Кусочки

Волчица и ее волчонок: смерть Сары
Он хотел завыть – дико, надрывно, чтобы проклясть это равнодушное небо, бросить ему вызов… Но горло так сдавило, что выходили лишь тяжелые сиплые вздохи. И слез не было, он искал их и не находил.В маленьком домике замерла мертвая тишина. Мертвая, разбитая, гулкая… Она давила на виски, на грудь, мешая сосредоточиться, мыслить…Ему казалось, что все вокруг покрылось тьмой, словно кто-то погасил светившую ему свечу… Безжалостно, тихо, играючи…Он даже не слышал ее последнего вздоха. Она будто просто отпустила мир, что мучил ее столько лет, словно перевернула страницу дочитанной книги, в которой, почему-то, не было счастливого конца…Он уронил голову на руки, пытаясь понять, постичь глубину потери. Он не в первый раз терял, но это было там, в другой жизни… В этой была только она… Ее ласковая улыбка, заботливый голос, ее постоянное прощение и благословление, ее мягкие губы и нежные руки…Как жить, если у тебя уже отобрали все, что только можно?! Как снова подняться и шагать?!Как?!Она просила его жить дальше, когда она уйдет. Она уходила медленно, сгорая на глазах, но улыбаясь ему, целуя его руки. И он бессильно стоял на коленях у ее постели, уже не заставляя пить зелья, уже не зовя на помощь, чтобы никто больше не купался в этом бессилии перед смертью…И теперь он сидел на полу перед открытым окном, через которое был виден заход солнца – огненный, уносивший вдаль ее, забиравший ее с собой… Она уходила в закат, с распущенными волосами и легкой улыбкой на лице… И она держала за руку рыжеволосую девчонку в квиддичной мантии… И они оборачивались к нему, растворяясь в солнечном диске.Они всегда уходили…Он не мог поднять лица, потому что на уровне его глаз с кровати неловко свисала ее безжизненная рука – худая, хрупкая, уже холодная. Наверное, надо было встать и что-то делать… Но он сидел и прятал лицо – от ее руки, от захода, от мира…Она хотела умереть днем, при солнце, потому что ее убили ночи, ее убила луна, проклявшая их обоих столько лет назад…Их убила. Эту мысль он долго сдерживал, но не мог не пустить в одеревеневшее сознание. Она улыбалась, уходя, но в глазах ее были слезы, потому что с ней ушла ее мечта, которую он подарил ей…Она унесла его с собой, ее маленького волчонка, которому никогда не было суждено родиться. Но она верила, до последнего верила, что выдержит…Он тяжело вздохнул, помня ужас в глазах целительницы душ и темную тоску целителя-легилимента. Да, он это сделал, да, он дал ей то, чего она хотела – потому что надеялся, что это даст ей силы бороться…И она боролась – за него, за их волчонка, как она ласково его называла, кладя руку на плоский живот… И понимая, что она уходит, она почему-то не переживала, что он тоже умрет. Она говорила, что теперь вечно будет с ним, с их волчонком, что там, куда она уйдет, им будет вместе не так тоскливо…Он понимал, что у нее просто помутился рассудок, потому что она горела каждый день. Потому что не может мать так спокойно говорить о том, что ее смерть убьет ее дитя… Она все время повторяла, что это хорошо, что ему не придется остаться одному с волчонком, что она позаботиться о ребенке лучше…И они будут ждать его там, за заходом.
На него напал ступор, потому что он тоже не горевал по нерожденному ребенку, словно согласный на то, что так было лучше. Он все вспоминал, как умоляли ее глаза, как просили судорожные руки, как губы скользили по его лицу… Она уже тогда медленно горела, уже тогда смерть делала первые шаги в этой комнате… Она уходила, оставляя его одного, она уходила, моля лишь о единственном – чтобы хоть раз он стал ее, хотя бы ненадолго.Она уходила, и он покорился, надеясь, что это даст ей цель, даст сил, чтобы бороться. Он был с ней каждую ночь, когда она протягивала к нему руки, он давал ей все, о чем она просила – лишь бы она жила…У этого ребенка никогда не было шансов, он был приговорен луной, первым же полнолунием, которое разорвало бы тело хрупкой женщины. Но она не дожила до полнолуния, она унесла своего волчонка с собой и радовалась этому…Рука легла на плечо, и он вздрогнул, поднимая голову. Они опустились на пол по бокам, оба смотрели на него. Теплая ладонь коснулась его седых волос, рука из прошлого, о которой он уже давно не мечтал.Зеленые глаза смотрели с пониманием, в них отражалась та же тоска, только уже успокоенная годами. Его же тоска только поселилась в душе, терзая… И смотрящие на него глаза обещали покой – когда-нибудь…Он вздохнул, и теплые руки обняли за плечи, прижав к груди, пушистые непокорные волосы щекотали лицо.И он заплакал, чувствуя на спине последние лучи заходящего солнца, на фоне которого в вечность бежали красивая волчица и ее волчонок…