Вновь.
Драко встал с кровати через четыре дня, он мечтал умереть все это время и он знал, что никто не поможет ему.
Солнце пробиралось через шторы на окнах прямо к кровати гермионы, она потинулась и простонала про себя.
- Какое чудесное утро. Гермиона встала с кровати и отправилась делать свои повседневные дела, личная гигиена в ванной комнате, уборка в спальне и сборы на уроки.
Она заметила, что Теодор и малфой не появлялись в школе уже неделю и это пугало её, она знала что Драко пожиратель, но боялась за Теодора и с каких бы пор?
Удивление гермионы было беспредельным, она то бежала сломя голову на парные уроки со слизерином, то вообще не приходила на них, боясь увидеть его, того кто занял место в её голове. К Теодору она относилась как к брату, которого очень сильно любила, даже больше чем брата, не смотря на его поступки, а Малфой последнее время вёл себя с гермионой немного странно, то откроет ей дверь, то не отрываясь смотрит на неё в большой зале за трапезой, то часто ловил её в библиотеке и мешал заниматься там в полном одиночестве.
Ей казалось все таким странным и не ясным, что в какой то момент она серьёзно подумала, что он в неё влюбился, она посмеялась про себя и махнула рукой, да быть такого не может, чтобы САМ Драко Малфой влюбился в грязнокровку.
Мысли путались в голове гермионы пока она шла на занятие по трансфегурации и по дороге услышала краем уха до боли знакомый голос.
- Ну пенс ты же знаешь что Драко не здоровиться, так что тебе лучше не ходить к нему сейчас.
- Я хочу увидеть его Тео, ты не понимаешь, если я не приду к нему, он совсем меня разлюбит и уйдёт к своей чёртовой фригидной суки, про которую он уже все уши прожужал. Голос пенси был ужасно противным и резал слух кажется не только гермионе.
- Да нет, ты что такого говоришь, глупышка, никто тебя не разлюбит, а это фригидная сука, вообще то моя пенс, так что она ему не достанется, не переживай. Голос Теодора был слишком радостным и странным.
Такое ощущение что гермиона знала про кого они говорят, но точно не хотела чтобы это все подтвердилось, поэтому она молча продолжала идти до кабинета, уже с пустой головой на плечах.
Урок прошёл так же как и обычно,
Макгонагал отчитала пару слизеринцов и конечно же Поттера, после уроков гермиона опять исчезла из поле зрения всех учеников и даже не пошла на обед с друзьями, лишь бы не получить правду о том разговоре прямо в лицо, но больше её пугало то, что малфой все же как казалось ей влюбился в неё.
Вечером гермиона патрулировала одна, Теодора не было в гостиной старост и она решила не ждать его, а ушла одна. Идя по тёмному коридору, мысли путались и сливались в одно целое, гермионе хотелось смеяться и плакать, кричать и молчать, она незнала, чего она хотела на самом деле, просто вся эта информация казалась ей такой глупой.
Малфой шёл по тёмному коридору.
Мысли казались несуразными, он думал то о гермионе, то о Теодор который мог навредить ей. Последнее время Малфой начал чувствовать к гермионе странное тепло, которое чувствовал только к Нарциссе, пока она ещё была жива.
Завернув за угол малфой увидел вдали маленькое приближаюшее тело и сразу понял что это была грейнджер. Она смотрела в пол и делала маленькие, но быстрее шаги, локоны волос спали на плечи и лицо было серьёзным, сморщеный нос, как он и любил, какой он её и любил.
Она начала нравится ему ещё тогда, когда ударила его в нос на третьем курсе, после этого он начал смотреть на неё по другому, как будто она вправила ему глаза на место и он больше не считал её грязнокровкой.
Часто смотрел на неё в большом зале или на совместных уроках, наблюдал как она задумывалась, как разговаривала с друзьями, как улыбалась и нервничала, как поднимала руку и хотела ответить, он замечал в ней все, от маленьких привычек до громкого тона, он даже научился различать тональности в которых она говорила, когда она нервничала её голос дрожал и становился тихим, когда злилась то начинала кричать и тыкать своим маленьким пальчиком, когда смеялась, то её смех был звонок и нежен как первый поцелуй любимой девушки, когда она была растерянна
То металась из угла в угол и краснела, он замечал в ней все, абсолютно все, что не мог заметить Теодор.