три обязательных правила
В сознании мертвых истин
Скупые не платят дважды.
Ты скажешь: "Я независим".
Поверь мне, зависим каждый.
раз-два-три
Еще в пять, когда Маркус Бэлби поцеловал меня в щеку во времена подготовительных классов, я поняла, что мне нравятся мальчики и их внимание. Все случилось во время обеда. Кажется, это была неделя национальной кухни, потому что миссис Робинсон — отвратительная повариха в вечно грязном фартуке, что любила густо подводить глаза синим карандашом, — приготовила овощное рагу в качестве блюда, пришедшего к нам из Франции. «Налетай, малышка!»— хрипела она, накладывая в тарелку рататуй, с виду напоминающий разогретую консерву для бабушкиной старой кошки. Отвратительно на запах, еще хуже на вкус и абсолютно ничего общего с традициями Прованса.
В двенадцать, когда Кормак Маклагген в процессе медленного танца на празднике осени все же осмелился сжать потной ладонью мою не так давно появившуюся грудь, с трудом дотягивающую до жалкого первого размера, — внизу живота все словно обожгло. Моментально стянуло эластичным жгутом, как при заборе крови. В ту секунду, под песню о чистом и непорочном чувстве, я осознала, что абсолютно любой, даже самый минимальный сексуальный интерес, направленный в мою сторону, пускает крупные мурашки вдоль позвоночника, особенно если свести бедра чуть теснее. Тепло расходилось короткими, яркими спазмами, напоминая низкочастотные разряды тока, даже от самых невинных прикосновений.
Уже тогда я хотела большего.
раз-два-три
К пятнадцати опаляющее кожу желание вперемешку с природным любопытством стало сильнее. Намного.Оно сводило с ума днем и истерично билось в висках вместе с пульсом по ночам.
Той осенью я перестала ждать и наконец-то сдалась в рабство посылаемых мозгом импульсов, начав проявлять инициативу первой. Было совсем не страшно. Острая нужда застилала глаза блеклым туманом, и именно поэтому накануне дня рождения без особых сожалений и предрассудков, свойственных пуританам, я лишилась девственности с парнем по имени Виктор.
Он разносил почту в нашем районе на рассвете. Тогда мне казалось, что это любовь. От Крама приятно пахло ментоловыми сигаретами, и каждый раз при виде меня он широко улыбался, обнажая ровный ряд белоснежных зубов.
Виктор был красивым и я все никак не могла перестать думать о его руках, испачканных типографской краской: длинных пальцах, что так легко скользили по сложенной в несколько слоев бумаге. Этих мыслей оказалось вполне достаточно, чтобы однажды вечером — в конце первого свидания— на заднем сиденье его старенького форда без капли стеснения попросить прикоснуться этими самыми пальцами к тому месту под юбкой, где хотелось больше всего.
раз-два-три
После была Пэнси из параллельного класса и совместные «лабораторные проекты» за закрытыми дверям ее комнаты. Я и сама не ожидала такогоповорота, но с радостью окунулась в новый опыт. К тому же, она всегда казалось мне милой. Помню, что в доме Паркинсонов всегда пахло лилиями. Запах брался из ниоткуда и въедался в подушечки пальцев, волосы и одежду почти намертво. Сладкий, приторный, доводящий до легкого приступа удушья. А еще я помню ее невыносимо нежные губы, к которым хотелось бесконечно прикасаться языком. Медленно и осторожно. Из раза в раз под тихий всхлип, рвущийся наружу.
В тот год я особенно сильно увлекалась биологией и узнала все про строение организма: кости, артерии, нервные окончания. Особенно нервные окончания. И преимущественно те, что созданы для получения удовольствия.
раз-два-три
Я мастурбировала каждое утро перед уроками, закусывая неровный край подушки, чтобы не производить постыдных громких звуков, но по законам жанра однажды все вышло из-под контроля.
Моя тошнотворно религиозная мать, что не снимала крестика с рождения, вошла без стука ровно в тот момент, когда холодные после контрастного душа пальцы, испачканные собственной смазкой, хаотично двигались под простынью в мелкий фиолетовый цветочек меж широко разведенных бедер.
Я не сразу оглянулась в ее сторону.
Перед плотно зажмуренными веками плыли цветные пятна от того, как отчаянно я пыталась не застонать в момент достижения оргазма. Мне до сих пор кажется, что у Джин его никогда и не было. Ведь Бог запрещает удовольствие. Ну или как там написано в этой чертовой священной книге?
В тот же день после обеда, что было вполне ожидаемо, вместо дополнительных меня отвезли к психологу при церкви. В маленький божий дом с деревянными лавками, куда мы с родителями ходили каждое воскресенье, изображая семью, лишенную горестей и недопониманий, но, естественно, наполненную отвратительным, показным благополучием. Естественно.
Сомнительный доктор в очках с толстыми диоптриями и сложно выговариваемой фамилией после короткого разговора тет-а-тет убедил мою семью, что это лишь подростковые гормоны, и волноваться совершенно не о чем.
Идиот.
«Господь не посылает испытаний, что ты не сможешь преодолеть, Гермиона», — звучали в голове его слова, пока я старательно облизывала эскимо на палочке, вспоминая, как пару дней назад делала практически то же самое с членом Блейза в раздевалке футбольной команды, а мама, будто читая мои мысли, брезгливо отводила глаза в сторону.
Она как обычно поджимала тонкие, ничем не накрашенные губы, и молчала.
Бесконечно. Много. Молчала.
Возможно, она думала о том, что Всевышний и ей послал испытание для проверки истинности веры и твердости характера. Ведь как по-другому объяснить, что в семье, где наизусть знают библию и молятся перед обедом, сложа ладони чертовым домиком, родилась такая шлюха, как я.
раз-два-три
Я долго и искренне верила, что проблем, связанных с сексуальностью, у меня на самом деле нет. Что это лишь миф и зашоренный взгляды консервативного общества. В колледже парни были рады трахаться при каждом удобном случае, и мне это подходило. На парковке, в общаге, кладовке, лаборантской, в подсобке местного кафетерия, между пятым и шестым стеллажом в библиотеке, отведенным под русскую классическую литературу. Тургенев и Толстой, падая с полок от особо сильных толчков и разбивая корешки, не осуждали.
Все это вполне соответствовало картинке в моей голове. Мне нравилось получать удовольствие и дарить его в ответ без всяких «но». Наверное, все это могло продолжаться и дальше, но...В двадцать по собственной глупости — не иначе, я согласилась начать свои первые «серьезные»отношения с Теодором Ноттом. Он дарил мне розы. Всегда с необрезанными длинными стеблями. Всегда кроваво-красные. Сейчас я часто думаю, что в конечном итоге именно Тео — взбалмошный итальянец с кривоватой улыбкой — открыл мне глаза на то, что я не просто люблю секс, а до дрожи в коленях и руках хочу, чтобы кто-то жестко трахал меня несколько раз в день, заставляя задыхаться от нахлынувших ощущений. Именно в двадцать я осознала, что все намного серьезней, и замороженным пломбиром на палочке это не лечится.
Животная страсть Нотта, на которую я повелась, утихла через пару месяцев. Моя — нет.
Внутри начала копиться неудовлетворенность словно чертова грязная посуда в раковине нашей маленькой квартиры. Постоянная острая потребность в ощущениях и ком-то, кого я еще не знаю. Она разъедала органы и мышцы словно кислота, заставляя скребстись о стену короткими ногтям в приступе отчаяния.
Мои мысли во сне и наяву были охвачены самыми непристойными, грязными фантазиями, от которых хотелось содрать с себя кожу без использования обезболивающих препаратов. Я будто умирала в клетке вынужденной моногамии, но однажды вечером все закончилось.
Тогда я еще не умела так хорошо притворяться. Не хотела сдерживаться. Не знала, как приспосабливаться. Не выработала правил.
Я изменила своему ничего не подозревающему парню с официантом, имени которого не вспомню никогда в жизни, даже если задействую сто процентов возможностей мозга. В грязном служебном туалете, прямо после ужина в честь пяти месяцев нашей с Тео отнюдь не романтической истории, я сорвалась. Просто не смогла больше терпеть. И поэтому, пока он ждал меня на выходе из ресторана с кашемировым пальто в руках, я сдавленно стонала в потную шею нового знакомого, что еще полчаса назад разливал нам Бордо по бокалам. В те несколько минут я думала лишь о том, как же мне чертовски хорошо. Свободно.
Ну, может быть еще и о том, что нужно постараться не испачкаться в чертовой сперме.
раз-два-три
Представители медицинского сообщества до сих пор не дают однозначного ответа на вопрос о том, с чем связана гиперсексуальность. Детские травмы, сопутствующие психические заболевания, генетика, специфическая работа мозга — определенно что-то из этого, а может, и все из вышеперечисленного. По статистике всего лишь три процента женщин действительно имеют проблемы с контролем своего либидо. Три из почти четырех миллиардов.Звучит как попытка найти иголку в стоге сена. Но правда в том, что я ее нашла.
Меня зовут Гермиона Грейнджер, сейчас мне тридцать, и никто из близких не знает, что я самая настоящая нимфоманка.
раз-два-три
Как ни парадоксально, но в двадцать пять попытки отрицать свои природные наклонности и темную сторону личности привели меня к алтарю за самого милого из возможных парней на этой гребаной земле. Похоже на пошлую шутку из стендапа очередного желающего прославиться комика.
С Роном мы познакомились после колледжа в момент спада.В промежуток, когда жизнь становится вполне нормальной, прежде чем снова бросить тебя на амбразуру. Спад — вселяет надежду.
За год до знаковой встречи, окончательно перестав поддерживать связь с родителями, я как раз таки упала на самое дно. Днем — полностью отдавалась новой работе в издательстве, болтала с коллегами о литературных новинках, урывками пыталась писать собственную книгу, а ночью словно наркоманка шаталась по клубам в поисках быстрого удовольствия. Неоновые вспышки, алкоголь, запах разгоряченных и покрытых серебряными блестками тел. Вместо химической дозы — секс.Только он в сочетании с множеством незнакомых лиц приносил необходимое успокоение. Освобождение и долгожданный покой.
Проблема была в том, что всегда хотелось больше.
Периоды затишья сокращались. Остановиться казалось невозможным, но, когда в очередной раз на утро я проснулась в постеле незнакомца и поняла, что он, даже не дождавшись моего пробуждения, уже засунул в меня свой член — впервые испугалась по-настоящему. Захотела остановиться. В голове не было ни единого воспоминания о том, как я ехала к нему в трейлер-парк на чертовой окраине Бостона. Последние десять часов стерлись и оставили лишь панику с легким налетом возбуждения.
Вот тогда-то я и взяла отпуск за свой счет и оказалась в группе помощи зависимым. Рано или поздно, но однажды определенно все на чем-то плотно сидящие оказываются в этом месте. Комнате, пахнущей разочарованием, где пластиковые стулья выставлены неровным кругом. «Привет, меня зовут Гермиона, и я нимфоманка»— уверенно произносила я из раза в раз, без удовольствия глядя в глаза таких же обреченных и несчастных.
раз-два-три
Терапия длилась уже пару месяцев и по началу давала свои результаты: меня хвалили, награждали блестящими монетами за воздержание и рассказывали о плюсах постоянных отношений. Именно в этот момент я на волне первоначального воодушевления, встретила Уизли, ошибочно поверив в чудесное исправление и избавление.
раз-два-три
Все закрутилось, как в дешевом кино. Он был прекрасным принцем. Принял, понял и простил даже то, что совсем не было в его компетенции, а после, продемонстрировав свои вполне посредственные умения любовника, конечно же, предложил выйти замуж.
Мечта.
Вот только не моя.
раз-два-три
Я полюбила Рона на столько, что взяла его фамилию. Я была ему благодарна и старалась тоже быть той самой. Старалась сделать так, чтобы его одного было достаточно. С идеальной дочерью не получилось, так почему бы не попробовать с идеальной женой?Какое-то время я действительно хорошо притворялась: отказалась от навязчивых мыслей, толкающих на измены, и не понятый многими разврат. Можно даже подумать, что целомудрие молодого мужа способно было усмирить мое собственное бешеное либидо. Нужно ли говорить, что в итоге ничего из этого не вышло? Думаю, нет.
Но прогресс все же был.
Относительный.
Когда я в очередной раз сорвалась, но не захотела терять стабильность, я решила молчать. Прям как моя мать. Смешно до слез.
Я выработала для себя четкие правила, позволяющие держать мой грязный секрет в тайне от окружающих, не выбиваясь из образа самодостаточной женщины из богатого пригорода.
Их было немного.
Всего три.
раз-два-три
Во-первых, никогда не доводи ситуацию до крайности. Если тебе кажется, что ты хочешь молодого охранника из супермаркета, — тебе не кажется.
Несмотря на то что со временем уровень моей терпимости явно повысился, перестав толкать в руки первых встречных, все же в перспективе это не давало никаких гарантий. Сорвать могло абсолютно в любой момент. Я слышала тысячи историй в группе по четвергам о том, как люди держатся из последних сил, но в итоге получают кошмарные последствия. Потом на судебном слушании по разделению детей и совместно нажитого имущества вы никогда не окажетесь пострадавшей стороной. Вы — изменник. Извращенец. Грязь. Именно вы — недостойный.
Я не могла так рисковать — не только браком, но и только зарождающейся карьерой писателя. Не для того я усердно строила стены, производила расчеты и выверяла схемы поведения, чтобы они в конечном итоге пали за одну чертову секунду слабости.
Контролировать взрыв и радиус поражения проще, если ты сам нажимаешь на кнопку детонатора.
раз-два-три
Во-вторых, никаких имен, никаких связей с людьми, которые потенциально могут войти в твой круг общения.
Лучший выбор — глубоко женатые в командировках. Предпочтительно мужчины. Бухгалтеры, аналитики, банкиры, дантисты. Никто из них не перезвонит. Вы просто на пару часов становитесь знакомы для достижения общих целей. Доставщики удовольствия, необлагаемого процентными ставками. Не больше не меньше.
раз-два-три
Ну и в-третьих, всегда имей контакт для экстренных ситуаций. Запиши его в телефонной книге как нибудь нетривиально, чтобы не вызывать подозрений у второй, твоей лучшей половины.
Иногда желание становится невыносимым внезапно. Еще час назад ты думала, что работа сжирает тебя без остатка и занимает преимущественное большинство мыслей, но вот уже сейчас, в новую секунду из множества последующих, тебе хочется трахнуть собственного садовника Хулио. Процессы мозговой деятельности переключаются по щелчку без возможности отмены. Именно на такой случай необходимо иметь доверенное лицо, разделяющее твои убеждения, а возможно, и проблемы.
Моим был Драко.
раз-два-три
— Не думал, что ты сегодня приедешь, — сказано между поцелуями.
Мы познакомились с Малфоем на встрече клуба «непротрахай-свою-гребаную-жизнь-впустую». Именно так он называл их. И черт...когда Драко сказал это вслух, я чуть не захлебнулась глотком своего дешевого кофе из автомата, впервые за долгое время подавившись искренним смехом.
— Было по пути.
Неправда.
Не было.
У меня внезапно образовался свободный от Рона день, и в профилактических целях я решила посетить конференцию стоматологов. В городе, что находился в часе езды от Бостона, собирались мои любимые временные постояльцы, приумножая стабильные семьдесят пять тысяч населения еще на несколько десятков. Я не могла пропустить подобный материал. Правило первое и второй сегодня идеальным образом соединялись где-то на просторах Сомервиля.
— Настолько плохой секс?
— Нормальный, — я не вижу, но слышу, как Драко улыбается мне куда-то в кожу, покрывшуюся мурашками. Не самодовольно, скорее, с интересом. — Просто... не то, чего я хотела.
— И чего же ты хотела?
Резко прервав тесный контакт, я отодвигаюсь, поочередно вжимаясь позвонками в стену позади себя до легкой боли. Секунда-другая-третья. Пристально смотрю в глаза напротив, замечая уже расширившиеся от возбуждения черные зрачки. Они затянули собой почти всю блекло-серую радужку. Я вижу, как с каждым вздохом крылья носа Малфоя расширяются, нуждаясь в большем количестве кислорода, и мышцы под скулами очерчиваются короткими спазмами.
Он такой же.
Такой же, как я.
Нуждающийся.
Не прикрывая век, не отрывая взгляда, я легко опускаюсь перед Драко на колени и на выдохе произношу:
— Пожестче.
От этих слов он медленно и довольно облизывается. Внимательно смотрит сверху вниз. Следит, как я расстегиваю его джинсы, освобождая от давления плотной ткани уже давно вставший член.
раз-два-три
Утыкаюсь носом прямо в пах, потираясь будто кошка сквозь ткань о его возбуждение, и слышу сдавленный хриплый стон над головой.Ловлю приход с первых же секунд звука, словно закинулась маленькими разноцветными таблетками и, стянув его белье вниз, сразу же обхватываю горячую плоть у основания.
Как же хорошо.
Пьяно скалюсь, утопая в ощущениях от каждого нового касания, и чувствую, как у самой внизу живота уже нестерпимо тянет. Пульсирует и жжется. Особенно, когда длинные пальцы, которые так хорошо мне подходят по всем параметрам, вплетаются в волосы, с силой надавливая на макушку.
— Давай, открывай свой блядский рот пошире, Грейнджер.
Не Уизли.
С ним всегда Грейнджер.
Я подвигаюсь ближе и мажу кончиком языка лишь по головке. Контроль у меня. Им хочется насладиться хоть немного, пока собственное желание не смазало существующую реальность окончательно. Не заставило отдаваться без остатка.
раз-два-три
Еще одно легкое касание, за ним более торопливое, другое — под глухое шипение сверху и острые мурашки от натяжение захваченных в кулак волос.
Надолго не хватит.
Ни его, ни меня.
Ноги дрожат, колени стираются об пол, а по внутренней стороне плотно сжатых бедер уже размазывается смазка. Блядство. С ним всегда так хорошо, что хочется жалостливо скулить, распуская вибрации по члену, что сейчас легко проскальзывает между губ. Внутрь и обратно.
раз-два-три
Я сосу медленно и с наслаждением, ласкаю языком по всей длине и стараюсь взять с каждым разом все глубже. Вкус чужой плоти доводит до исступления и выбивает воздух из легких. Я отчаянно пытаюсь не забываться, но когда Малфой, теряя последние крупицы контроля, начинает самостоятельно толкаться в мой раскрытый рот, под полуприкрытыми веками собираются первые капли слез. Соленых капель счастья.
Идеально.
Слюна вперемешку с липкой смазкой стекает по подбородку. Так сильно плевать на то, что кто-нибудь может услышать нас за дверью маленькой подсобки. Мне было совершенно не важно, когда я заявилась в бар Драко и увела его за руку в сторону душного помещения без окон, а теперь уж тем более. Пусть знают, как мне нравится.Пусть догадаются, чем именно мы заняты в густом, влажном полумраке.
раз-два-три
Я в приятном удивлении распахиваю слезящиеся глаза, когда головка члена ударяется о глотку. Впиваюсь ногтями в крепкую голую задницу и вновь поднимаю взгляд в уже полностью черные глаза. Прошу. Умолю Малфоя быть еще грубее.И он, закусив нижнюю губу, с животным рыком вновь толкается бедрами вперед. Трахает, как попросили, и смотрит безотрывно под звучащий внутри меня стоны.
С ним никогда не приходится повторять дважды.
Я выпускаю тяжелый член изо рта со звучным причмокиванием. Прозрачная ниточка слюны еще тянется. Соединяет нас еще мгновение, но уже спустя пару ударов сердца Драко подтягивает меня вверх. Обвивает двумя руками, вжимает в собственное тело, не оставляя ни миллиметра, и жадно целует. Слизывает свой собственный вкус и остывшие слезы, коснувшиеся раскрасневшихся от работы губ.
— Хочу тебя, — выдыхаю как последнее желание. — На мне нет белья, — продолжаю, цепляясь за широкие плечи. — Скорее...
Едва я успеваю закончить, Драко резко подхватывает мою ногу под коленом и одним рывком входит во всю длину. Голова откидывается назад по инерции. Горло саднит от новой порции кислорода, а боль от удара смешивается с чистым кайфом.
Я кричу. Бесстыдно, загнанно, отчаянно. Я готова кончить в ту же самую секунду. Томиться в ожидании нет никаких сил. Еще совсем чуть-чуть.
раз-два-три
Достав пирог из духовки, я слышу, как в прихожей щелкает дверной замок, и сразу же слышится:
— Милая, я дома.
— На кухне, — бросаю в ответ, откидывая прихватку в сторону.
Яблоки, запеченные под тонкими полосками теста, продолжают еле различимо потрескивать. Аромат фруктов, присыпанных миндалем, поднимается вверх и заполняет собой все пространство кухни. Этот горячий запах окончательно стирает с меня тревожность и поднимает уголки губ вверх.
Вовремя.
— О, миссис Уизли, пахнет потрясающе, — теплые руки Рона опоясывают талию, скрытую за тонким шелковым халатом. Он утыкается носом мне в волосы, забивая легкие лавандовым шампунем. — Ждала меня?
— Конечно, — отвечаю, разворачиваясь в кольце его рук. Лицом к лицу.
— Чем занималась? — короткий и целомудренный поцелуй горит на щеке. — Не скучала?
— Скучала, — почти не ложь. С ним все всегда «почти». — Но я нашла себе развлечение — собирала материалы для книги.
— Моя умница.
Нет.
Совсем нет, но тебе об этом знать не обязательно.
раз-два-три
Сегодня утром мой муж Рон Уизли, успешный адвокат, специализирующийся на бракоразводных процессах, с наслаждением сжимает меня в очередных объятиях после рабочей поездки и даже не подозревает, что я едва успела вернуться домой вовремя. Впервые за долгое время забылась и трахалась опрометчиво долго. Он, мой милый Рон, никогда не узнает, что пирог, который будет сейчас есть, куплен в грязном дайнере рядом с баром Драко, и стоит паршивые три доллара. За такую цену он будет ради меня давиться им с благодарностью, думая, что его приготовила любимая жена. Постаралась. Позаботилась. Он никогда не узнает о Малфое. О том, что в нашей ванной комнате я не раз смывала с себя пот и другие телесные жидкости других мужчин. Надеюсь, Рон никогда не поймет, что не будь он до сих пор столь слепо-влюбленным, уже давно бы готовил документы о нашем разводе.
Я, Гермиона Грейнджер, сейчас мне тридцать, и я не хочу переставать быть зависимой, но также не хочу терять иллюзию идеальности.
раз-два-три