***
Гостиная была наполнена сладким ароматом мандарина, смешанным с лёгкой ноткой шампанского и шлейфом фирменного вишневого пирога Джинни, который доносился с кухни. Все эти запахи, смех, оживлённые разговоры и негромкая мелодия на фоне настырно создавали ощущение настоящего праздника, которым Гермиона никак не могла проникнуться.
Новый год всегда ассоциировался с уютом, чувством радости и надежды, и на протяжении последних пяти лет это торжество оставалось неизменным. Каким-то волшебным образом повторялись даже незначительные мелочи. Вроде шумного Тедди, пытающегося разобраться с новой магической игрушкой под ёлкой, Молли и Артура, с любовью наблюдающих за молодёжью с дивана, Джорджа и его многочисленных конкурсов, Рона, громогласно читающего тосты с набитым ртом, и, конечно же, до неприличия счастливых Гарри и Джинни — гостеприимных хозяев вечера.
Отмечать Новый год здесь стало такой же доброй традицией, как праздновать Рождество в «Норе», но, кроме устоявшихся привычек, эти два мероприятия объединяло её тотальное безразличие к ним.
Гермиона действительно любила всех, кто собрался здесь, и искренне старалась выглядеть счастливой, даже когда от улыбки сводило скулы. Иногда она вслушивалась в глупые сплетни, формально вступала в беседы, но никогда не разделяла радость с друзьями на самом деле.
Мимо неё прошли все последние ужины, совместные вечера и дни рождения. Грейнджер врала родным прямо в лицо, нагло и беспринципно, потому что уже не принадлежала самой себе: её мысли, душа и вся она целиком были теперь в распоряжении другого человека. Человека с холодным взглядом и горячим сердцем, который стал для неё всем.
Она была только его в тихом отеле на Вестминстер-Бридж-роуд, где её всегда поднимал один и тот же золотистый лифт, у которого из-за долгой службы скрипели двери. После чего Гермиона неизменно попадала в малоосвещённый холл, устланный бордовым ковролином: она выучила все жирные пятна на нём и могла не глядя сосчитать крошечные дырки от сигарет. Малфой ждал её в конце этого уставшего коридора, в их номере, в номере 108, куда Грейнджер стремилась, как смертник на собственную казнь. Её встречала большая кровать из тёмного дерева, широкое клетчатое кресло в углу комнаты и картина восхода. Восхода, что она так ненавидела.
Ведь на рассвете он всегда уходил.
Треклятое солнце, слишком яркое и слишком счастливое для жизни, которая ведёт прямиком в ад. Какой бы извилистой и сложной ни была эта дорога, она неизбежно заканчивалась пустотой. Иногда Гермиона задумывалась, как люди, пережившие весь этот кошмар с ней, смогли так легко проснуться. Они снова испытывали тепло, несмотря на снежную бурю, вихрем уносящую в ужасные воспоминания; несмотря на колючий оскал ледяного дождя, который щедро осыпал солёными слезами из прошлого.
Нужно было так мало, чтобы вызвать у неё отвращение. Грейнджер осознавала, что что-то изменилось внутри неё ещё в самом начале войны, но сейчас, когда мгла уже должна была рассеяться, к Гермионе пришло понимание, что она уже никогда не уйдёт. Её самая верная спутница.
Холод гостиничного номера, колючая щетина, горький запах адреналина вперемешку с дымкой от сигарет Treasurer и боль. Глубокая, всепоглощающая, такая манящая, что от одного воспоминания о ней по коже бегали мурашки.
После всего, через что она прошла, Грейнджер стало решительно не хватать этого в обычной жизни. Погони, опасности, острых ощущений. И Драко любезно вернул ей это, не попросив ничего взамен.
Ну почти. Ничего, кроме её заблудшей души. Настоящая сделка с дьяволом.
Полночь должна была наступить через пятнадцать минут. Гермиона считала каждую секунду, но не потому, что наступающий год мог что-то изменить, а потому, что именно в это время на её телефон обычно приходило долгожданное СМС-сообщение.
Не было никаких предпосылок, что он напишет ей сегодня, в канун Нового года, в разгар одного из главных праздников, когда все нормальные люди наслаждались временем с близкими, а не жёсткими белыми простынями, прилипающими к потной от возбуждения коже.
Она услышала заливистый смех Джинни недалеко от себя и одновременно с этим почувствовала вибрацию телефона.
— Ты опять грустишь? — Гарри дотронулся до её плеча, и она против воли вздрогнула.
— Всё в порядке?
Совершенно точно нет.
— Да. Всё отлично, просто хочу побыть одна.
Повезло, что они разговаривали вполоборота, ведь если бы Поттер увидел растерянное лицо Гермионы, то не отпустил бы её никуда дальше своей руки.
— Я хочу помочь, только попроси, — напомнил Гарри и после тяжёлого вздоха наконец-то оставил её в покое.
Ему не следовало повторять ей это из раза в раз. Грейнджер и без него отлично понимала, что здесь он ничем не поможет. Закончилось то время, когда они все могли положиться на избранного Гарри Поттера, и началась настоящая жизнь.
Сколько бы люди ни считали победителей успешными и великими, с последствиями войны всем было бороться одинаково тяжело. Лидеры, аутсайдеры — кому какое дело, когда речь шла о простых смертных.
У прошлого не было белой и чёрной стороны. Гермиона убедилась в этом сполна, ведь стояла в самом эпицентре, усыпанная пеплом бесконечных потерь. Она могла поклясться, что тот был серым.
Руки немного тряслись, вытаскивая новенькое устройство. Грейнджер ещё не привыкла к своему мобильному, но он был всё равно лучше их прошлого способа связи. При всех её талантах запихнуть пернатую птицу в дамскую сумочку не представлялось возможным.
«Ещё не спишь?»
Он даже не удосужился изменить текст или поздравить её.
Это было к лучшему.
«Новый год через пятнадцать минут. Сам как думаешь?»
Палец на мгновение завис над кнопкой «отправить», но после недолгих раздумий Грейнджер всё-таки отослала сообщение.
Так вышло, что в их остром тандеме Гермиона отвечала за позитивную составляющую, и только с ним она делала это искренне, а не была грустной тенью в клоунской маске.
Драко ответил сразу же.
«Жду тебя».
Вот так просто. Словно ему ничего не стоило заставить её приехать в любой момент и разделить с ним целую ночь.
Песня: Hotel — CÉLINE (Перевод песни выполнен лично мной 💜)
Ты ещё не спишь? Я думаю о тебе,
Сижу на подоконнике и курю
Одиноко дома.
Это меня разрывает, я должен увидеть тебя,
Звоню тебе и сажусь в машину,
Ты так же.
Ты знаешь, что я лгу, когда говорю: «Я ничего не чувствую!»
На улице становится светло, и я возвращаюсь без тебя.
Сегодня ей потребовалось целых три минуты, чтобы сорваться с места.
Прикусив нижнюю губу, Гермиона отвернулась от тёмного окна и чуть не ослепла от палитры красок, в которых утопала гостиная.
Светильники и ёлка, украшенная милыми гирляндами, излучали золотистый свет, который превращал всё вокруг в фантастическую сказку. Её друзья, одетые в новогодние костюмы, танцевали и смеялись, как будто сами стали частью декораций. Стены и потолок были украшены шарами и лентами разных цветов — красного, зелёного, синего, жёлтого, — каждый из которых отражался в зеркалах у дальней стены комнаты, усиливая эффект помпезности.
Новогодняя гостиная, разрывавшаяся от тепла и счастья, стала настоящим островком уюта, откуда немедленно захотелось сбежать.
Гермиона могла попытаться снова влиться в старую компанию, но они не нуждались в ней на самом деле. Другой человек в нескольких милях отсюда жаждал её увидеть — увидеть такой, какая она есть. Ему не нужно было перекрашивать битую вазу, чтобы спрятать неумелую склейку, — он наслаждался неаккуратными стыками, нежно обводил каждый её шов, потому что и сам был заново собран по кусочкам.
Мы существуем только ночью, только в номере 108.
Приезжай в отель, наш отель.
И я знаю, ты станешь слабой, когда я позвоню ночью.
Приезжай в отель, наш отель.
Будучи всё ещё умной и рассудительной, она просчитала наперёд все возможные исходы. Гарри начал бы докапываться до каждой морщинки в попытке их разгладить, Джинни бы потащила её танцевать, посчитав, что поток музыки и глупые движения — решение всех проблем, Рон бы, скорее всего, тактично передал им инициативу, а Молли с Артуром точно бы посмотрели на неё с неприкрытой жалостью. Только Джордж остался бы в стороне, отвлекая любопытного Тедди.
С неё довольно этого веселья.
Гермиона смогла ускользнуть без лишних проблем и, лишь сев в первое попавшееся такси, осознала, каким сумасшедшим, должно быть, был её поступок.
Грейнджер неслась к Малфою в отель, пока все люди на Земле с замиранием сердца следили за стрелками часов и открывали шампанское. Это, безусловно, было преувеличением, и где-то на их маленьком шаре уже наступил новый день, но сейчас ей казалось, что она единственный безумец в целом мире, осмелившийся броситься под локомотив непрошеных чувств.
Не жалей ни о чём до утра.
Куда ты идёшь, когда я сплю?
Пожалуйста, ничего не говори.
Тебе нужно уйти, я останусь в кровати.
Небо меняет свой цвет,
А я жду.
Всю дорогу Гермиона напряжённо следила за вереницей огней, расплывающихся перед глазами. Её водителем оказался тихий мужчина за пятьдесят, и в другое время, будучи свободной от собственных оков, она бы непременно поинтересовалась, что заставило его работать в праздничную ночь. Сейчас же она лишь мысленно поблагодарила его за молчание.
Они встали в пробку, когда часы наконец-то пробили двенадцать. Радость тут же наполнила воздух, как музыка оркестровую яму, стоило десяткам автомобилистов вокруг начать сигналить, излучая свет фар и хаос звуков. Грейнджер мельком рассматривала счастливых водителей и их пассажиров. Среди них были целые семьи, которые, по всей видимости, уже опоздали на торжество, и влюблённые парочки, которые выбрались из машин, чтобы поцеловаться под открытым небом. Она думала только о том, что приняла правильное решение, уехав подальше от людей, которые непременно бы заставили её так же глупо восторгаться по совершенно неясной причине.
— Включить радио?
Она отвлеклась на прокуренный голос таксиста и покачала головой.
Ты знаешь, что я лгу, когда говорю: «Я ничего не чувствую!»
На улице становится светло, и я возвращаюсь без тебя.
Девушка на ресепшене даже не обернулась, когда Гермиона на всех парах влетела в до боли знакомый холл. У неё давно закрались подозрения, что Драко выкупил для них этот номер. Иначе она просто не могла объяснить, почему им постоянно доставалась именно эта комната.
Такое вложение даже имело смысл, ведь номер 108 располагался вдали от остальных и их с Малфоем стоны были не так слышны, как могли бы быть, находись они недалеко от лифта или вплотную к другим комнатам.
Грейнджер пересекла коридор и постаралась проигнорировать панический стук собственного сердца, которое оставляло на её грудной клетке синяки, умоляя выпустить его на волю.
Она храбро сжала губы и постучала.
Пару секунд стояла изнуряющая тишина, и Гермиона успела испугаться, что на этот раз он не появится.
Вскоре послышался успокаивающий шорох его ботинок, а затем дверь распахнулась, впуская в коридор совершенно лишний свет.
— Привет.
Ухмылка Малфоя была настолько острой, что моментально разрезала ей сухожилия. Колени подкосились, но Грейнджер смогла вовремя взять эмоции под контроль.
— Привет, — получилось хрипло.
Во время их встреч он всегда выглядел обворожительно — идеально подогнанные брюки, выглаженные рубашки, пиджаки, которые стоили как всё это здание, но сегодня Драко превзошёл самого себя.
Гермиона надела для вечеринки атласное чёрное платье на тонких бретельках, решив, что, если утяжелит чёрную ткань чем-то ещё, все догадаются о её трауре, но Драко... Драко скрыл свой внутренний мрак за ярко-красным костюмом.
Поверх чёрной водолазки этот цвет казался одновременно глубоким и кричащим, как свежая кровь на снегу, как красная Луна на пике своей мощи. Грейнджер не терпелось провести руками по этой манящей ткани, подцепить коготками лацканы приталенного пиджака.
В этой одежде он совсем не напоминал Санта Клауса, скорее Люцифера в своём лучшем праздничном обличье.
— Зайдёшь?
Только в самом начале в его голосе слышались насмешка и ненавязчивый флирт, затем Малфой надевал свою непроницаемую маску искусителя, в щелях которой блестели его налитые расплавленным серебром глаза.
— Да.
Гермиона не понимала, откуда в ней взялась странная неловкость. Это была не первая их ночь, даже не десятая, но сегодня она снова ощущала себя беззащитной девушкой в лапах голодного хищника.
Только она не Белль, и её зверь никогда не превратится в прекрасного принца.
Мы существуем только ночью, только в номере 108.
Приезжай в отель, наш отель.
И я знаю, ты станешь слабой, когда я позвоню ночью.
Приезжай в отель, наш отель.
В комнате практически ничего не изменилось. Она осмотрела портьеры, окна с квадратными деревянными ставнями и небольшие сугробы за мутным стеклом, затем остановила взгляд на рабочем столе, на котором работники отеля разместили до смешного маленькую искусственную ёлку.
Если бы в мире существовала идеальная иллюстрация её новогоднего настроения, то это была бы крошечная ёлка в просторном номере отеля с почасовой оплатой.
— Мило, правда?
Гермиона обернулась и застыла, наблюдая, как Драко отталкивается от стены, не вынимая рук из карманов брюк.
Он оказался вплотную к ней уже через несколько шагов, но было ощущение, что прошло гораздо больше времени. Страх умел растягивать минуты лучше любой волшебной палочки.
— Мило, — тихо согласилась Грейнджер.
— Разве тебе не нужно быть с друзьями? — Он коснулся её лица пальцами правой руки, его перстни ненадолго охладили горящие румянцем щёки.
Драко осторожно заправил за ухо прядь, и её дыхание оборвалось, словно одного прикосновения было достаточно, чтобы высосать из неё жизнь.
— Им хорошо без меня. — К удивлению, в голосе не промелькнуло обиды. Это была сухая констатация факта.
Им было хорошо без пессимистичной подруги, таскающей за собой чемодан со скверным прошлым. Каждый из них предпочёл выбросить его, словно ненужный хлам, а она продолжала скрипеть колёсиками.
— Как это возможно? — Малфой говорил всё ниже и ниже, каждый новый звук падал как минимум на тон, прибивая её ноги к полу.
У Гермионы был ответ на этот вопрос, но она предпочла безразлично пожать плечами. Хотелось, чтобы Драко сам продолжил беседу, иначе она точно скажет что-то, о чём потом пожалеет.
— Я впервые не чувствую себя разбитым, — признался он. — Не знаю, что изменилось, но, когда я ехал к тебе, я осознал, что не одинок.
Это были лишние слова, лишние эмоции, потому что после этого она окончательно спятит. Нельзя давать такие громкие обещания, даже между строк, даже завуалированно. Она была чересчур умна, чтобы не разгадать такой простой шифр.
— Не надо.
— Что не надо?
Драко притворялся, что не понимал сути её протеста.
— Мы просто занимаемся сексом, — выдавила Грейнджер, чувствуя, как слова царапают горло.
— О нет, — с выдохом произнёс он. — Это не просто секс.
После этого губы обожгло раскалённым горечью поцелуем. Драко бесцеремонно наклонил её голову и впился в губы, как голодный вампир. Стон вырвался из неё автоматически: Гермиона даже не сообразила, что начинает цепляться за его плечи, чтобы удержать себя в вертикальном положении.
Его язык двигался вдоль ровного ряда её зубов, пока не прорвался внутрь, упиваясь покорностью, с которой Грейнджер принимала его.
Они просто целовались, но создавалось ощущение, что он трахает её языком, вонзаясь в рот максимально глубоко и периодически прикусывая аккуратно накрашенные губы.
В какой-то момент её дрожащие из-за возбуждения руки начали стягивать с него пиджак. Красное пятно на фоне синего ковролина растеклось прямо за спиной Малфоя.
Он подхватил и практически бросил Гермиону на кровать, смотря на девушку, как на главное блюдо на праздничном столе.
— Пожалуйста, — проскулила она, неосознанно раздвигая перед ним ноги.
— Так мило, Грейнджер, — глубоким тембром оценил Драко. — Только посмотри, до чего я тебя довёл.
Неплохо было бы возразить и показать свой упрямый характер, но она намокла от его слов ещё больше, чувствуя разливающуюся по венам беспомощность вместе с жаром от предвкушения его скорых прикосновений.
Он правда её довёл. Было смешно вспоминать, как в их первый раз она умудрялась строить из себя недотрогу, мечтая при этом оказаться связанной и брошенной в пропасть чистого адреналина.
Малфой нарочито медленно расстёгивал чёрный ремень и снимал ярко-красные брюки. Когда он добрался до водолазки, у Гермионы закружилась голова от желания вновь увидеть его мускулистый торс. Мышцы выступали сквозь бледную кожу и старые шрамы; его фигура была в меру жилистой и вытянутой — идеальная работа античного скульптора.
— Хочу разорвать твоё тонкое платье, — признался он и навис над Грейнджер, пронизывая её электричеством даже на таком небольшом расстоянии. — Но оно такое красивое.
Малфой часто так делал. Говорил комплименты, но маскировал их в мелочах, словно прятал под матрасом драгоценности. Она прекрасно знала, что они там, но всегда подыгрывала.
В подобные моменты казалось, что ему стоит лишь раз укусить её мягкую кожу — и она разорвётся от тысячи ударов тока, которые пройдут прямо через её позвоночник.
Подняв подол платья почти до подбородка, Драко замер, ожидая дальнейших слов Гермионы. Он должен был заметить, что из белья на ней лишь кружевные трусики, но словно специально не опускал глаза.
— Коснись меня, — попросила Грейнджер, и от его хитрой улыбки тело покрылось мурашками.
— Так?
Драко оставил невинный поцелуй на её шее, затем на ключице, и это настолько отличалось от его обычных действий, что спираль внутри мгновенно закрутилась в тугой морской узел, который Гермиона никогда бы не смогла развязать без его помощи.
— Нет, — хныкала она, пока Малфой спускался влажной дорожкой к её груди и обдувал горячим воздухом острые пики. — Не так.
— А как?
Сама невинность.
Драко начал лизать её правый сосок совсем осторожно, и она подтянула ноги, испугавшись из-за количества судорог, охвативших её слабые от волнения ноги. Она требовательно сжала его волосы в кулак, но вместо того, чтобы остановиться, Малфой всосал возбуждённый бугорок в свой горячий умелый рот.
— Драко!
Он проигнорировал её крики и положил левую руку на другую грудь. Сосок попал в тиски его длинных пальцев, и Малфой перекатил его между подушечек медленно и вдумчиво, вторя движениям своих губ.
— Пожалуйста, — простонала Гермиона и резко откинула голову на подушки.
Звёздное небо под веками развернулось на сто восемьдесят градусов, и Грейнджер почувствовала себя настоящим космонавтом в невесомости. Ей сильно повезло, что она лежала, потому что с такой потерей ориентира она бы мгновенно упала.
— Я дам тебе шанс, Грейнджер. — Малфой внезапно остановил сладкую пытку, позволяя ей отдышаться. — Скажи, что ты хочешь.
— Возьми меня, — взмолилась она, а бёдра упёрлись влагой в его налитую кровью плоть. — Ты мне нужен... Драко...
Малфой дал ей немного потереться о свой член, затем отстранился и, стянув боксеры, откинул их куда-то в сторону. Послышался треск разорванных трусиков, и она встретилась с его туманным ядовитым взглядом.
— Проверим, настолько ты готова?
Гермиона не успела даже кивнуть, но ей и не нужно было. Он говорил, приказывал, управлял, а она подчинялась и падала в бесконечность, где мечтала забыться и отпустить себя полностью. Их отношения любой бы назвал больными и сложными, но на самом деле не было ничего проще, чем отдаваться ему в этом тихом отеле без мыслей о будущем и громких слов о настоящем.
Драко вошёл в неё полностью и, задев ту самую точку внутри, повращал бёдрами, подготавливая её к новому проникновению.
— Ты так сжала меня. — Его потрясающие серые глаза закатились от нахлынувших ощущений. — Блять.
Он почти сразу же вышел, чтобы без промедления толкнуться снова, и её жар обхватил его ещё сильнее в жалких попытках удержать.
У Малфоя были свои планы, и он отказывался брать паузу. Он двигался жёстко, порываясь сломать Гермиону пополам и, если бы она не была настолько мокрой, ей бы точно стало больно от его безжалостных толчков.
— Драко! — вскрикнула Грейнджер и вцепилась руками в его широкую спину. — Чёрт!
Её ногти оставляли следы на его лопатках, а в Драко лишь больше разгоралась страсть от шипящей боли.
Он зарычал, погружаясь в неё немного иначе, вынуждая приподниматься навстречу его упругому телу. Мокрые звуки вместе с отрывистыми стонами заполняли всю комнату, будто стеклянный сосуд. Гермиона ждала момента, когда от криков этот сосуд наконец лопнет и выпустит наружу туман их лихорадочного возбуждения.
Грейнджер прикрыла глаза от нового угла проникновения, а когда открыла их, его руки уже держали изголовье над её головой.
Малфой выглядел великолепно, ослепительно прекрасно, даже не прикасаясь к ней. Они стали единым целым, существуя в сумасшедшем ритме, который подходил только им двоим.
— Потрогай себя. — Драко не сбавлял темпа, трахая её с изящной жестокостью, практически полностью утопая в её глубине.
Её не слушались собственные руки, но через несколько мгновений она всё-таки смогла найти прыгающую в такт его резким движениям грудь.
Она начала пощипывать соски, желая получить немного его похвалы, немного одобрения. Ей нравилось, что Малфой брал её как хотел, не менялся, не притворялся. Всё, что он делал, было искренним, как и его редкие комплименты.
— Вот так, детка. — Он запрокинул голову, будто не мог вынести открывшейся перед ним сцены. — Ты великолепна, — хрипло похвалил Драко, и она простонала его имя, чувствуя как сгорает от желания кончить с ним. Для него.
— Прошу! Мне нужно! Драко!
— Я знаю.
Он упёрся локтём в кровать возле её плеча и жадно впился в шею. Боль прошла насквозь, будто свинцовая пуля, и Гермиона разодрала его спину в кровь.
Кожа Малфоя должна была гореть от глубоких царапин, но ему нравилось.
Она знала, что ему нравилось.
— Не могу, — куда-то в пустоту пробормотал Драко и уложил её на живот одним движением натренированных рук.
Он посмотрел на её выпяченную вперёд задницу и вонзил в неё острые зубы.
Грейнджер задрожала, стойко сдерживая себя.
— Сейчас ты кончишь, — пообещал Малфой, и Гермиона подумала, что долго не протянет, если он продолжит говорить с ней таким властным тоном.
Медленно толкнувшись, Драко замер, выдыхая через нос. Он сам был на грани, но хотел довести их обоих до полной потери сознания, ведь оно приносило им одни только муки.
Грейнджер сжала в кулак простыни и вскрикнула от первого шлепка их тел.
Малфой неустанно скользил руками по ней, оставляя синяки в форме своих платиновых перстней, не жалея напора и сил, пока член снова и снова заполнял её распирающей тяжестью.
Гермиона чувствовала себя принадлежащей ему, а не собственной тьме, унесённой прочь из реальности. Только Драко давал ей эти сладостные ощущения. Только он понимал, в чём она нуждается.
— Я близко! Я очень близко! — кричала Гермиона так громко, будто боялась, что он может её не услышать.
— Давай, Гермиона, — почти ласково шептал он. — Кончи на мой член.
Грейнджер всегда беспрекословно исполняла его просьбы. Она покорно содрогнулась под ним, пропуская через себя волны возбуждения и чувствуя его жгучее освобождение.
Их номер разлетелся на куски под пеленой наслаждения, и Гермиона прикрыла глаза, устало падая на матрас.
— Ты моя, — едва слышно добавил он, перекатываясь на спину.
Грейнджер сразу же попыталась выкинуть его тёплые слова из головы, но было уже слишком поздно.
Второе признание за вечер — и пазл в её голове окончательно сложился. Она внезапно увидела полную картину происходящего; картину, которую так отчаянно скрывала от себя всеми возможными способами.
Гермиона наполнилась его непрошеной, но такой желанной заботой, его крепким телом, которое дарило ей столько опасного счастья, и всем им целиком — таким же непохожим на остальных, как и она сама.
Впервые после оргазма Грейнджер не хотела сразу же проваливаться в сон.
Подкравшись вплотную к вздымающейся груди, она произнесла так тихо, как могла:
— Не уходи.
Мы существуем только ночью, только в номере 108.
Приезжай в отель, наш отель.
И я знаю, ты станешь слабой, когда я позвоню ночью.
Приезжай в отель, наш отель.
Наш отель...
Рассвет с неизменной любезностью напоминал ей о бурной, болезненной ночи. Ноги с трудом шевелились, а веки словно намертво прилипали к глазам.
Гермиона слепо провела руками по кровати в поисках одеяла, чтобы накрыть себя им с головой. Одеялом, которое ещё пахло ими и было тёмным, как её желания, а не светлым, как надоедливое солнце, пробивающееся через портьеры.
Левая рука уткнулась во что-то жёсткое и тёплое, и Грейнджер распахнула глаза, практически задохнувшись от своих подозрений.
— С Новым годом, — произнёс Драко с ленивой улыбкой на лице.
Он не ушёл.