Чистота

     Наконец-то приведя себя в надлежащий вид, Гермиона вышла из комнаты и спустилась в гостиную. Тео сидел на красном бархатном диване с какой-то книгой в руках.

— Что читаешь?

     От неожиданности Теодор дёрнулся и выронил книгу, от чего та упала на пол, покрытый ковром с длинным ворсом, с глухим стуком.

— Я знал, что ты умеешь пугать людей, Грейнджер, — он поговорил это каким-то строгим тоном, но улыбка, появившаяся на его лице, когда он повернулся к гриффиндорке, говорила о несерьёзности его слов, — но не настолько, чтобы у них случался инфаркт, — Гермиона залилась смехом, подумав о том, что если пойдёт на бал с Тео, то не пожалеет об упущенном времени.
— Ох, бедненький Теодорчик! Его испугала злая тётя Гермиона!
— Хватит, Герм! Не до шуток же! — но в тот же миг слизеринец фыркнул и сам засмеялся от сложившейся ситуации.

     Всё ещё хихикая, Гермиона вышла из гриффиндорской гостиной, подождав Тео, а потом они вместе отправились на урок. Зайдя в класс, Гермиона не поняла почему так напряглась, почувствовав тревогу, но вскоре причина была найдена. Драко, чёрт подери, Малфой сидел и мило беседовал с Асторией Гринграсс. «Отлично! — подумала Гермиона, — теперь я хотя бы уже точно не почувствую вину, идя на бал с Тео. Пусть Малфой прётся на этот Бал с Григрасс, если ему так хочется!» Приняв окончательное решение, гриффиндорка подошла к парте Теодора.

— Тео, разрешишь мне работать с тобой в паре?

     Нотт бросил взгляд на залившуюся смехом Асторию, потом на Гермиону, у которой при звуках смеха Малфоя и его соседки увидел в глазах отвращение, смешанное с обидой, и кивнул, освободив ей место рядом. Гермиона ласково улыбнулась брюнету, приготовилась к уроку, а потом демонстративно отвернувшись от второго и первого ряда, на котором сидел Драко, решила завести разговор с Теодором. Беседа, конечно, как понимал Нотт, не имела определённого смысла, но нужна была Гермионе, чтобы отвлечься, поэтому он старался вести её как можно непринуждённее. Попытка была удачной, так как вскоре Гермиона уже смеялась над его шутками, не обращая внимания на парочку сзади, которая явно была гриффиндорке неприятна. Когда прозвенел звонок на урок, Гермиона и Теодор уже забыли о неприятном начале дня, погрузившись в работу по варке зелья. Слизнорт сегодня сказал, чтобы они разделись на пары, что очень быстро получилось, так как все разбились по интересам, а потом приступили к Зелью Правды. Так как Гермиона всегда отлично знала темы, а Теодор был в числе лучших учеников курса, то им не составило труда сначала описать зелье на 10 дюймов свитка, заранее выписав ингредиенты для приготовления. Веритисариум готовилось не один день, так как было сложным, поэтому гриффиндорка и слизеринец договорились встретиться в библиотеке после обеда.

     Когда последний урок у Гермионы, а именно Травология, закончился, она заспешила на обед, так как уже проголодалась из-за неполноценности завтрака. У главного входа в школу её ждал Нотт, и они вместе пошли в Большой Зал. Там было шумно и людно. Видимо, все ученики обсуждали уроки, а первокурсники делились впечатлениями о первом учебном дне. Подойдя к столу Гриффиндора, Грейнджер села рядом с Джинни, а потом вздрогнула, когда повернулась в противоположную сторону от рыжеволосой подруги. Там сидел Теодор. Теодор. Сидел. За. Столом. Гриффиндора. Теодор-мать-его-Нотт сидел за столом Гриффиндора и мирно уплетал картофельное пюре и тушёные овощи, не обращая внимания на косые взгляды представителей львиного факультета. Поймав её взгляд, слизеринец улыбнулся, а Гермиона, увидев смеющиеся искорки в его глазах, немного отошла от шока, почувствовав накрывшее её тепло.

— Я знала, что ты умеешь пугать людей, Нотт, но не настолько, чтобы у них случался инфаркт.
— Хей, это моя фраза!
— Ну и что?
— Ну и то!
— Что то?
— То, что то!
— То, что?
— То, что то, то что!
— Что?! — а вот последнее выкрикнула Джинни, совсем запутавшись и устав наблюдать за их перепалкой. На самом деле, она не запуталась, а просто ничего не понимала. А эти двое, остановившись, звонко засмеялись, поняв, что спорили ни о чём вообще-то.
— Уф, Джинни, спасибо, что остановила. Я даже не представляю, сколько это могло бы продолжаться. Мы с Гермионой спорим до потери пульса.
— Ты назвал меня... Джинни?
— Эм, ну, да. У тебя проблемы со слухом?
— Нет, я вполне здорова. Просто... ты же... слизеринец.
— Ну и что? Я слизеринец, Гермиона гриффиндорка, но мы дружим. Мы начали общаться ещё даже тогда, когда не выяснилась принадлежность Гермионы к древнему роду.
— Правда? Интересно, Гермиона, а почему ты нам об этом не рассказывала? — произнёс Гарри, который только что подошёл и сел напротив Джинни.
— Ну, я... просто я тогда боялась вашей реакции. Ведь тогда, когда мы все были преданы стереотипам о том, что мир разделяется на чёрное и белое, не жаловали слизеринцев, считая из уродами, мразями, тварями, полными идиотами, неучами...
— Я думаю, что достаточно этих слов, Гермиона, чтоб понять, как вы к нам относились.
— Хм, а где благодарность? Я же там много рассказала тебе о... тебе.

     И они снова громко засмеялись. На короткий миг, Гермиона будто бы вернулась в прошлое, когда она, Гарри и Рон сидели за столом и смеялись над шуткам друг друга. А сейчас... Она огляделась вокруг. Рон сидел на другом конце стола и что-то пихал в себя, пытаясь всё съесть одновременно. Рядом с ним, тоже что-то уплетая в чуть меньших количествах, сидела Лаванда. Она иногда наклонялась к Рону, скорее всего шепча какую-то чушь про любовь, платья, макияж, а может просто делясь сплетнями.

     Да... А сейчас вместо Рона с ними был слизеринец, который, кстати говоря, отлично вписался в компанию. Но, может это к лучшему. С переменами понимаешь, что детство уже прошло, а значит, пора вырасти, стать серьёзным и ответственным. Но в этот момент, Гермионе этого не хотелось. Именно поэтому она с счастливой улыбкой накладывала себе тушёных овощей, как у Тео, весело поддерживая разговор с друзьями. И совсем не замечала злобного взгляда со стороны Слизерина, направленного на неё и Нотта. И что? Она обратила внимание на то, что Теодор нежно обнял её, поэтому ей было некогда следить за глазами Малфоя, метающими молнии. Закончив с обедом, Грейнджер и Нотт направились прямиком в библиотеку, всё ещё посмеиваясь над Гарри, который узнав о том, что Гермиона отлично умеет летать на метле, поперхнулся, а тыквенный сок вылился у него прямо из носа. А гриффиндорка, сжалившись, пообещала, что полетает с ним как-нибудь.

— Что ж, Грейндж, твои друзья оказались не такими плохими, как я представлял. На самом деле, они вообще такие, как я думал. Гарри оказался интересным и смешным, а Джинни... ну, как бы это сказать помягче...
— Не воняет, да? — Гермиона засмеялась, — Вы совершенно нас не знаете. Все думают, что Гриффиндор олицетворяет сплошное безрассудство. Но это не так. Мы энергия, смех, гордость, нравственность, храбрость. Но мы все очень разные. Одинаковых гриффиндорцев нет, потому мы такие дружные, как бы не казалось, что всё должно быть наоборот. Это слизеринцы — холодные и неприступные, почти все. А мы темпераменты и вспыльчивы, это наша самая отличительная черта после храброго, как не было обидно это говорить, безрассудства, которое в нашей крови.
— Что ж, моё представление о вашем факультете поменялось на корню. И знаешь, что? — Он схватил её мягко за плечи, заставив остановиться вместе с ним посередине коридора,—Мне нравится твой факультет. А ещё...

     Он наклонился, и до того, как Гермиона поняла, что он делает, Тео коснулся её губ своими. И она таяла. Таяла, потому что ей было тепло. Ей было приятно. И сладкая истома прошла по её телу, останавливаясь внизу живота, где должны были порхать бабочки. Но если у всех бабочки порхали, то у неё они, наверно, просто носились. Потому что её сердце заходилось в бешеном ритме, ударяясь о грудную клетку, сталкиваясь с сердцем Тео, которое стучало так же бешено, как и её. Оторвавшись друг от друга, они глубоко задышали, потому что им перестало хватать воздуха, но объятий не расцепили.
— ... мне нравишься ты.

Щёки Гермионы залились краской, и чтобы Тео не видел, что она смущена, гриффиндорка уткнулась носом в его твёрдую грудь.

— Гермиона? Что-то не так? Я... сделал тебе больно? Если так, то... Гермиона? Ты смеёшься? Гермиона?
— Тео, ты такой милый, когда заботишься обо мне, переживаешь, что вгоняешь меня в краску. Тео... ты не причиняешь мне боль... просто... Тео... я... — и тут она заплакала. Заплакала, как маленькая, смешно шмыгая носом. Но вскоре взяла себя в руки и твёрдо проговорила. — Тео, я уже давно хотела сказать, что ты нравишься мне. Но я не могу быть с тобой, потому что наши с Малфоем родители решили всё за нас. Мы ведь помолвлены, помнишь? Ты же ведь был на этом глупом балу, на котором наши с ним родители всё сказали. У меня, как и Малфоя, нет выбора. Либо так, либо... отречение.

     Проговорив это, Гермиона подняла свои глаза, полные не пролитых слёз, посмотрев в каре-зелёные глаза Теодора, в которых, при лучшем рассмотрении, были заметны жёлто-серые вкрапления.

— Я прекрасно помню это, Гермиона. Именно поэтому и сказал, признался в своих чувствах. Потому что... я должен быть с Асторией Гринграсс. На Рождество. Наш с тобой любимый праздник. Я лишь хочу, чтобы ты отпустила меня, тогда я отпущу тебя, смирившись.
— Тео, я... Возможно, я ещё пожалею о своих словах, но... Давай будем любовниками?
— Гермиона? Ты предлагаешь мне... изменять Дафне?
— Если ты не хочешь, Тео, я не могу заставить тебя это сделать...
— На самом деле, мне нравится эта идея, но что будет потом? Расставаться будет тяжелее.
— Я не хочу думать о будущем, Тео. Я хочу думать о настоящем, в котором я стою в объятиях любимого и дорогого мне человека, предлагая ему стать моим любовником, соглашаясь на то, что я сама буду любовницей.
— Тогда, я тоже не стану гадать. Давай жить только настоящим, Гермиона?
— Давай жить только настоящим, Тео.