно умылся, сменил одежду на чистую и снова ушел. Он убедил себя в том, что жертв слишком много, и без него не справятся. Но на деле просто хотел заглушить свою молчаливую депрессию, забыться в работе, сбегая от одиночества, от собственных страхов, от отчаяния.